Принцип четности

В дверном проеме мелькнула Кира Семеновна, молчаливо кивнув ему. Со стороны кухни доносились смачные покряхтывания хозяина семейства, носившие явно алкогольный характер. Потом до слуха Сергея стали доноситься обрывки фраз Галушко, из которых можно было заключить, что хозяин интересуется, дома ли его квартирант, и чем это он, дескать, занимается, и тому подобное. Сергей понял, что повтора вчерашней атаки, наверняка, не избежать. Вот тебе и первый повод пойти сегодня в бар, подумал он. Тем более что на самом деле не грех было бы перекусить.

Он быстро проскользнул в прихожую мимо сидящего за столом растрепанного и почему-то набычившегося Галушко. Взгляд главы семейства был основательно замутнен. Его реакцией на мелькнувшего перед ним Сергея стало некое эмоциональное мычание, отчаянно пытавшееся преобразоваться в слова. Сергей быстро впрыгнул в туфли, накинул, не застегивая, плащ и покинул жилище. Галушко, однако, успел родить напоследок фразу, коряво и запоздало отскочившую от стен прихожей Сергею в спину. Хозяин дома непременно желал узнать у Сереги, не рыбак ли тот.

— Честно говоря, я надеялся вкусить твоих хваленых пирожков, — сказал Сергей. — Помнится, ты вчера упоминал…

— Нет, братец, сегодня у нас не пирожки, — ухмыльнулся в усы Барков. Сегодня у нас шаньги. И хочу заметить: не менее хваленые. Запомни, Серега, что у Баркова каждый день — свое фирменное блюдо! И Барков этого принципа старается придерживаться. Стиль есть стиль. Бывают, конечно, накладки. В основном из-за того, что не привезут тот или иной продукт. А так, в общем, марку держим.

— Тогда я с удовольствием вкушу твоих хваленых шанег, — сказал Сергей смиренно.

— Гут, — кивнул Барков, не переставая звенеть за стойкой стаканами. — Что пьем? Коньяк, водка? Есть джин еще, на любителя… Вина мужикам сам не предлагаю.

— Коньяк, — ответил Сергей, поглядывая по сторонам.

— Иди, садись, — сказал Барков. — Я принесу.

Сквозь гомон и завесы табачного дыма Сергей пробрался к одному из столиков, за которым одиноко восседал немолодой субъект в поношенном засаленном пиджаке, некогда белой рубашке и помятом галстуке, съехавшем на бок. Субъект имел двух-трехдневную щетину, был основательно нагружен и почему-то ассоциировался с бывшим административным работником или начальником сектора НИИ, пребывающем в запое.

— Вы позволите? — поинтересовался Сергей у небритого.

Тот ничего не ответил, возможно, он даже не заметил появления Сергея, так как сидел, тупо глядя на деревянную поверхность стола и отведя в сторону кисть руки с зажженной сигаретой. Перед ним стояла пепельница, полная окурков, почти пустой четырехгранный стакан и тарелка с недоеденной шаньгой. Сергей опустился на стул. Гул в баре стоял отменный. Минуты через две сосед по столику поднял на Сергея замутненный взгляд и хрипло изрек:

— Что?..

— А что? — в свою очередь сказал Сергей.

— Не одобряешь? — пошевелив бровями, сказал небритый.

— Смотря что, — ответил Сергей.

— Да все! — отрезал небритый и неаккуратно затянулся, рассыпая пепел на рукав пиджака.

— Все — нельзя, — заметил Сергей. — Тогда уж лучше повеситься.

Небритый поглядел на него, несколько раз моргнув, и пожевал губами.

— Между прочим, это неплохая мысль… — сказал он, показав сигаретой на Сергея.

— Значит, так плохи дела? — осведомился Сергей.

Небритый сипло хмыкнул, сделал еще несколько затяжек и затушил окурок в пепельнице. При этом он обжег палец и ругнулся.

— Дела… — проговорил он, — Дела — как сажа бела. По-другому не было и не будет, пока этот мир населен людьми. Людишками, — добавил он желчно, — Тварями с короткой памятью… Понятно? — спросил он, набычась.

Затем небритый проглотил остатки содержимого своего стакана, отщипнул кусочек шаньги и стал безразлично его жевать. Возник Барков и поставил перед Сергеем тарелку с шаньгами и, такой же, как у небритого, четырехгранный стакан, наполовину наполненный коньяком.

— Лопай, пока теплые, — сказал Барков, хлопая Сергея по плечу. — А это Михалыч, — сказал он, кивнув в сторону небритого, — Пессимист и волк-одиночка.

Небритый поднял на Баркова тяжелый взгляд.

— Ты, что ли, оптимист? — буркнул он. — Ты мне лучше водки еще принеси…

— Ну, я не официант, — ответил Барков. — У нас здесь самообслуживание. Три года уже, между прочим. Забыл, что ли, Михалыч?

— Не официант он… — пробормотал небритый Михалыч. — Ему вон принес!..

— Это наше с ним личное дело, — сказал Барков, заговорщически подмигивая Сергею. — А тебе и так уже хватит. Экономь деньги, Михалыч. Скоро совсем без зарплаты останетесь. Что делать будешь тогда, а? — шутливо спросил Барков. Пойдешь ко мне в официанты?

— В официанты… Я же, гадство такое, ведущий инженер!.. — выдохнул Михалыч. — Я, между прочим, около тридцати лет…

— Да знаем, знаем, — сказал Барков добродушно. — Так и быть, будешь ведущим официантом…

Они продолжали говорить, а Сергей неторопливо выпил коньяк, внутренне проследив его согревающий путь, и стал есть шаньги. Они и в самом деле оказались вкусными, и он уничтожал их с аппетитом. Поймав попутно взгляд Баркова, Сергей показал ему выставленный вверх большой палец, на что бармен сделал всем телом многозначительный жест, означающий, что, дескать, фирма веников не вяжет или что-то в этом роде.

— Вот ты вспомни, — с трудом ворочая языком, говорил тем временем Михалыч Баркову, — три года назад! Да даже два года… Разве кто-нибудь мог назвать меня паразитом или нахлебником? Или любого другого… Вот разве было такое возможно? Такое и в голову никому не приходило, понимаешь?! Об этом просто даже никто не думал. Мы все были одинаковы, мы все были несчастны. Никто никого не выделял, черт возьми! Никто никого ни в чем не обвинял! — Он умолк, торопливо извлек еще сигарету, но, не прикурив, продолжил, угрюмо насупившись: — Кстати, в первые два года кто приносил доход в резервации больше, ну?! Скажи мне, ну кто?..

— Потому что тогда у вас были заказы, — сказал Барков. — А сейчас нет. Колесо фортуны. Рулетка, братец.

— А сейчас нет! — выпалил Михалыч. — И поэтому, гадство такое, мы стали недочеловеками, да? Поэтому, что ли, нас можно мешать с говном? Раньше мы все были хорошие и несчастные… Теперь, значит, мы нахлебники!.. Ведем, видишь ли, паразитический образ жизни!

— Ну, ну, — Барков похлопал его по плечу, — Не распаляйся, Михалыч. Ты же знаешь, что таковы здесь люди.

— Людишки! — фыркнул Михалыч мрачно. — Да они везде такие… Только здесь они, как под микроскопом. Фу!