Припарка для целителя
Шрифт:
Сержант явился к епископу, как только Габриель вернулся с результатами своего наведения справок.
— Ваше преосвященство, я отправил одного человека по тавернам, чтобы он попытался выяснить, с кем проводит свободное время секретарь сеньора Хайме.
— Добился он какого-то успеха? — бодро спросил епископ.
— Небольшого. Секретаря никогда не видели в обществе человека по имени Раймон или похожего на него, судя по описаниям, какими мы располагаем.
— Неудача, — заметил Беренгер.
— Но
— Это ближайшая таверна к дому Ромеу, — сказал епископ.
— Да, ваше преосвященство. И там люди не особенно обращают внимание на других посетителей. Во всяком случае, если и обращают, то не говорят нам об этом с готовностью.
— Бывал когда-нибудь этот Раймон в конторе сеньора Хайме?
— По словам сеньора Хайме, только один раз. Он не позволяет секретарю принимать гостей во время работы или отдыха. И секретарь отрицает дружбу с юным Раймоном.
На другое утро четверо епископских стражников снова явились в дом Ромеу.
— Что они там делают на сей раз? — спросила жившая напротив женщина.
— Наверно, ищут еще кого-то, — ответила ее соседка.
— Как думаете, сколько людей может прятать Ромеу в доме такой величины? Большая часть его занята мастерской, — сказала первая.
— Даже его подмастерье спал наверху вместе с ними, — сказала вторая. — В своем доме я бы не допустила такого.
— Сеньора Ревекка, не знаете, что происходит в доме Ромеу? — спросила жившая напротив, обращаясь к молодой, хорошенькой женщине, вышедшей с четырехлетним сыном. — Там четверо стражников.
Все смотрели на Ревекку, ожидая ответа, так как ее муж, Николас, был писцом в соборе, а она была дочерью мудрого, образованного врача Исаака, хотя, как все знали, семья отвергла ее, потому что она вышла замуж за христианина. Однако соседи часто видели, что врач посещает дом сеньоры Ревекки, когда бывает поблизости, но почти не говорили об этом.
— Наверно, ищут улики для суда, — ответила Ревекка, — или пришли за нужными ему вещами. Должно быть так, — сказала она. — Смотрите — они уходят. И несут его вещи в узле. Сеньора Рехина идет вместе с ними и тоже что-то несет — суд задерживается, и ему нужны свежее белье и одежда. Знаете, ему дают возможность быть чистым, опрятным, — сказала она с уверенностью той, чей муж часто присутствует на заседаниях епископского суда. — Он не осужден.
— Да, верно, — сказала одна женщина.
— Узел очень велик только для его одежды, — сказала другая.
— Не думаю, — сказала Ревекка. — Когда его арестовали, на нем был ужасный старый камзол, в котором он помогал Ромеу, и наверняка не было рубашки. Наверно, в узле его хороший камзол, сапоги и пара рубашек.
Все согласно кивнули. Когда стражники скрылись из виду, женщины были уверены, что вместо девятилетнего мальчика, которого на их глазах вынесли из дома Ромеу закутанным в одеяло, там были завернуты длинный черный камзол и пара сапог.
Карлос,
сын Ревекки, начал жаловаться на голод. Ревекка улыбнулась соседкам и, обильно потея от предпринятого усилия, повела ребенка обратно в дом.Исаак встретил группу из шести человек — Томаса, четверых стражников и Рехину — во дворце епископа, где дожидался Ракель.
— Здесь он будет в безопасности, — сказал Бернат, наблюдавший за приготовлениями к размещению мальчика.
— Только теперь, должно быть, весь город знает, где он, — сказал Беренгер. — Нельзя пронести ребенка по улицам так, чтобы люди не заметили.
— Возможно, не заметили, — сказал Исаак. — Я устроил небольшое отвлечение. Будет гораздо лучше, если человек, который ударил этого мальчика, будет думать, что река унесла его к морю.
— Какое отвлечение? — спросил епископ.
— Мальчика завернули в толстое одеяло, и моя дочь Ревекка вышла на улицу. Она получила указание убедить всех зрителей, что они видят, как стражники несут узел с одеждой для сеньора Луки.
— Похоже, она преуспела, сеньор Исаак, — сказал один из стражников. — Я нес его на плече, будто узел с одеждой, но бережно, чтобы не повредить ему голову, и никаких проблем не возникло.
Часть пятая
СУД
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Вкус горькой и сладкой любви отталкивает.
Даниель проснулся от шума большого дома. Плакал младенец; кто-то резко отчитывал служанку за невыполненную работу. Открыл глаза и замигал. Несмотря на очевидную деятельность, мир вокруг него был все еще погружен в темноту. Попытался сесть, запутался в непривычном постельном белье и на несколько секунд в испуге замер. Все было непонятно, только в голосе, отчитывающем служанку, было что-то знакомое.
— Мама, не беспокойся, — послышался еще более знакомый голос. — Я это сделаю.
Дверь открылась. В комнату хлынул солнечный свет, и с ним пришло воспоминание.
— Ракель, — произнес Даниель, — что я здесь делаю?
— Веди себя как можно тише, — прошептала Ракель, открывая массивные ставни, в окно проник свежий воздух, и стало еще светлее. — Я принесла тебе завтрак. На папином столе свежая вода и твой узел с бельем. Я скоро вернусь. Мы заняты уборкой. Никому не давай знать, что ты здесь.
— Тебе придется спросить папу, — сказала Ракель, когда вернулась. — Утром я разговаривала с ним несколько минут, он сказал, что тебе нужно скрываться от всех, даже от мамы, близнецов и слуг. Включая Наоми. Потом поспешил к епископу.
— Трудно поверить. Зачем мне прятаться? И как долго? — спросил Даниель.
— Папа сумеет объяснить причину лучше, чем я, — ответила Ракель с раздражением и недоумением.
— Не могу оставаться в кабинете твоего отца в темноте невесть сколько безо всякой причины, — сказал Даниель. — Я с ума сойду.