Пришельцы с небес

Скафандр Пита продолжал падать, медленно, но неуклонно ускоряясь. В трех десятках ярдов за ним была довольно широкая черная расщелина; впрочем, сказать точно, насколько она широка, я бы не смог, потому что противоположный край терялся в тени стены кратера. Я метнулся туда, как крыса в нору. На третьем прыжке я подхватил Пита за пояс для инструментов и кислородный шланг. Лицевая сторона его шлема не успела коснуться покрытой пылью пемзы, и я потащил Пита с собой. Какая-то самая тупая или самая вымуштрованная часть моего мозга отказывалась признать, что он мертв.

Я быстро скользил в нескольких дюймах от лунной поверхности, отталкиваясь от камешков, торчащих из пыли, — как рыба, которая плывет, едва шевеля плавниками. Крузо не ждал от меня такого фокуса, и мне хотя бы отчасти удалось обмануть слабое лунное притяжение, ограничивающее скорость передвижения на Луне, не превратившись в удобную мишень. За моей спиной сверкнула зеленая вспышка, и пыльное облако слегка хлопнуло меня по заднице. Не рассчитал упреждение. А я теперь знаю, что у него есть не только пули, но и гранаты.

Я нырнул в расщелину через три секунды после того, как ботинки Пита царапнули о последнее на пути скальное обнажение. Самая тупая или самая вымуштрованная часть моего мозга упорно не хотела сдаваться; я держал его труп словно в тисках, и от толчка мы с ним развернулись. Но даже в этом мне повезло: в пяти ярдах впереди вырос яркий шар диаметром ярда в два; он был похож на гигантского светлячка, только отнюдь не такой дружелюбный, ибо невидимая взрывная волна разреженных газов толкнула меня достаточно сильно, чтобы мой скафандр раздулся, предохраняя хозяина от удара. Не будь между нами серебристой гробницы Пита, дело бы кончилось плохо. Итак, у него есть снаряды с дистанционными взрывателями, реагирующими на металл, — вероятно, у них на планете эти штучки весьма эффективны.

Хвост бледно-зеленой вспышки осветил мне дно расщелины в сотне ярдов внизу. Он было почти целиком покрыто пылью; молись Богу, чтобы пыль оказалась глубокой. Я прыгнул. Мне хватило времени прижать большим пальцем кнопку «Критическая ситуация»; корабль должен был автоматически передать сигнал в Циркумлуну. Потом край расщелины отрезал меня от корабля, и я лениво упал из яркого света в благословенную черноту. Подсветка на приборной доске моего шлема давно уже была отключена — даже она могла дать крузо достаточно света, чтобы прицелиться, — а приборную доску Пита погасила пуля. Десять, двенадцать секунд падения, а зубчатая стена кратера по-прежнему торчала над краем расщелины. Я чувствовал, как оружие крузо опускается, следя за мной, — он тоже знал ускорение свободного падения на Луне, медленные пять футов на секунду в квадрате. Я чувствовал, как его щупальце, палец или коготь напрягается на спусковом крючке, кнопке или что у них там. Со всей силой, на какую я был способен, я пихнул Пита вдоль стенки расщелины. Еще три секунды, четыре — и мой скафандр снова распух, и я ощутил удар: еще одна зеленая вспышка высветила гладкое дно, начавшее подниматься мне навстречу немного быстрее. Эта вспышка была полусферой, не шаром: снаряд попал в стену, но осколки, если они и были, благополучно меня миновали. И он ударил точно посередине между мною и серебристым гробом Пита. Крузо знал свое оружие и свою Луну — я искренне им восхищался, несмотря на то что мой трюк с Питом, рассчитанный на действие и противодействие, заставил его промахнуться. Наконец стена кратера скрылась за краем расщелины, и я, перезарядив свифт, приготовился приземлиться, как трехногий краб, на обе ноги, обутые в сапоги для лунного грунта, и свободную руку.

Падать одиннадцать секунд на Луне — все равно что две на Земле, но и того, и другого достаточно, чтобы набрать скорость больше пятидесяти футов в секунду. Я довольно чувствительно ударился о слой пыли, но, слава богу, камней в этом месте не оказалось. Я наполовину утонул в пыли, и подсветка приборной доски снова зажглась — но лишь для того, чтобы в тусклом свете продемонстрировать мне толстый слой серой мелкой муки.

И как мука, пыль сопротивлялась, когда я отстегнул сапоги. Используя их в качестве точки опоры, я освободил от пыли вторую руку и переднюю часть шлема. Даже сквозь серую завесу пыли звезды выглядели неплохо. Держась за сапоги обеими руками, я вытянул ноги из пыли и, балансируя на предательской скользкой поверхности, снова обулся. Потом поднялся и включил прожектор на шлеме. Я не был в восторге от того, что приходится это делать. С такой же охотой преследуемое животное будет трещать кустами или застынет на фоне неба, но я понимал, что у меня ровно столько же времени на то, чтобы найти укрытие, сколько его понадобится крузо, чтобы добежать от ниши в стене до края расщелины. В большинстве своем они бегают очень быстро и жаждут убивать.

Ладно, ведь мы первые начали убивать, — напомнил я себе. А сейчас я в роли дичи.

