Принцип Отелло

Закончили они одновременно. Ей уже нечего было мыть, кроме окон, но в планы это не входило. Он, видимо, все написал, что хотел. Если, конечно же, не выдохся раньше. Карандаш выпал из ослабевших пальцев, и Кириллов, едва коснувшись, чуть отодвинул от себя коробку с зефиром.

Он закончил писать, поняла Василиса. Быстро схватила коробку, попробовала прочесть неровные нежно-лиловые буквы, но то ли от волнения, то ли от страха они прыгали перед глазами и ни во что не складывались, ни в слова, ни в предложения. Тогда она быстро распаковала коробку, вытряхнула зефир в крышку, выдрала написанное Кирилловым из днища упаковки, свернула картон надписью внутрь и спрятала растерзанную пачку с зефиром обратно в тумбочку.

– Я все, – высунулась она из-за двери. – Помогите с постелью, Валера.

Ну да, она не могла уйти, не поменяв простыни. Человек старался, что-то писал для нее, а она что же, подхватится и убежит? Так нельзя, решила Василиса. Тем более что она ведь знала, как именно нужно менять простыни под больным человеком. Приходилось этим заниматься, когда бабка умирала.

С Валерой они управились очень быстро, практически не причинив пострадавшему никаких неудобств. Единственное, что мешало Василисе, так это странный взгляд, который украдкой бросал на нее из-под ресниц Кириллов, стоило Валере отвернуться. Может, что дописать не успел? А может, и вовсе белиберду какую-нибудь нацарапал, а теперь посматривает на нее с издевкой. Черт его знает! Попробуй угадай, что сквозит из чужих глаз. Ей вон и глаза мертвого человека показались полны какой-то загадки, а это были просто глаза мертвого человека, как хладнокровно пояснил ей Игорь. И еще добавил, что застывший мертвый взгляд не может нести в себе никакой информации, что бы она себе не придумывала. Так то мертвый, а тут живой! И смотрит как-то странно, и губами вдруг шевельнул едва заметно, это когда она уже к двери шла с ведром и шваброй.

– Еще придешь? – спросил Валера, провожая ее до туалета, где она намеревалась вылить грязную воду и прополоскать тряпки, которыми протирала пыль и мыла пол.

– Не знаю, как Татьяна. Если не сможет сама, попросит, то приду.

– А-а, значит, продолжение нашего знакомства зависит от Татьяны…

Он ведь поперся следом за ней в женский туалет и торчал там все то время, пока она плескалась в раковине с больничной ветошью, которой ее снабдила Татьяна.

– А что, хотелось бы продолжения? – решила она чуть подыграть парню, а то, чего доброго, начнет карманы ее проверять, а там картонка растопырилась весьма заметно.

– Почему бы и нет? Я холостой. А ты?

– Да тоже свободна, – соврала она, тут же суеверно мысленно поплевав через левое плечо. – Так как?

– А давай я тебе позвоню.

– Нет, лучше я тебе. Живу у дядьки на квартире, а у него семья слишком любопытная, не хочу лишних расспросов. Идет?

Надо же, она научилась врать. Причем с ходу, не задумываясь почти. И врала достаточно убедительно, потому что Валера закивал, тут же нацарапал ей на смятом магазинном чеке номер своего мобильного. Проводил потом до лифта и даже поцеловал в щеку, чему она противиться не посмела. Если согласилась на свидание, так чего уж ломаться…

– Конечно! – фыркнул Игорек недовольно, когда забирал ее в соседней с больницей подворотне. – Первому встречному даже целовать себя позволяешь, а у нас вон уже сколько живешь и ни мне, ни Игорю Леонидовичу никаких авансов!

– Но ведь в интересах же дела, Игорек. А ну как он стал бы обыскивать меня? Что за каракули, что за картон? Залез бы в тумбочку, а там зефир россыпью. Тут бы меня и…

– Согласен. Но хозяину все равно доложу о твоем недостойном поведении, – пошутил ворчливо Игорек. – И что он там написал? Не томи, прочти!

