Пристрастные рассказы
Шрифт:
Опять задумались над породой и постановили, что теперь порода — ослепительно чистая и сытая.
Маяковский назвал собачку «Щен».
В этот день купанье наше не состоялось. Зато все следующие дни, до конца лета, мы ходили купаться вчетвером.
Красивая речонка Уча. Извилистая, быстрая. Берега тенистые, а на воде солнце. Тихо.
Щен лаял с берега звонким голоском на плавающего Владимира Владимировича. Он подбегал к самой воде, попадал передними лапками в воду и пятился, не переставая лаять.
Владимир Владимирович звал его, свистел, называл всеми уменьшительными именами:
— Щеник!
— Щененок!!
— Щененочек!!!
— Щенятка!!!!
—
Казалось, что уговорить его невозможно.
Щен бросался к воде, но как только лапы попадали на мокрое, он обращался в паническое бегство. Если я в это время оказывалась на берегу, он бежал ко мне и выразительно обо всем рассказывал.
— «Нечего, Щен, нечего!» —
Кричал из воды Владимир Владимирович.
— «Сам видишь, что никакого тебе сочувствия! Иди лучше ко мне и давай плавать, как мужчина с мужчиной!» —
Такой силы был ораторский талант Маяковского, что Щен вдруг ринулся в пучину и поплыл!
Невозможно описать щенячий восторг Маяковского! Он закричал:
— «Смотрите! Все смотрите! Лучше меня плавает! Рядом с ним я просто щенок»!
Пошли грибы. Мы им очень обрадовались — как развлечению и как пище.
Каждый день вчетвером ходили за грибами.
Попадались белые.
Владимир Владимирович во время грибных походов проявлял дьявольское честолюбие. Количество его не интересовало, только качество. В то лето он нашел крепкий белый гриб в полтора фунта весом!..
В канаве, вдоль шоссе, росли шампиньоны. В них — в ежедневной порции — мы могли быть уверены: местные жители и большинство дачников считали их поганками.
А больше всего в лесу сыроежек. Не очень они вкусные, но очень уж красивые — пестрые, крепенькие! Приятно собирать!
Позднее появились несметные полчища опят. Домработница Поля отваривала их, мелко крошила и заправляла мукой. Жарить было не на чем.
Я сейчас еще вспоминаю вкус душистой опенковой каши, когда услышу кукушку в лесу или зашуршит под ногой осенний лист и запахнет грибной сыростью.
Насолили опят на всю зиму. Щенка уплетал эту снедь за обе щеки — вместе с нами.
Как-то проходили мы мимо дачи, где под забором нашли Щеника, и ребята рассказали нам его родословную. Мать — чистопородный сеттер, отец — неизвестен. Щеник рос ввиде сеттера.
Шерсть у него была шелковая, изумительно-рыжая (чему Маяковский не переставал радоваться). У него были чудесные длинные кудрявые уши и хвост какой надо. Только нос темный и рост раза в полтора больше сеттерячьей нормы.
— «Тем лучше» — говорил Маяковский. — «Мы с ним крупные человеческие экземпляры».
Они были очень похожи друг на друга. Оба — большелапые, большеголовые. Оба носились, задрав хвост. Оба скулили жалобно, когда просили о чем-нибудь, и не отставали до тех пор, пока не добьются своего. Иногда лаяли на первого встречного просто так, для красного словца.
Мы стали звать Владимира Владимировича Щеном. Стало два Щена — Щен большой и Щен маленький.
С тех пор Владимир Владимирович в письмах и даже в телеграммах к нам всегда подписывался
Позднее, вместо подписи, рисовал себя ввиде щенка — иногда скорописью, иногда ввиде иллюстрации к письму.
Вот письмо из Парижа. Щенок около башни Эйфеля.
Вот он едет на пароходе по Атлантическому океану.
Щен
в Мексике, на пальме, смотрит в бинокль на Москву.Вот деловой Щен. Он торопится к поезду иэ Пушкина в Москву.
Вот он идет на работу.
Щен устал — без задних ног!
Вот он в Крыму, на вершине Ай-Петри, с шашлыком в руке.
В Ростове испортился водопровод, и он пьет только нарзан и даже моется нарзаном.
Щен болен. У него грипп.
После урока английского языка.
Худой Щен — шерсть клочьями.
Веселый, с букетами.
А вот образчики скорописных щенячьих подписей.
В то лето мы жили на даче долго — до первых чисел сентября.
По вечерам сидели на лавочке перед дачей, смотрели на закат и на носящегося задрав хвост Щенку маленького.
Закаты бывали самые разные, ослепительно-красивые, но кончались они неизменно тем, что солнце медленно и верно закатывалось и остановить его было невозможно!
Владимир Владимирович рассердился и написал об этом стихотворение «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче. (Пушкино, Акулова гора, дача Румянцева, 27 верст по Ярославской жел. дор.)».
Маяковский сочинял стихи, гуляя с Щенкой, который бегал за ним, как собаченка, — по дачным улицам, по большому лугу перед нашей дачкой, по опушке леса за лугом.