Пристань святых
Шрифт:
— И трусы тоже снимай.
Одри запутался в них… они съехали до лодыжек… он швырнул их на стул… его нагота… рука Джона, втирающая смазку, и серебристые искры у него за глазами. А в голове роятся странные образы. Ему кажется, что когда-то очень давно он жил в этой комнате… на потолке свет от автомобильных фар с улицы и открывающиеся и закрывающиеся двери на лестнице…
— Мы оба пользуемся медным тазиком в мансардной комнате после того, как вернулся Джонни.
Песок, который разносит ветер, запах рыбы и мертвые глаза в дверном проеме, убогие кварталы забытого города. Я начал припоминать ломбарды, винтовки и медные затворы на окнах, мексиканские рестораны, дома, в которых сдаются грошовые комнатушки, холодный ветер с моря. Мертвые глаза, казалось, смотрели на какое-то отдаленное начало воспоминаний о том парне, старый каток… теперь в любое мгновение… Кто упомянул об Атлантик-сити?.. ржавая арматура вокруг дыр с неровными краями… Кабинет Вэна… врач что-то пишет… Отель «Глобус»… Грандиозная Катастрофа в Атлантике… имя адрес отель все правильно?.,
Грандиозная Катастрофа в Атлантике…
Все подробности читайте у нас.
Мы бежали, пока не вынырнули из серебристо-черного тумана в предвечерний свет клонящегося к закату солнца на окраинную улицу с потрескавшимися мостовыми и острым запахом травы.
— Ребята на роликовых коньках уже близко. — Проходя мимо колонн и столбов, Диб касался их.
Он указал на оштукатуренное здание, занимавшее половину квартала.
— Там, на старом катке.
Каток был огражден и со стороны производил впечатление пустого. Диб постучал в боковую дверь, и она беззвучно распахнулась на хорошо смазанных петлях. На пороге стоял высокий молодой человек в голубых плавках. Под мышкой он держал автомат. Он бросил на меня холодный взгляд металлически серых глаз.
— Заходи, — произнес он и отошел в сторону.
Я оглянулся по сторонам в поисках Диб. Он исчез.
— Его нет.
— Naturlich [32] . Это его работа.
Посередине катка на коньках катались несколько ребят в голубых плавках. Солнечный свет пробивался сквозь квадраты армированного стекла. Арматура проржавела вокруг дыр с неровными краями — последствия, как я предположил, попадания гранат или снарядов. Повсюду были расстелены матрацы, на них сидели обнаженные юноши, курили гашиш и пили чай, за верстаками у одной из стен несколько ребят затачивали ножи, смазывали коньки, чинили велосипеды. Дальше, за верстаками, располагалась подставка для велосипедов. Четверо подростков занимались на мате дзюдо и карате. Другие бросали ножи в мишень. Сцена из немого фильма. Ни смеха, ни криков, ни шумных потасовок. Когда я проходил мимо, головы ребят поворачивались в мою сторону, но лица оставались бесстрастными, взгляды — холодными и пристальными. Все движения были продуманны и точны. Никто из ребят не шлялся бесцельно по залу и не стоял без дела. Парень с автоматом провел меня в помещение, которое, вероятно, было чем-то вроде управления катка. Оно было обставлено как офицерская кают-компания: на стене карты, в картах — булавки.
32
Естественно (нем.).
— У тебя есть боеприпасы? — спросил он.
Я выложил на стол коробку с пятьюдесятью патронами.
— Мы должны их распределить. У нас есть пять полицейских револьверов тридцать восьмого калибра.
Он протянул мне пять патронов.
Он прошел к двери и заговорил на своем языке. От верстака отошел худощавый темноволосый мальчик с лицом, усеянным подростковыми угрями. На нем не было никакой одежды, кроме голубых плавок. Он жестом попросил меня следовать за ним. Пыльное окно, заколоченное досками, мальчишки за столом чистят картошку и режут мясо. Он скользнул за прилавок, из-за которого когда-то шумным подросткам выдавались коньки. Смерил меня взглядом и бросил на прилавок одежду: пуловеры, голубые джинсы, голубые плавки, носки. Затем протянул мне охотничий нож в восемнадцать дюймов длиной с поношенным черным ремнем и ножнами. Я прикинул вес ножа, взяв его в руку. Рукоятка заканчивалась медным набалдашником. Это был идеальный боевой инструмент, заточенный до остроты лезвия бритвы.
— Найди любую пустую кабинку и переоденься, — сказал мне мальчишка.
Я засунул свою одежду в кабинку и переоделся в голубые джинсы и пуловер.
— С тебя нужно снять мерку для коньков, шлема и наколенников.
В пыльной комнате сидел пожилой сапожник, перед ним на длинном столе были разложены инструменты и куски кожи. Он взглянул на меня глазами серого неба в бессолнечный день. Старческими неторопливыми движениями он снял у меня мерку с ног, головы и рук. Мальчишка стоял, прислонившись к дверной притолоке, и наблюдал. Сапожник завершил свои измерения и кивнул.
— Баня? — спросил мальчишка.
Идя за ним, я заметил прыщик в том месте, где соприкасались его обнаженные ягодицы, а второй — на левой щеке. Он почувствовал мой взгляд на себе, остановился и оглядел меня через плечо. Я коснулся прыщиков кончиками пальцев и начал ласкать его ягодицы. Он слегка пошевелился и потер свои плавки… забитые досками пыльные окна… запах пота и нестираных плавок… несколько ребят переодеваются. Мальчишка сел на скамейку, стянул с себя плавки и швырнул их в кабинку. У него вставал член. Он опустил глаза, наблюдая за его движением.
— Раздевайся.
Я стянул с себя одежду. Он смотрел на меня без улыбки, оценивающим взглядом.
— Сейчас ты будешь меня
трахать, — решил он. Он провел меня в зеленую дверь. За ней была душевая с белым кафельным полом. Какой-то юноша только что опрокинул на себя ведро воды. Он повернулся к нам, член его был напряжен. Он протер глаза и оценивающе посмотрел на меня, как бы сравнивая мое тело со своим худощавым и смуглым, затем медленно вытянул ногу, провел ею по моей икре и при этом сказал что-то темноволосому мальчишке. Трое ребят сидели на скамейке и сравнивали свои вставшие члены. Мальчишка наполнил ведро и вылил половину воды на меня, а оставшуюся на себя. Мы передавали друг другу кусок карболового мыла. Кто-то из ребят бросил нам полотенце, и мы вытерлись. На полке лежал тюбик «KY». Я взял его. Мальчишка наклонился вперед и раздвинул ягодицы. Я коснулся его прыщиков, после чего начал втирать смазку в анус, вводя палец все глубже и глубже, сжал руки у него на бедрах и притянул его к себе, я ощущал мерные втягивающие движения, когда мой член скользил в нем, и электризующее тепло его дрожащего тела. Остальные ребята стояли вокруг нас и молча наблюдали, и лишь в момент кульминации из их приоткрытых губ исторгся легкий вздох. На каток мы вернулись обнаженными.День близился к вечеру, и каток по краям погружался в темноту. Несколько ребят готовили еду и чай. Другие занимались групповым сексом. Несколько мальчиков уселись в кружок на мате для карате и в молчаливой сосредоточенности созерцали гениталии друг друга. У одного из них член стал подниматься. Он прошел в центр круга, трижды повернулся вокруг своей оси и сел, поджав колени. Он переводил взгляд с одного лица на другое. Наконец он остановился на одном из мальчиков, и их сразу же соединил поток энергии. Раздался звук, напоминавший щелчок затвора фотоаппарата. Мальчик в центре кружка развел ноги и лег на спину, положив голову на кожаную подушку. Капля смазки появилась на самом кончике его фаллоса в тот момент, когда он, извиваясь, изогнул тело. Его избранник опустился на колени перед ним и стал рассматривать его гениталии. Он надавил на головку члена, расширив отверстие, и стал всматриваться в него сквозь линзу смазки. Затем нежным уверенным движением пальцев повернул ему яйца так, словно настраивал сложное устройство, двигая членом, будто точным прибором, медленно проводя пальцем вдоль канала и втирая смазку вдоль разделительной линии, нащупывая чувствительные точки на головке члена. Юноши в кругу сидели молча, приоткрыв рот. Спокойствие внимательных лиц достигло остроты бритвы. Мастурбируемый откинулся назад, прижав колени к груди. Дрожащее в экстазе его тело утратило четкость фокуса. Он лежал без сознания. Двое ребят перенесли его на матрац и накрыли тело голубой простыней. Его место в центре круга занял другой мальчик.
