Приручить ёжика

— Думаю, — призналась я. — Пытаюсь это прочувствовать. Кажется, понимаю. Ты хочешь что-то... делать, уже сейчас, чувствуешь, что смог бы, идеи бурлят, да? А тебя заставляют время терять. Но все не так...

— Так, — отрезал Андрей. — Это не мое. Еще два года я не выдержу'.

— Можно после бакалавриата уйти, — робко предложила я.

— Как вариант, — дернул плечом Минаков. — И новая война с отцом.

— Знание экономики в бизнесе еще никому не помешало.

— Ёж, ты наивная чукотская девушка. То, как у нас бизнес ведется и то, как он преподается - разные вещи. Я же знаю, как бабло добывается, подрабатываю, занимаюсь с новичками в спортклубе. Не знала? Думала, фазер мой из тех, что так просто бабки на ветер бросать будет? Да, пособие он мне выдает. Но я ж готовить люблю, а продукты сейчас дорогие. И репетиторы тоже!

Минаков меня отпустил домой. Сказал, что заразился от меня негой и чтобы я выспалась. Я так и сделала.

На следующий день у нас у обоих выдались дни без зачетов и консультаций, выходной, одним словом. Странное дело, Андрей пытался меня уговорить позаниматься. Но я категорически отказалась: договаривались мы на четыре раза, упражнения на сайте с проверкой он и сам может сделать, а раз зарабатывает, пусть учится деньги считать. Утром я посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась: краснота почти прошла, глаза смотрели на мир честно, добро... выжидающе. С Минаковым каждый день - новая песня. Сам он... чукотский юноша, что видит, то и поет: «тундра еду', белка бью, бурундук нора бежит». А жизнь... она глубже.

Наш с Ктгрой холодильник был пуст. Кира опять на радио пропадала, несла свою сложную диджейскую ношу: воевала с начальством, потому' что ставила хорошую музыку', а не ту, что у нас из «Дома-2» и тюремного шансона. Она меня в начале первого курса всегда подкармливала. Я решила, что раз деньги есть, отплачу добром.

В гипермаркете, когда поднималась по ленте, глубоко задумавшись, не обратила внимание на пару подростков. Они забавлялись, кидали теннисный мячик об стену'. Я мазнула по ним взглядом, а в следующую секунду мячик отлетел и зазвездил мне по скуле. Я аж взвыла. Больно было, обидно... и я испугалась. Подростки, понятно, в меня попасть не планировали, но легче от этого не было. Малолетки гурьбой слетели вниз и бросились врассыпную, потому что я рвала и метала. А на втором этаже гипера, когда выбирала ру'чки и бутмагу для принтера, чуть не разрыдалась. Жалко себя было до одури. Почему так? Что я плохого сделала, боженька?

Зеркало сказало: «ну... так себе». Синяк начал движение по цветовой шкале и достиг насыщенного багрового, когда в дверь постучали. Ожидая увидеть Киру, я открыла. На пороге стоял Андрей.

— Твою мать, — протянул он с чувством, разглядев меня получше.

7 Д

7

— Лед есть? — спросил Андрей, подходя к холодильнику.

Холодильник у нас крошечный, но нам хватает. В морозилку, правда, помещается ровно два контейнера с мясом и рыбой, разложенными по «дозам», в пакетики.

— Что это? — спросил Минаков, доставая из контейнера сверток в полиэтилене.

— Рыба. Минтай. Фу! Не, не, не вариант. Не надо рыбу! Само пройдет.

— Тогда идем ко мне. У меня целый пак льда в морозилке.

— Я ужин готовлю, не видишь? Скоро соседка должна прийти.

— Здесь готовишь? — Минаков со скорбным видом осмотрел наш маленький кухонный закуток с электрической плитой. — Люди, вы убийцы кулинарной эстетики. Едите, я полагаю, тоже здесь?

— Нуда... вон там.

В углу у нас был стол, он же разделочный, он же кухонный, он же иногда рабочий. Над столом висел постер, доставшийся от прежних жильцов, с Олимпиадой-2014. Мы постер не снимали, не сколько из патриотизма, сколько из-за пятна на обоях. Летом мы с Кирой планировали сделать в блоке ремонт, а пока любовались на горы и выцветшую лыжницу.

