Природа в детях. Дети в природе, или Детский сад без болеющих детей

Я уже знала, что дети без особой охоты играют в игры, рекомендованные и предписанные планом, они норовят придумать игры свои и играть без руководства взрослых. Им хочется бегать, прыгать, лазать по деревьям, пока не устанут, но… это невозможно – не положено!

И снова я недоумевала: кому польза от таких ограничений? Зачем, с какой целью они придуманы? Постепенно поняла, что есть две причины этого распространённого явления: во-первых, так легче установить стандарт для оценки развития детей, а во-вторых, взрослым удобнее управлять «усреднёнными» детьми. А что дети при этом лишались непередаваемой радости движения и многих возможностей для развития, это никого не заботило.

К тому же все действия детей втиснуты в жёсткие временные рамки – всё расписано по минутам. Возникает состояние вечной спешки. Для меня это было мукой. Человеком я была медлительным, неторопливым, делать всё любила основательно, и эта необходимость жизни бегом вызывала в моей душе чувство тревоги и усталости. Временами наваливалось отчаяние – не могу жить бегом, это противоестественно, как жить под кнутом. Как же сочувствовала я детям, которые ощущали то же самое унизительное состояние вечно понукаемых. Как хотелось оградить их от этих бесконечных команд: «Скорей ешь, скорей одевайся, скорей умывайся…»

Был у меня в группе Саша Б., мальчик полный и медлительный. Его просто истязали упрёками, замечаниями и наказаниями за эту медлительность. Но он оставался невозмутимым, не сопротивлялся, молча сносил все нападки. Однажды, когда его стали снова донимать упрёками за медлительность, он сказал: «А куда торопиться: не на поезд опаздываем! Зачем спешить?» И воспитательница не нашлась, что сказать: так очевидна была правота мальчика.

РЕЖИМ ДЛЯ РЕБЁНКА, А НЕ РЕБЁНОК ДЛЯ РЕЖИМА, казалось бы, так должно быть, но в детском саду – всё наоборот.

Как человек, я этот уклад жизни не принимала, но как воспитатель – не подчиняться не могла. И накапливалось возмущение: почему я не имею права изменить явную нелепость? А таких нелепостей было столько! Вот, например, ещё одна. В любом доме присутствие кошки и собаки так естественно! Дети любят играть, возиться с ними и учатся жалеть их и любить. Домашнее животное нуждается в защите, заботе, и ребёнок, ухаживая за ним, чувствует себя защитником, ответственным за живое существо. Уход, забота, внимание – в этом проявляется любовь к тому, кто от тебя зависит. Как без этого научиться любить?

Но именно для этих животных двери детского сада закрыты. Почему же крыс, хомяков, морских свинок, черепах, птиц держать можно, а вот кошек и собак – нет? Они не предусмотрены программой и разными директивными документами санэпидемстанции. Может быть, нельзя им быть в детском саду потому, что кошек и собак не посадишь в клетку? Получается, даже животным нельзя быть свободными – естественными – в детском саду… Ссылаются на опасность занесения инфекции, а сами вносят своим запретом и вечным страхом перед инфекциями самый страшный вирус в детские души: вирус чёрствости и жестокости по отношению к слабым и беззащитным.

Трёхлетняя дочка, придя из детского сада, рассказывает:

– Мама! И.В. (воспитательница) сказала, что больных животных убивать надо, от них заболеть можно.

Я ужаснулась, спрашиваю:

– А если мама заболеет, её тоже надо убивать? А ведь животное может быть тоже чьей-то мамой, животное лечить надо, надо помочь ему. Доктор Айболит лечил всех животных.

– Так ведь он был добрый, мама! А люди недобрые, злые, прогоняют голодных кошек и бьют собак палками. Я видела, как Т.Н. ногами кошку прогоняла…

Да что же это за устройство детской жизни, когда из-за возможности инфекции запрещены контакты с домашними животными, не разрешается забота о них, слабых и заболевших! Уроки жестокости и бессердечия неизбежны в условиях, где приходится опасаться «всякой заразы», принесённой извне.

Сердце не хотело со всем этим смириться… и во мне зрело решение изменить жизнь детского сада.

Глава 3. Как создавалась авторская программа

Приближался конец 80-х. Судьба навсегда связала меня с детским садом. Он был воздухом, без которого я жить не могла. Ребёнком росла в нём, не принимая его, воспитателем – пыталась понять его внутренний мир и сохранить себя в нём. Став заведующей, хорошо зная эту систему воспитания в детском саду изнутри, я понимала, чувствовала, что продолжать работать, пользуясь авторитарной педагогикой, просто невозможно. Это гибельно для детей и педагогов. Я была уверена, что все неудачи в воспитании идут от несвободы ребёнка и искажения его естественного развития.

Пора задуматься о детской душе, её боли и страданиях, согреть её теплом наших сердец.

Но я понимала и то, что авторитарная педагогика стремилась воспитывать своих детей таким образом, чтобы они, став взрослыми, сохраняли и поддерживали тот строй и режим, который её породил. Для этого нужны были послушные исполнители, и вся организация детского сада была направлена на то, чтобы подчинять, подавлять, управлять. Государство средств не жалело и содержание детей брало на себя. Родители вносили минимальную плату за содержание ребёнка в детском саду. Они радостно отдавали туда детей и были готовы беспрекословно подчиняться всем требованиям, предъявляемым им детским садом, даже если это нарушало уклад их семьи. Многие были уверены, что без детского сада нормально воспитать ребёнка нельзя: там специалисты, режим, такие условия хорошие. А что дома?!

И правда, к 80-м годам детские сады стали размещаться только в типовых больших зданиях (рассчитанных на 120-340 мест) – хорошо оборудованных, светлых, просторных, удобных. В них появились оздоровительные комплексы, спортивные залы, бассейны. Прекрасное питание, хорошее медицинское обслуживание, строгий контроль за состоянием здоровья детей и чётко разработанная система контроля и управления со стороны государства, которое продолжало заботиться и жёстко требовать нужного ему результата.

Широкая сеть методической службы контролирует работу педагога по единой типовой программе. Вносить изменения в программу и систему воспитания мог запретить любой контролирующий орган, который если и допускал какое-то «творчество», то лишь на уровне собственного понимания и в пределах установленной нормы. Правда, появились призывы к творчеству, но они оставались на уровне призывов, так как воплощение их было связано с очередным морализированием, формализмом и фальшью.

На этом безрадостном фоне всё-таки зазвучали голоса педагогов-новаторов, не желающих мириться с засильем тоталитарной педагогики. Они нашли в себе мужество выступить против неё и ЗА РЕБЁНКА, за его право реализовать свои природные возможности. Они приглашали размышлять, думать, искать ответы на возникающие вопросы. Книги Никитиных, например, заставили по-иному взглянуть на взаимоотношения с ребёнком, на закономерности его развития. Их наблюдения и выводы оказались созвучны моим чувствам и мыслям, давали мне уверенность в своих силах и сознание того, что я на правильном пути.