Приносящая удачу

Шли ещё около получаса, пока, наконец, местность не показалась Леону знакомой.

– Мы близко, да? – спросил он нетерпеливо.

– Да, – ответил Олан раздражённо.

Он чувствовал, что по делу ему придётся выложить Леону всё, и это злило. Морошковые кустики уже виднелись под ногами, только ягод не было, обобрал кто-то.

– Была сама ягода морошка или кусты от неё? – спросил парень у Леона.

Это было первое, что он спросил за весь путь. Даже остановился, глядя на мужчину с надеждой. Ему очень хотелось, чтобы Леон ничего не нашёл, чтобы его артефакт, о котором он сообщил лишь то, что это клинок, никогда не был найден им. И пусть это означает, что ему, Олану, придётся скитаться с этим гадом – он всё равно порадуется его неудачи.

Леон не очень понял, почему любопытствует парень. Но ответил, решив, что это надо для дела:

– Морошка была… рыжая…

Внутренне Олан возликовал: кто-то бродил по этому болоту. Этот кто-то наверняка нашёл клинок или же затоптал его так, что теперь его не отыскать! Никогда Леону не видать своей магической штуковины! Внешне парень позволил себе ехидную улыбку.

– Тогда плохие новости, Леон, – сообщил он. – По болоту кто-то шастал.

Он с удовольствием смотрел на физиономию своего спутника, ожидая реакции. Но Леон, скотина, и ухом не повёл, словно его ничуть не расстроил такой поворот событий. Он смотрел спокойно своими тёмными, чуть изумрудными глазами. Ландграф оставался внешне невозмутим, лишь немного заходили желваки на его скулах, выдавая скрытое напряжение. Леон быстро просчитывал возможные варианты. Хорошо, если этот кто-то не нашёл клинок. А если нашёл – тоже неплохо, ведь тогда есть повод прийти в деревню вместе с Оланом и снова зачаровать его.

– Мы должны найти этого человека, – сказал он ровным голосом.

Олан хмыкнул, недовольный тем, что не получилось расстроить ландграфа. Дальше идти пришлось ещё осторожней, чем прежде. Хоть деревьев было и меньше, зато под ногами стало опасно. Парень смотрел на чёрные проплешины во мху и надеялся, что артефакт Леона давно утонул где-то в трясине. Но проклятая магия заставляла его искать следы и пытаться помочь этому мужчине.

Парень дошёл до самого сердца этого морошкового болота и даже сумел увидеть одну не сорванную ягоду. Наклонился, сорвал и съел: она оказалась спелой и чем-то напомнила мёд. Наверно, эта ягода была переспелой для того, кто собирал их, и потому её оставили, поскольку не заметить эту янтарного цвета точку на зелёном фоне мха было невозможно. Олан провёл ладонью по мху. Он никому не говорил, но следопытом был необычным: не только читал следы на земле, но и отлично видел, что и как оставляло эти следы. Вот такой магией он обладал, хоть и не любил ничего сверхъестественного. Поэтому и молчал: мало, кто знал о его умении, только, пожалуй священник и знал. Олан не мог определить даже, благодарен он ему или нет, за то, что тот вытащил его из тюрьмы. Там били, унижали и отвратительно кормили. Здесь он мог дышать свежим воздухом и издеваться над ландграфом по мере сил. Пока удавалось не очень, но он толком и не начинал. Конечно, служить Леону следопытом было не самым лучшим времяпрепровождением, но всё же всяко лучшим, чем сидеть на нарах среди негодяев.

Парень передвинулся вперёд, сидя на корточках и продолжая держать ладонь на мху. Леон наблюдал за ним с интересом, и это отвлекало. Хотелось нахамить, чтобы этот ландграф прекратил пялиться на него за работой, но здесь всё было довольно просто, так что хамить Олан не стал: магия не позволила. Он узнал и спешил поделиться информацией, за что ненавидел себя. Будь его воля: ни слова бы не сказал этому человеку.

– Это мужчина, – сообщил парень. – Следы большие, довольно частые: не местный, наверно – ходил аккуратно, поэтому часто ступал. Давно ходил, дня три назад, следов почти не разобрать…

– Три дня? – переспросил он, задумчиво глядя на зелёный мох и не видя вообще никаких следов.

– Да, – кивнул Олан, перемещаясь ещё вперёд и левее. – Если полагать, что он среднего веса, то три дня. Если эльф – то совсем недавно прошёл, если толстяк – то давно, дня четыре. Так что три дня – если он обычный мужчина.

Леон благодарно кивнул, поражаясь способностям своего следопыта. В общем-то, не будь у этого парня таких способностей, ему бы сейчас гнить в тюрьме, а не бродить с ландграфом по этим землям.

– У тебя талант, – сказал он задумчиво. – Не знаю, зачем ты так распорядился своей судьбой: у тебя могло быть хорошее будущее…

Парень не ответил, словно мужчина обращался не к нему, и продолжил разглядывать мох.

– Знаете, я жил в деревнях, – сказал он, наконец, только вот не в ответ на слова ландграфа, а о деле: – И сапоги у них – нечастое явление.

Мужчина посмотрел на свою обувь как-то по-новому, будто для него было открытием, что деревенские не носят сапоги.

– Бросьте, это не оттого, что они нищи – просто у них другая жизнь, – поморщился парень: его раздражало, когда богатые жители городов мнили, что они цивилизованнее или обеспеченнее других. – Им не нужны многие вещи, без которых вы не протянете и дня.

Ландграф посмотрел на него странно. Он вроде и привык, что этот парень вечно дерзит и вечно напоминает, кто он, словно дразня и пытаясь заставить вернуть его за решётку, но всё равно иногда хотелось его ударить. Как сейчас. Мужчина даже сжал кулак, но вовремя остановился и спросил:

– Ты совсем не испытываешь благодарности?

– За что? – усмехнулся парень. – За то, что вместо положенных трёх лет в темнице я таскаюсь с вами и помогаю вам?

– Ты бы не протянул трёх лет и сдох там, – спокойно ответил ландграф.

– Лучше сдохнуть там, чем с вами здесь! – он презрительно сплюнул, показывая, насколько презирает стоящего перед ним человека. – То, что вы выкупили меня, не спросив, и то, что наложили чары, при которых я не могу вам ничего сделать, это подло. Так что молитесь лучше, чтобы, когда исполню долг, я нашёл себе развлечение по душе, и не стал мстить.

– Я не сделал ничего плохого… тебе, – уверенно сказал Леон, поскольку поведение Олана раздражало.

Он многим причинял зло, и они имели полное право ненавидеть его, но конкретно этому парню он ничего дурного не приносил: ни бед, ни страданий, ни лишений. За что этот вытащенный из-за решётки следопыт ненавидел его, было ему совершенно непонятно и даже как-то обидно. За столько лет всеобщего презрения Леон думал, что подобное отношение к нему уже никогда не удивит, но ошибся: его спутник презирал его, не зная и половины его грехов, и это не могло не удивлять.

В ландграфе Олана раздражало всё. И ненавидел он его тоже за всё: за то, как тот вечно по-доброму общался, прямо глядя в глаза, за то, что всегда следил за собой, был опрятен и скромен, за то, как всегда умел находить выход из любой ситуации, не отчаиваясь и не паникуя; и особенно за то, как всё это помогало ему умело использовать людей. О нём ходило множество слухов. Каким-то Олан верил, каким-то – нет. Но суть сводилась именно к тому, за что он так его ненавидел: этому типу всё давалось легко, он был богат, самоуверен и мог подмять под себя любого. Ко всему прочему, каким-то немыслимым образом при их личном общении в эти полтора дня Леон умело носил маску скромняги, которого легко озадачить и смутить. Олан слышал о ландграфе давно, но впервые увидел у церкви. Тогда он уже заочно ненавидел Леона, и потому принципиально не согласился помогать ему. Он и представить себе не мог, что эта скотина посмеет воспользоваться магией порабощения. Это была редкая магия, в которую парень не верил, пока сам не попал под её влияние. Проклятый ландграф мог оказаться ещё и магом – о нём и подобное рассказывали. Тогда от него живым не уйти. И особенно злило, когда Леон о чём-то спрашивал, словно хотел заставить поверить, что ему интересно и что он видит перед собой человека, а не просто инструмент для достижения цели. В этом Олана было не провести: он не уличная торговка, верящая во всякие россказни, он умел выделять из сплетен суть и точно знал, что Леон – негодяй и, даже если не маг, верить ему нельзя.

– Стойте тут, я осмотрю болото, – сказал Олан, и Леон послушно остался стоять на месте.

Парень принялся расхаживать по болоту. Он легко проследил за следами и уже через полчаса обошёл всё в точности так же, как и собиравший ягоды человек. Он видел место, где лежал клинок, пока его не подобрали, но всё равно бродил ещё какое-то время, раздумывая. Нельзя расслабляться и нельзя ночевать под одной крышей с Леоном. Этот подлый гад может ещё что-нибудь придумать, чтобы подчинить себе окончательно. Становиться его марионеткой не хотелось. Может, это тоже слухи, но магией порабощения этот субъект обладал, говорят, отлично, и легко менял и убивал надоевших или ставших бесполезными слуг и любовниц. Леон пока не производил впечатление великого мага, но и об этом ходили отдельные слухи: он здорово умел прикидываться, втираясь в доверие. Правда, при всём при этом в городе ему не доверял никто, так что этим слухам парень верил слабо. И всё же стоило что-то придумать, чтобы не оставаться с ним спящим. Предложить ночью побыть на карауле? Придётся спать потом, а это опасно. Эту ночь в лесу Олан спал спокойно: у Леона были на него планы по поиску артефакта, а теперь он задумался над тем, что с ним сделает ландграф, когда он, Олан, станет не нужен. К несчастью, парень знал, что силён и молод, то есть вполне сгодится в телохранители. Да теперь ещё Леону известно, что он и вправду толковый следопыт. Вряд ли его просто так отпустят: он не знал наверняка, но догадывался, что обошёлся Леону недёшево.

– Ваш клинок точно у него, – сообщил он, наконец. – Придётся идти в деревню.

Это известие тоже подозрительно не разочаровало ландграфа.

***

Леон был кроток и скромно брёл за Оланом, пока тот не вывел его на дорогу, больше похожую на тропу. Мужчина молчал и о чём-то думал. Вокруг чувствовался простор: лес явно недавно пострадал от сильного ветра, и половина стволов лежала на земле. Большая половина даже. Зато солнце, наконец, грело. После болот и тёмного леса это казалось радостным изменением.