Прожектор высветил блестящий саркофаг Пита, распластанный на поверхности; наполовину погруженный в пыль, он был похож на человека, плывущего на спине. Я обвел лучом всю расщелину. Стена напротив была гладкой, за исключением нескольких выступов и трещин, и я не заметил даже какого-нибудь навеса, который мог бы дать мне укрытие от крузо наверху.

Зато часть стены на моей стороне, меньше чем в полусотне ярдов, была вся изрыта дырами и пузырями там, где когда-то пенилась и бурлила первобытная лава в слабом поле лунного тяготения. Я нацелил себя в центр этого участка и начал движение. Прожектор я выключил и шел, ориентируясь по полосе звезд.

Сапоги для лунного грунта похожи на снегоступы, и ходят в них почти так же. Для меня в этом есть что-то ностальгическое, но у зверя, на которого идет охота, нет времени предаваться сладостным воспоминаниям.

Внезапно над моей головой загорелось сияние более яркое и более алого оттенка, чем звездный свет. Узкая лента скалы наверху противоположной стены купалась в оранжевом пламени, а зубцы на гребне стены слабо мерцали, словно тлеющие вулканы. Свет разгорался; он спрыгнул вниз, в мою расселину, и заметался между стенами, вновь осветив мне дыры, к которым я шел.

Крузо поджарил наш корабль. Оба бака, стоящие вплотную друг к другу, взорвались и вспыхнули сотней факелов. Пока я добирался до дыр, оксианилин все горел. Я влез в самую крупную, и в свете гаснущего пламени увидел лавовый пузырь футов двенадцать в диаметре и с еще одной дырой в дальней стене. Скала была черной, на ощупь грубой и твердой, как алмаз. Я рискнул остановиться и бросить взгляд назад.

В багровом облаке вырисовывался скелет нашего корабля. Сверкнула зеленая молния — крошечный ядовитый кинжал, — и в следующее мгновение там, где лежал Пит, мигнул огромный бледно-зеленый светлячок. Пит спас меня в четвертый раз.

Я едва успел убраться в сторону, когда другой светлячок, на сей раз ослепительно яркий, вспыхнул у самого входа в мою дыру, и я почувствовал мягкий удар взрывной волны. Через скалу я слышал, как звякают о камень ошметки скафандра Пита, но, может быть, это у меня просто звенело в ушах от близкого взрыва.

Я пролез в заднюю дверь и оказался в другом пузыре, похожем на первый всем, даже наличием черного хода. Миновав этот третий проход, я развернулся и положил ствол свифта на неровный порог. Крузо здесь дома, и куда бы я ни забрался, он будет знать местность лучше меня. Какой смысл отступать дальше и потеряться в этих норах? Часы на приборной доске показывали, что с того момента, как Пит поймал пулю, прошло около полутора минут. Герметизация- скафандра не нарушена, кислорода и запаса тепла хватит мне еще на четыре часа — Циркумлуна может прислать спасателей в течение половины этого срока, если мой сигнал получен и если крузо не перестреляет и их. Внезапно я с дрожью вспомнил, что подсветка может меня выдать, и погасил ее. Я хотел переменить позицию, но боялся, что крузо вычислит мое местоположение по звуковым колебаниям в камне. Я замер и сам начал прислушиваться к нему.

Ни света, ни звука, призрачная гравитация — будто тебя испытывают в сурдокамере. Почти сразу же началось головокружение и ложные ощущения, зрительные, слуховые и осязательные, и даже ожидание крузо не могло их остановить. — Наверное, подсознательно я хотел, чтобы они появились. Напряженно пытаясь уловить признаки приближения крузо, я вынужден был наконец начать думать о нем.

Странно, что люди тысячелетиями глядели на Луну и даже не могли предположить, что на самом деле она такое: бледное мраморное кладбище для живых мертвецов, высохшая космическая Тортуга, место, куда миллионы миров свозили на серебристых кораблях своих мятежников, еретиков, преступников, сумасшедших. Не на плодородную, теплую, укрытую одеялом атмосферы Землю с ее диковинной юной расой, которой эти изгои могли бы причинить вред, а на огромную серебристую скалу спутника Земли; и они влачили здесь свое одинокое, наполненное одной лишь яростью существование, каждый в личном скафандре, с личным оружием и личной одинокой хижиной или норой. Они жили, перерабатывая собственные отходы — а также ожесточение, ненависть и заблуждения, которые привели их сюда. Их было не меньше тысячи — достаточно, чтобы превратить Луну в источник пищи и топлива, еще раз победить природу и, быть может, даже стать хозяевами Земли. Правда, для этого им нужно было сотрудничать; но именно их отказ от сотрудничества послужил причиной изгнания, а кроме того, здесь были представители почти пятисот различных галактических рас. И поэтому, хотя они располагали каким-то видом электронной, псионической, черт-знает-какой-еще связи — по крайней мере о том, что случалось с одним изгнанником, сразу становилось известно другим, — каждый из них оставался одиноким Робинзоном без Пятницы; отсюда и их название.

Я рискнул включить подсветку и взглянуть на часы. Прошло только тридцать секунд. Этак за те два часа, через которые я могу ждать помощи — и то, если мой сигнал был получен, — минует целая вечность, а тем временем крузо… Мои чувства напряглись, зато мысли вновь побежали куда-то далеко.

Люди пристрелили первого же крузо, которого встретили: они так испугались, что забыли все, чему их учили. С тех пор крузо всегда первыми открывали огонь — по крайней мере старались, — игнорируя наши запоздалые усилия установить контакт.