Принцесса вандалов

Разумеется, об отъезде королевы не могло быть и речи. Но Анна Австрийская понимала и была согласна, что такое положение вещей не могло и не должно было продлиться. Она призвала к себе Марию-Терезию и Генриетту, а после разговора с ними и Лавальер. Лавальер королева-мать просто напросто выгнала из дворца, поскольку не желала, так же как и ее невестки, оставлять при дворе это яблоко раздора.

Король в это время на сутки уехал, и бедная Луиза не могла призвать его к себе на помощь. Она укрылась в монастыре кармелиток в Шайо, никому не сказав ни слова. Между Тюильри и монастырем расстояние не так уж и велико, особенно если тебе всего двадцать лет, и Луиза де Лавальер прошла его пешком темной ночью. Она догадалась, что один из гвардейцев охраны узнал ее и следует за ней на расстоянии. Увидев, что девушка благополучно скрылась за воротами монастыря, и успокоившись относительно ее участи, гвардеец помчался в Пале-Рояль, дождался возвращения короля и сообщил ему все, что видел.

Последствия не заставили себя долго ждать. Его Величество охватил воистину королевский гнев. Недолгое время подумав, он отправился к невестке и застал ее в обществе герцогини де Шатильон и модистки. Принцесса часто пользовалась советами Изабель, обладавшей безупречным вкусом. Времяпрепровождение было одно из любимых, и все три дамы не грустили. Король издалека услышал их веселый смех. Но когда он появился на пороге, никто уже не смеялся. Догадаться, о чем пойдет речь, не составляло труда. Изабель собралась тактично покинуть комнату.

— Останьтесь, герцогиня! Вы не будете лишней, потому что полагаю, вы знаете, что произошло позавчера в покоях моей матери, равно как о жестокости, проявленной к мадемуазель де Лавальер. Говорят, что у Мадам нет от вас секретов.

— Но августейшая ваша мать может иметь секреты и…

— Останьтесь, Бабель, — распорядилась принцесса. — Я уверена, речь пойдет о мадемуазель де Лавальер, так что какие тут могут быть секреты? Мне больше не нравится, как она мне служит, и я отказалась от ее услуг, это мое право.

— И отказаться от них вы сочли нужным в покоях моей матери и в присутствии королевы?

— Вы плохо осведомлены, государь, — ответила Генриетта с ледяной улыбкой. — Меня призвала к себе королева-мать, выслушав горестную жалобу своей невестки.

— Жалобу? Вы меня удивляете! Королева никогда не жалуется. Она святая!

— Или сделана из того самого дерева, из которого их вырезают! Во всяком случае, до ореола еще далеко! Но даже святой может показаться недостойным положение, когда нежно любимый супруг изгоняет ее из своего сердца и помещает туда не блещущую никакими достоинствами девицу! И если король желает знать, где теперь эта девица, то никто из нас троих понятия об этом не имеет!

— В монастыре в Шайо! Наилучшем месте для обретения душевного спокойствия. Откуда я намереваюсь ее забрать как можно скорее и как можно незаметнее.

— И куда отвезти? Да будет со снисхождением встречено мое любопытство…

— К вам, дорогая невестка! Она же ваша фрейлина, ваше почетное окружение!

— Не вижу почета в том, чтобы она мне прислуживала! Осмелюсь напомнить королю, что я ее выгнала! — резко бросила Мадам. Гнев ее возрастал с каждой секундой. — И если король мне отказывает в праве — мне, дочери короля и сестре короля! — в праве выбирать, кто мне будет служить, я требую немедленного возвращения к брату! Ко мне на родину, где никто не посмеет оскорблять меня так, как оскорбляете вы!

— Вот что я вам скажу, дорогая моя сестричка…

Почувствовав, что король поведет разговор обидным для гордости Мадам образом, Изабель поспешила удалиться. И удалилась бесшумно, на цыпочках. Мадам никогда не простит ей присутствия, если вдруг почувствует себя в разговоре с королем задетой и униженной. Такие разговоры должны вестись наедине. Зная, насколько близка была Генриетта королю — ближе быть невозможно! — можно было предположить, что в пылу словесной битвы они могут дойти до обличающей их откровенности, а в таких случаях свидетелей не прощают.

Вернувшись к себе в комнату, Изабель задумалась, не уехать ли ей в Мелло — вот уже много месяцев она не видела свой любимый прелестный замок. Жизнь двора со всеми ее хитросплетениями забирала все ее время, поглощала целиком, и дни мелькали так быстро, что и смену времен года трудно было заметить. В Мелло к тому же она могла бы видеться с принцем… Он жил в Шантийи, где затеял множество обновлений, предполагая в благоприятный сезон принять у себя короля и его двор с пышностью, достойной дома Конде.

В ее отношениях с де Конде время многое изменило. Вспышки страсти, которые толкали их друг к другу, сплетая почти что в звериных объятиях, утихли, одарив их радостью взаимного доверия и нежности, какой Изабель никогда не ожидала от своего принца. Вера принца в свою возлюбленную, которую она никогда не обманула, сделала свое дело. Странная болезнь, от которой Людовик страдал в юности, снова стала к нему возвращаться, но его сестра, герцогиня де Лонгвиль, ставшая после всех своих опасных авантюр необыкновенно набожной, хоть и приезжала порой пожить к брату, не обращала на нее никакого внимания. Она была устремлена к небесам и все земное отныне считала пустяками. Супругу принц по-прежнему не выносил, и она жила то в одном замке, то в другом, но всегда там, где не было мужа. Она больше не виделась с сыном, который жил теперь с отцом и вскоре должен был жениться на принцессе Анне Баварской. А у Клер-Клеманс появились немалые странности, говорящие о том, что Людовик де Конде не был так уж не прав, опасаясь дурной наследственности по линии ее сумасшедшей матери.

Хорошенько подумав, Изабель твердо решила отправиться в Мелло и, когда просила разрешения на отъезд у Мадам, пригласила с собой и ее, чтобы Генриетта немного развеялась.

— Я бы поехала с радостью, — ответила ей принцесса. — Но сейчас это невозможно. Король, желая облегчить возвращение своей любовницы, решил переехать вместе с двором в Сен-Жермен.

— Но ваше высочество не обязано за ним следовать.

— Обязана… Его Величество этого пожелал. Мы непременно должны видеться, тем более что я вынуждена была согласиться и оставить Лавальер среди моих фрейлин.

— Не может этого быть!

— Может. Как вы знаете, Новый замок, который отведен для семьи герцога Орлеанского, располагается неподалеку от Старого замка. Их разделяет только небольшой парк. Живя там, все чувствуют себя свободнее. К тому же в парке немало местечек, где можно видеться, избегая чужих глаз, — прибавила Мадам с горечью, которую ей не удалось скрыть.

Несколько секунд она молчала, потом призналась:

— И все-таки об одной вещи мне удалось договориться. В случае, если эта девица будет ждать ребенка, ее заберут от меня, и она станет фрейлиной в свите королевы!

— Королевы? Поруганной супруги? Наяву я это слышу или во сне?

— Наяву. Свита моей золовки гораздо более многочисленна, чем моя. Там она будет незаметна, появится на короткий срок, а потом будет жить в отдалении до… Но мы еще посмотрим, что из всего этого выйдет! — голос Мадам сорвался чуть ли не на крик. — Может настать день, когда я ее просто не вынесу! Господи боже мой!

Внезапно она поднесла к губам платок, сильно побледнела, огляделась вокруг и, увидев пустую вазу на консоли, схватила ее обеими руками. Ее вытошнило. Изабель поддержала бедняжку и громко позвала служанок, чтобы они помогли уложить принцессу в постель. Сев у постели Генриетты, она с беспокойством стала к ней приглядываться. Вот уже несколько дней Генриетта плохо выглядела, жаловалась на слабость, отказывалась от еды.