— Собирай все продукты в пакет, идем ко мне, — решительно заявил Андрей. — Переложишь готовое в контейнер и принесешь соседке.

— Борщ?

— Борщ в термос перельем. У меня есть.

Уже в коридоре я вспомнила и спросила:

— А ты зачем приходил-то?

— Я? Обсудить расписание... дальнейшее. У меня время тренировки изменилось.

— А-а-а...

На втором этаже в пятой общаге было шумно. Носились какие-то ребята в блестящих шляпах- конусах.

— Днюху отмечают, — объяснил Андрей. — Я тоже на минутку уйду, поздравлю одногруппницу.

— Только поздравишь? На вечеринку тебя не приглашали?

— Приглашали. Ёж, я старый, разочарованный в жизни чувак. Мне с ними скучно, им со мной.

— Старый, — хмыкнула я, входя в блок.

— А где мясо? — спросил Минаков, раскладывая мои покупки на столе.

— Мяса нет, но есть превосходное сало. Кирин дедушка сам солит.

— Сало? — задумчиво проговорил Андрей. — Сало - это хорошо. Это в генах. Ну, начнем. Нет, ты сиди и внимай... и предвкушай. Лед там.

Я приложила пакет с кубиками льда к синяку, лицу' сразу стало легче. Сидя на высоком стуле, внимала и предвкушала. И то, и другое получалось у меня отменно. На Минакова было приятно смотреть. И кухня у него была, как в кулинарных шоу по телеку'. Зажурчала вода в мойке, овощи покрылись хрустальными каплями, в свете яркого светильника над столом тускло блеснул отличной сталью острый нож. Андрей милостиво позволил стащить кусочек сала с прожилками мяса и листик капусты.

— Аппетит это не испортит, а ты не будешь мне под руку вздыхать, — объяснил Минаков.

— Я буду хрустеть, — предупредила я.

— Хрусти, только поаппетитнее. И развлекай меня разговором.

Минаков священнодействовал. Глядя на него, я начала понимать сакральный смысл борща и феномен его разновкусия, в зависимости от личности готовящего.

— Понюхай, — Андрей сунул мне под нос крошечную баночку’ с чем-то одуряюще ароматным. — Кавказская сухая аджика. Мне родственники с юга каждый год присылают. Без нее борщ - детское питание.

— Как же вкусно пахнет! Пли-и-из! — взмолилась я. — На хлебушек! На корочку! Можно на черствую!

— Нет, — в этот раз повар был непреклонен. — Сейчас нахватаешься и не оценишь результаты труда шефа. Терпи. Я тебя научу ценить лучшую приправу - голод.

— Спасибо, конечно, — надулась я. — Но я прекрасно знаю, что это такое. И вообще, не успеешь научить. Сколько у нас уже уроков осталось?

— Четыре, — после небольшой паузы отозвался Минаков от плиты.

... — Так что с тобой приключилось? — спросил Андрей.

Я рассказала ему об истории с мячиком и добавила:

— Прикинь, только аллергия прошла, а я опять с опухшей рожей.

— Не с рожей, а с лицом, — наставительно произнес Минаков, бросая малюсенькие кусочки сала на сковородку. И хватило же у него терпения так его крошить. — А я думал, ты опять подралась из-за этого... Романа Горкина, из группы. У вас с ним что?

— Ничего, — вздохнула я.

— Он тебе нравится?

— Да нет... пожалуй.

Я сказала это и застыла с полурастаявшим пакетом у лица. Как-то очень равнодушно удалось мне в этот раз соврать.. Ни сердца, вниз сорвавшегося, как будто на горках катаешься, ни сбившегося дыхания. Только слюна во рту, но это из-за подрумянивающихся шкварок.

— А ты откуда про стрелку знаешь? — поинтересовалась я.

— Кто ж о ней не знает, — отозвался Минаков.

— Да не дралась я. Просто показала, что не одна... ну... не одиночка. Стая всегда травит одиночек. Или тех, кто на них не похож, что впрочем одно и то же. Мои соседки по этажу меня поддерживают, боятся, что я им переводы делать не стану.

— У них тоже Новицкая?

— Угу. А тебе, наверное, не нравится, когда девушки дерутся. Не женственно, да?

Минаков повернулся, держа на весу деревянную лопатку', и проговорил: