Природа. Человек. Закон

А водохранилища продолжают строить и заполнять. И отторгать ценные земли сельскохозяйственных угодий.

«Став свидетелями «рукотворного чуда века» — Чебоксарского водохранилища, не успев осмыслить его ценности, хлеборобы региона уже превратились в жертву прогресса, поглотившего, кроме проточной свежести крупных рек, множество меньших по величине, но важных в экологическом равновесии притоков, а также сотни тысяч гектаров поименных угодий, служивших основной естественной базой для сельскохозяйственного развития региона… На тысячи голов уменьшилось поголовье коров в личных хозяйствах только за первые три года с начала создания водохранилища. Последняя очередь его заполнения обрекает на потерю еще 15 тысяч гектаров. На очереди, следовательно, и новое сокращение скота на три-четыре тысячи голов в личных хозяйствах, и новая проблема в производстве кормов для совхозов и колхозов, потери многих тысяч литров молока, тонн мяса, сырья для кожевенной промышленности, зерна, овощей, фруктов и ягод» (Советская Россия, 1988, 9 июля).

А количество рождающихся и живущих тем временем увеличивается. И все с ложками. И ложки эти надо чем-то наполнить. Чем, если не на чем выращивать продукты питания? Увеличением урожайности на оставшихся пока еще не тронутыми «улучшениями» и «преобразованиями века» полях и лугах? Но для того чтобы увеличить урожайность хотя бы только на 10 процентов, необходимо, по подсчетам специалистов, вдвое от исходных, сегодняшних затрат, истратить больше человеческих сил, средств, энергии — и то это удастся (если удастся!) не сразу, а через несколько лет. И только для того, чтобы восполнить — о прибавке не идет и речи! — потерянное на ста тысячах затопленных гектарах, необходимо поднять урожайность на 10 процентов уже на миллионе гектаров.

А население увеличивается, число едоков прибавляется год от году. А где они, десятипроцентные увеличения урожаев? И если сегодня, когда на каждого едока приходится по 0,7 с какими-то сотками гектара пашни, мы не имеем достатка в продуктах питания, то что будет в ближайшем будущем, когда на того же едока останется 0,5, а то и 0,3 гектара — в связи с ростом населения страны со скоростью более 3-х миллионов человек в год(!) и сокращением пахотных земель и лугов, в том числе высокопродуктивных, пойменных?

К тому же всей энергии Чебоксарской ГЭС не хватит для того, чтобы покрыть энергопотребление сельскохозяйственного производства, которое оно должно затратить только на восполнение продуктивности затопленных, загубленных этой ГЭС земель. Если брать в энергетическом эквиваленте, то каждый гектар сельскохозяйственных угодий сегодня дает минимум 10 000 киловатт в год. Это чистый прибыток энергии, взятый с вычетом всех энергозатрат производства. Сто тысяч гектаров, значит, дают продукцию, эквивалентную выраббтке миллиарда киловатт в год. Причем коэффициент полезного действия этой энергии — 100 процентов, тогда как КПД электроэнергии где-то около 38, почти в три раза меньше. Да и ценность энергии, заключенной в пищевых продуктах, в десятки раз выше, чем электрической. Словом, даже одни только экономические соображения, не считая полупустой и все более пустеющей ложки, и те должны бы были восставать против сооружений гидростанций, отторгающих драгоценные земли. Любые: и пахотные, и пойменные, и лесные. Ибо лес — тот основной фонд жизни людей, который нельзя будет трогать даже для увеличения пахотного клина, даже в случае крайней нужды в продуктах питания. Иначе мы вовсе останемся без кислорода — основы, как мы знаем, жизни всего живущего на земле. Вон, в США уже промышленность и транспорт пожирают кислорода больше, чем его успевает вырабатывать вся растительность страны, и живут за счет пока еще сохранившихся лесов Южной Америки и Канады. Да и нашей Сибири и Русского Севера — тоже. Но мы стремимся ведь догнать США по промышленному и транспортному потенциалу. И даже перегнать. А это значит — и наши, те, которые хотя бы остались на сегодняшний день, леса, могут не справиться с восполнением дефицита кислорода. А тропические леса Южной Америки — основные легкие биосферы — в настоящее время сводятся со скоростью 20 гектаров в минуту или по 1 проценту всего их древостоя в год. Менее чем через век, стало быть, на их месте останется только голая лысина. Ибо, не в пример лесам умеренного пояса, тропические леса на оголенных от деревьев больших площадях практически не самовозобновляются. Да и посадки их сопряжены с такими затратами и трудностями, что овчинка выделки не стоит. Ибо вечнозеленые деревья тропиков почти не дают опада листьев, гумуса, значит, не накапливается, а латеритные почвы слишком бедны для того, чтобы создать благоприятные условия для нежных ростков и саженцев. Тем более, что не защищенные уже кронами деревьев почвы эти раскаляются тропическим солнцем так, что семена становятся скорее печеными, чем проросшими. Так что, если нам не удастся устыдить «проклятых капиталистов» и заставить их не вырубать южноамериканскую сельву, то надежда останется на одни наши, считай, леса. И если массовые вырубки еще оставляют надежду на то, что лес когда-нибудь, хоть через полвека, но вырастет и продолжит свою животворящую деятельность, то те лесные площади, что затоплены водохранилищами или раскорчеваны да распаханы, считай, на веки вечные изъяты у мировых лесов. Больше изымать нечего.

А пахотный клин на каждого едока становится все меньше и меньше. Сегодня водохранилища уже отняли у сельского хозяйства 3 млн. гектаров только пойменных земель, тех, что худо-бедно, при самых минимальных урожаях, могли бы дать 60 млн. тонн овощей и накормить ими до отвала ежегодно все сегодняшнее население страны.

А в намеченных планах — сооружение па реках страны еще 200 гидростанций с обширными водохранилищами при них…

Придется, видимо, нашим внукам переходить на электропитание. Будут бегать эдакие шустрые людишки на собственных аккумуляторах, изредка заскакивая в предприятия общепита — столовые, а кому по карману, и в рестораны, где на столах вместо тарелок — электророзетки. Включил, подзарядился, расплатился за обед и побежал дальше строить электростанции…

Но не только водохранилища энергетиков портят и пожирают землю. В этом им усиленно помогают и сооружения мелиораторов, призванных «улучшать и преобразовывать» природу. Проектировщики и руководители мелиоративных работ в стране — люди, несомненно, гениальные. Только гениям под силу устроить засуху в болотах Белорусского Полесья и переувлажнение земель в пустынях Средней Азии!

«Землепользователи обязаны проводить эффективные меры по повышению плодородия почв, осуществлять комплекс организационно-хозяйственных, агротехнических, лесомелиоративных и гидротехнических мероприятий по предотвращению ветровой и водной эрозии почв, не допускать засоления, заболачивания, загрязнения земель, зарастания их сорняками, а также других процессов, ухудшающих состояние почв»(Основы земельного законодательства Союза ССР и союзных республик», ст. 13).

Судите сами, ни одному дюжинному уму не придет идея проводить оросительные каналы в зоне песков прямо по грунту. Дюжинный ум сразу бы вспомнил широко распространенное выражение: «уходит как вода в песок» и принял бы соответствующие меры, чем-то изолировал бы этот песок от уходящей в нее драгоценной в среднеазиатских условиях воды. Не таков гений. Для него, как известно, общепринятых мнений не существует. Напротив, на то он и гений, чтобы не принять во внимание, опровергнуть широко распространенное заблуждение.

В данном случае, что вода, якобы, уходит в песок. И опровергает. Блистательно. Не на словах, как это сделал бы дюжинный человек, и не в какой-нибудь детской песочнице во дворе, а с поистине гениальным размахом. В пустыне Кара-Кум, в бассейнах рек Аму- и Сырдарьи, истратив миллиарды рублей и труд десятков тысяч человек, наш гений прорыл прямо в незащищенных грунтах тысячи километров оросительных каналов и — впервые в мире! — блистательно доказал, что не вся вода в песке исчезает бесследно! В землю впитывается никак не больше 70 процентов пущенной по каналам воды, а остальные 30 процентов, не успевая впитаться, проскакивают куда нужно — к посевам. Это ли не достижение гениальной мысли? Это ли не яркое доказательство гениального предвидения? Это ли не гигантские успехи современной науки и техники?

Ну и что из того, что в зоне Каракумского канала сотни тысяч гектаров ценнейших земель оказались подтопленными и засоленными? Ну и что из того, что, изъяв на подтопление и засоление земель большую часть вод Аму- и Сырдарьи, лишили Аральское море притока их вод и обрекли море на гибель? Тем больше чести и всемирной славы нашему гению! Попробуйте-ка вот вы, дюжинный человек, стереть — не с географической карты — с лица самой Земли целое море. Нипочем вам не удастся, даже и не пытайтесь. А наш гений запросто это сделал и даже не поморщился. И даже произнес приличествующую такому великому событию фразу, которая позволит не только отдать дань восхищения гению нам, его современникам, но увековечит его имя в веках.

Ибо увековечивают имя гения вовсе не его дела, а именно звонкая и броская фраза. Ну разве упомнишь, что такого сделал Наполеон? Ну воевал где-то там с кем-то, потом напал на Россию и бесславно бежал из нее с отмороженными ушами. И это мы знаем лишь потому, что это касается нашей истории. Часто ли мы о нем вспоминаем, даже в связи с Отечественной войной 1812 года, не то что там с какими-то еще его войнами? Разве что в очередную годовщину, точнее, круглый юбилей, округляемый с точностью плюс-минус четверть века. Значит, раз в 25 лет. Но зато гораздо чаще говорим: «Как сказал Наполеон, от великого до смешного один шаг!» Или взять Людовика номер какой-то там. И номер-то его порядковый в памяти стерся, не то что дела. А ведь помним же: «После меня хоть потоп!» и помнить будет человечество, пока живо.

Надеемся, что и великая фраза, достойная и Людовика номер какой-то и того восточного сатрапа, который отдал приказ высечь море кнутами, фраза, которую произнес наш гений номер первый, а вместе с нею и его имя так же будут запечатлены в памяти са>шх отдаленных потомков. Мы нарочно оставили ее напоследок, чтобы она как следует врезалась в вашу память и вы смогли передать ее не только внукам, но и правнукам. Вот она: «Пусть гибнет Арал!» И сказал ее не кто иной, как сам — сам! — первый заместитель министра мелиорации и водного хозяйства СССР (сегодня уже бывший замминистра) П. А. Поладзаде.