Принцип индивидуации. О развитии человеческого сознания

Имя Гермес связано с маркерами границ (пограничными межами), характерными для греческого ландшафта. Таково физическое пространство, занимаемое Гермесом в мифические времена, и отсюда происходит опыт Гермеса. Он бог границ и перекрестков.

Нильссон считает, что эта груда камней на распутье могла обозначать могилу, вероятно, там было и тело, погребенное под ней. Это было обозначением пространства перекрестка в двойном смысле, одна ось которого горизонтальна, а другая – вертикальна: другими словами, это трехмерный перекресток. Как бог путников, живых и мертвых, Гермес обосновался в монументе, обозначающем границу между этим миром и подземным. Кереньи подчеркивает роль этого бога как проводника душ через границу между жизнью и смертью, между этим миром и Аидом, подземным миром теней. Из-за этих ассоциаций с границами и с царством теней Гермес несет в себе черты бога лиминальности, то есть он тот, кто населяет расщелины.

Элемент несчастья и опасности в переживании, связанном с Гермесом, подчеркнутый Вальтером Отто в его главе о Гермесе в работе «Гомерические боги», [152] связан с этой тесной ассоциацией с духами мертвых и подземного царства. Оксфордский классический словарь утверждает, что, несмотря на то, что Гермес выглядит как юноша, он, «возможно, один из самых старших богов и наиболее близких к примитивному истоку… и означает демона, населяющего кучу камней, или, возможно, один камень, установленный на краю дороги для неких магических целей». [153]

152

Otto W. The Homeric Gods: The Spiritual Significance of Greek Religion, trans. Moses Hadas. New York: Pantheon, 1954.

153

Hornblower S. and Sp aw forth A., eds., The Oxford Classical Dictionary, 3rd ed. Oxford and New York: Oxford University Press, 1996. P. 502–503.

Классическая статуя Гермеса, называемая Гермой, была более поздним развитием культа. Это квадратная колонна обычно около шести футов в высоту, покоящаяся на квадратной опоре, увенчанная бородатой головой и спереди оснащенная эрегированным фаллосом. Впервые Гермы появились около 520–524 годов до рождества Христова, в период правления тирана Гиппарха, который установил эти фигуры в качестве маркеров границ по всей Греции. Странно, что в Гермах не присутствовало ни одного из качеств движения и легкости, обычно ассоциировавшихся с духом Гермеса, а голова вверху была головою бородатого мужчины в возрасте. Это что угодно, но не юное, динамичное и воздушное существо. Маркеры границ, геометричной формы и с острыми краями, точные и определяющие. Гиппарх установил их, согласно Брауну, для того чтобы «интегрировать культ Гермеса в городскую и политическую жизнь города-государства». [154] Это подвело Гермеса ближе к центру греческого сознания. Герма устанавливалась также в Пропилее (на входе) священных территорий и храмов, где она обозначала границу теменоса. При таком развитии лиминальность переметнулась в более близкое к центру положение и стала в большей степени частью сознания общепринятой в Греции культуры. Теперь Гермес стоял повсюду на границах и обозначенных пространствах, отсылая граждан к горизонтальному и вертикальному измерению существования.

154

Brown. Hermes the Thief. P. 113.

Герметическое пространство

В качестве психологического архетипического образа мы можем видеть Гермеса как мифическое отражение врожденной тенденции психики обозначать, придавать определенность воспринимаемому и ментальному горизонту, обозначать края, пределы, очерчивать пространство. Это очень хорошо согласуется с самим принципом индивидуации, который действует так, что порождает отличие. Изначально

Гермес стоял на краю известного пространства, на груде камней на границе. Его знак обозначал предел сознания. По ту сторону границы лежит «другое», жуткое, опасное, бессознательное. Однако когда маркеры установлены и пределы заданы, пробуждается любопытство и исследовательский дух, и новые пространства влекут отважных и мужественных путешественников. Если Гермес обозначает границы между сознанием и бессознательным, мы должны понимать, что эта граница всегда подвижна, всегда меняется, она переменчива и неустойчива. Задник и авансцена могут мгновенно поменяться местами и таким образом породить новые восприятия и дотоле неведомые озарения.

В области известного ограниченные пространства принимают форму, зарезервированную для конкретных типов человеческой деятельности, тогда как за их пределами лежит «иное», чужеродное (даже если временное), табу, запретное, нечистое. Гермес, стоящий на границе, обозначает психологический и иногда моральный предел и привлекает особое внимание к пространству, в которое входят или которое покидают. Когда он впервые появляется, он может создать новое пространство путем разделения обширного горизонта на «здесь» и «за пределами», и таким образом он порождает как сознание, так и новый край потустороннего, бессознательного. Его вмешательство в психологическое поле и поле восприятия творит новые возможности для сознания, а также новые края и границы, за пределами которых лежит таинственное «иное». Когда он исчезает, то чувствуется утрата идентичности и определенности. Здесь я подчеркиваю текучесть, поскольку это критерий психологической установки, необходимой для индивидуации. Пространство индивидуации постоянно изменяется. Оно не заключается только в одной комнате (будь то терапевтический кабинет или зал для медитации) и не следует предсказуемым временным паттернам.

Границы и края, следует признать, являются основой человеческого восприятия, а их создание и относительная стабильность необходимы для элементарного сознательного функционирования. Однако затвердевшие (ригидные) границы также создают проблемы. Они действуют, как шоры. Они нужны для ясности мысли и цивилизованного поведения, но наряду с этим они также могут жестко ограничивать чувство и воображение. Индивидуация требует пространства, которое было бы гибким, поскольку взаимодействие с «иным» существенно для нее. Хорош забор – и соседи хороши; и в самом деле, существование заборов делает возможным сам факт наличия соседей. Но нужно также совершать обмен и иметь дела с соседями, поэтому должно быть какое-то пересечение границ. Гермес, похоже, символизирует парадокс установления границ и пересечения границ, где и то, и другое включены в одну и ту же функцию. Без границ не может быть объектных отношений, а без связей нет движения. Появление гермы в ландшафте, эпифания Гермеса, – олицетворяет введение дифференцирующего принципа в плеромную пустоту также как и преодоление этого принципа.