Я чувствовал нестерпимую усталость и голод. Какие-то другие ребята жестом предложили мне сесть и протянули тарелку с тушеным мясом и кусок темного арабского хлеба. Поев, я нащупал матрац и уснул. Когда я проснулся, каток был наполнен желтовато-серым светом. На меня смотрел какой-то парень. Он сидел, подперев голову руками. Это был тот самый, который коснулся меня ногой в бане. Наши взгляды встретились. Что-то щелкнуло у меня в голове, а в животе что-то начало таять; какой-то тугой ремень сжимал мне голову, все сильнее и сильнее; металлический вкус появился во рту. Я смотрел вниз с потолка сквозь расколотый свет, выписывая восьмерки на утреннем небе.
Здесь примерно тридцать ребят всех рас и национальностей: негры, китайцы, мексиканцы, арабы, датчане, шведы, американцы, англичане. Точнее, они происходят от соответствующих рас и национальностей: негров, мексиканцев, датчан, американцев и так далее. Однако эти ребята — совершенно новая человеческая порода.
После завтрака, состоявшего из хлеба и чая, шестеро ребят натянули плавки, шлемы, повесили на пояс кинжалы, готовясь к патрулированию. Белокурый юноша с автоматом собирался сопровождать их в качестве руководителя. Другие продолжали работать у верстаков, затачивали ножи, смазывали коньки, чинили велосипеды, готовили оружие. Один вид оружия у них действовал по принципу арбалета, он был снабжен прочными резиновыми лентами вместо тетивы. Свинцовые пульки подаются из магазина в верхнюю часть оружия и затем, когда ленты оттягиваются назад, попадают в специальное углубление — и оружие готово к бою. Модели винтовок поразительно точны на расстояние до двадцати ярдов. С помощью присоединения кусков свинца к каждому из концов велосипедной цепи создается страшное убийственное оружие наподобие боло. Ребята постоянно тренируются со всеми этими штуками.
Ко мне подходит прыщеватый мальчик, с папкой под мышкой и в голубых джинсах. Он был бы похож на американского школьника, если бы не холодный внимательный, но отчужденный взгляд. Он обращается ко мне с удивительно правильным английским произношением.
— Я научу тебя языку изображений. — Он стучит пальцем по папке. — Старый язык плохой.
Он освобождает место на верстаке и открывает папку. Язык, который он мне демонстрирует — упрощенная версия древнеегипетского. Изображения транслитерируются в слова. Каждая картинка может быть словесно обозначена несколькими способами в зависимости от контекста. В течение пяти дней мы занимаемся по десять часов в день. Мне очень помогают мои прежние занятия египетскими иероглифами, и вскоре я уже могу без труда общаться. Изображения возникают из слов. Я знакомлюсь с историей и обычаями этих загадочных ребят. Раз в год все они встречаются в одном месте, чтобы сравнить свое оружие и боевые техники и принять участие в коллективных оргиях. Подобное празднество именуется у них Время Ксолотль.