– Я пыталась, но не поняла ничего. Карандаш очень светлый, почерк… сам понимаешь, какой может быть почерк у человека, только что вышедшего из комы.

– Могла бы карандаш и потемнее прихватить, – снова шутливо попенял Игорек. Получил от Василисы дружеский подзатыльник, улыбнулся и проговорил: – Ох, хоть бы там что-то путное было! Как же надеюсь я на писаку этого! Врачи говорят, что вроде он адекватен. Как думаешь, мог он просто-напросто послать тебя в своей записке?

– Думаю, нет, – покачала головой Василиса.

Она уже успела избавиться от своего маскарадного костюма, и теперь с остервенением чесала зализанные гелем волосы.

– Там скорее цифры какие-то, но буквы, кажется, тоже есть. Все неровно, косо, понять сложно, но, думаю, можно.

– Ладно, дома сообща разберем.

– А Игорь Леонидович закончил обеспечивать себе алиби? Уже вернулся?

– А вот как ты только из ворот больницы вышла, так и он из гостей подался. Наверняка дома ждет своих помощников.

Дома! Она едва не фыркнула в голос. С каких пор особняк, куда она проникла со шпионским умыслом, стал называться ее домом? С какой такой стати она вдруг из шпионки, потом служанки, а следом и заложницы превратилась в помощницу?

Чудны дела твои, господи, ох и чудны!

Видимо, на лице ее чувства и мысли весьма красноречиво отразились, поскольку Игорек, все их угадав, со вздохом произнес:

– Общая беда и врагов примиряет, дорогуша…

Сложнее шарады у них еще не случалось за все время их совместных разыскных мероприятий. Именно такой напыщенной тирадой закончил Игорь Леонидович их безуспешные попытки разгадать написанные Кирилловым слова. Игорек поскучнел и ретировался за бильярдный стол. А Василиса злилась.

Злилась на Игоря, который повел себя достаточно пассивно. Вернее, как только он не увидел на картоне имени-фамилии и точного адреса, так сразу и сдулся.

– Вот это лажа! Стоило ли… – пробурчал себе под нос и ушел загонять шары в лузы.

Игорь Леонидович продержался возле Василисы чуть дольше. Но совсем не из-за того, что пытался что-то разгадать в нацарапанном. С этим он тоже закончил достаточно быстро. Он долго пытал Василису про Валеру – Игорек уже успел настучать. Что он? Да кто он? Да почему так вольготно вел себя с ней? И как она могла позволить? А он как? Они-то с Игорьком вон какие благородные: ни взглядом, ни словом ни разу не посмели ее оскорбить…

Потом и он ушел к бильярдному столу. А она осталась и продолжила вертеть в руках клочок картона с непонятными иероглифами. То будто бы цифры ей виделись, то буква вдруг какая-то вроде вполне отчетливо проступала.

– Так, так, так… Давайте все же подумаем, что мог он написать? – Она оглянулась на мужчин, огибающих по периметру бильярдный стол. – Вот скажите мне, что он мог написать?

– Да пошли вы все! – предположил Игорек.

– Ты мне нравишься, – подсказал Игорь Леонидович и подмигнул ей игриво. Он уже триста граммов коньяку на грудь принял вдогонку к тому, что успел выпить в гостях.

– Нет, неверно, господа! Я спросила у него про убийцу. Спросила, Сигитов ли стрелял? Он дал мне знать, что нет.

– А откуда он его знает? – рассеянно спросил Игорек, нацеливаясь на замысловатую комбинацию на зеленом сукне.

– Здра-асте! А дважды вывозил Саню из дома кто?

– Ах да! Прости ради бога, запамятовал! – Он резким ударом послал кий в россыпь шаров. – Ага! Есть!

– Потом я спросила, помнит ли он, кто стрелял в него. Он дал мне знать, что да, помнит…

– Дорогуша, а ты ведь могла не понять Кириллова. Он мог просто-напросто медленно моргать. Что просто являлось проявлением слабости после тяжелого ранения.