Пространство индивидуации

Функция проведения различий как таковая является архетипической и не есть просто искусственный признак или объект условности и культуры, хотя культура во многом имеет отношение к тому, где проводятся различия и помещаются маркеры. Степень, в какой человек в состоянии отделиться от отождествления с семьей и культурой (то есть вырваться из participation mystique [155] с непосредственным окружением и условиями), определяет, на какую ширину открывать дверь, позволяя архетипическому герметическому фактору играть более естественно и спонтанно. Другими словами, эго открывает пространство для игры психики, расчищает дорогу воображению, позволяя ему вырваться из культурной узости. Освобождая Гермеса от эго и его обусловленности и отказываясь принимать культурные различия и границы за абсолютные, человек погружается в состояние связи с архетипическими силами (и даже зависимости от них). Эти силы могут подвергнуть ревизии даже самые рутинные повседневные дела. Гермес присутствует на агоре, [156] а не только на перекрестках заброшенных и пустынных дорог, дома, а не только у врат священного теменоса. Это означает, что вся деятельность и все поведение могут быть рассмотрены как символические, а вместе с тем – как конкретные и практические. Это ключ к восприятию святости в ежедневной жизни.

155

Мистическое соучастие (лат.).

156

Рыночная площадь, место народных собраний в Древней Греции. – Прим. ред.

Продолжая начатое в предыдущей главе обсуждение индивидуации и творчества, я бы хотел сейчас вновь вернуться к этой теме и сделать еще один шаг вперед. Винникотт проницательно уловил связь между переходным пространством и творчеством, [157] и я в этом последую за ним, увязывая герметическое индивидуационное пространство, рассматриваемое в этой главе, с темой творческого инстинкта.

Эрегированный фаллос статуй Гермеса сбивает с толку исследователей и забавляет туристов. Бёркерт говорит, что «форма территориальной демаркации, более древняя, чем сам человек – это демонстрация фаллоса, затем символически замененная возвышающимися ввысь камнями или столбами. В рамках этого каменная пирамида и отвращающий беду фаллос всегда сопровождали друг друга». [158] Бёркерт, увлеченный исследователь поведения животных и проницательный этолог, пишет о биологической и эволюционной подоплеке религиозной практики [159] и связывает фаллические признаки герм с фаллическими демонстрациями определенных видов обезьян:

157

Винникотт Д. Игра и реальность, глава 1.

158

Burkert W. Greek Religion, trans. John Raffan (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1985), p. 156.

159

Burkert W. Creation of the Sacred: Tracks of Biology in Early Religions. Cambridge, MA and London: Harvard University Press,1996.

«…они сидят на аванпостах лицом наружу, выпячивая свои эрегированные гениталии… любой, кто приблизится к ним снаружи, заметит, что эта группа не состоит из беспомощных жен и детей, но пользуется полной защитой мужественности». [160]

Упор Бёркерта на защитную роль Гермеса и на то, что Гермеса использовали для хвастовства территориальными владениями, в лучшем случае сильно натянутое утверждение. Одно дело – сказать, что Гермес стоит на границе и обозначает пространство; совсем другое – делать из него стража. Это не его роль. Цербер охраняет врата Аида, а не Гермес. И Аполлон оскорбился бы, узнав, что одного мнимого Гермеса хватало для охраны его священных владений на Делосе. Гермес скорее вор, чем страж. Сам Бёркерт признает: «Удивительно то, что подобный монумент мог быть трансформирован в олимпийское божество». [161] Скорее, в этом можно увидеть связь Гермеса с источником жизни, с инстинктом творчества, вот что дает ключ. Лучшее объяснение присутствия эрегированного фаллоса на статуях Гермеса говорит о его глубокой связи с инстинктом творчества.

160

Burkert W. Structure and History in Greek Mythology and Ritual. Berkeley: University of California Press, 1979/1982. P. 40.

161

Burkert W. Greek Religion. P. 156.

Творчество подчеркнуто в ряде сказаний и выделено некоторыми исследователями как главный атрибут этого бога. Наряду с Гефестом и Прометеем, Гермес был любим и почитаем ремесленниками. Чистая бьющая энергия творчества звучит в образе Гермеса, классически представленном в Гомеровом гимне. В «Гимне Гермесу» мы слышим о новорожденном младенце, создавшем лиру из панциря черепахи в первый же день жизни. Позже его имя связывают с открытием возможности добыть огонь трением палочек и с изобретением свирели. Он выказывает неприкрытое наслаждение собственной быстрой и уверенной изобретательностью, и она заражает при чтении гимна. Это напоминает читателям об искорке во взгляде изобретателя, смастерившего новое устройство или разрешившего практическую проблему. [162]

162

Brown. Hermes the Thief. P. 79.

После успешного состязания с Аполлоном за приобретение равного статуса, как это описано Гомером в гимне: подъем ремесленников в древней Греции и захват ими равного афинской аристократии положения, [163] – Гермесу даровано равенство в искусствах с Аполлоном, великим богом поэзии, музыки, танцев и другой артистической деятельности древней Греции. Гермес в гимне заявляет, что он последователь Мнемозины, богини памяти, и ее дочерей-муз (отсюда его появление на знаменитом полотне Боттичелли «Весна»). Его основная связь с творческим инстинктом здесь очевидна.

163

Там же.