Пристрелите нас, пожалуйста!
Шрифт:
– Я не вор!
– Вор, – ласково сказала Ульяна Федоровна. – Ты вор, Аркаша, и прекрасно это знаешь. И со складом ты темнил. Сам же его и обнес. Твои люди. Или, скорее, Гарика. Страховку хотел получить, кредит вернуть. На месте Савелия Игнатьевича я бы тебя просто послала, как это сделали все остальные.
– Меня не послали!
– Тебя послали. У тебя никого нет. Кроме денег. Деньги есть, это правда. Но деньги – это не кто, а что. Неодушевленное. Они сами никуда не побегут. Надо, чтобы кто-то с ними побежал ради тебя. Есть люди, которые способны рисковать жизнью ради тебя? Необязательно жизнью. Хоть чем. Которые к тебе относятся как к человеку, а не как к кошельку?
– Ты есть, – тихо сказал Аркадий.
– А как ты со мной обращался? – так же тихо спросила Ульяна Федоровна. – Вот и подумай:
– Лика…
– Все. Теперь можно расслабиться, – Ульяна Федоровна встала. – Позвонить мы больше никому не можем. И нам никто не может. Придется положиться на судьбу. Вот насколько мы виноваты – столько и получим. А ты передо мной виноват…
– Но и ты передо мной.
– Какую же мы оба сделали глупость!
– Согласен, – Аркадий тоже встал.
Ульяна Федоровна подошла к наваленным на баррикаде коробкам и стала в них рыться.
– Что ты делаешь? – спросил муж.
– Ищу зарядное устройство.
– У меня последняя модель. Даже если найдешь, оно к моему мобильному не подойдет.
– Выходит, старое-то, оно верней?
– Выходит, что так, – кивнул Аркадий. – Перестань суетиться, Лика. Просто посидим. Молча.
Ульяна Федоровна со вздохом достала из коробки сверкающее вечернее платье.
– Когда-то я в него влезала, – сказала она и прижала пахнущую сладкими духами ткань к лицу. Запах сохранился до сих пор, ее запах. Сладкий, тягучий, как карамелька, у многих вызывающий раздражение. Но Ульяна Федоровна его обожала и никогда не меняла духи. Это был запах ее молодости, ее красоты. Женился же на ней Аркадий. И не по расчету, а по большой любви. Ни он, ни она тогда ничего не имели. Совсем не дурнушкой она была. Нет, не дурнушкой.
– Ты была красивой, – тихо сказал муж, словно в ответ на ее мысли.
В этот последний час жизни они вдруг снова стали слышать друг друга. Не только слова, но и мысли, что гораздо ценнее. Ведь они прожили вместе четверть века и проросли друг в друга корнями. А когда попытались их разрубить, рухнуло само дерево жизни. Надо было пройти через весь этот кошмар, оказаться на грани жизни и смерти, чтобы понять очевидное…
– Тебе нравятся мои духи?
– Да, – признался он.
– Почему Кристина?
– Она модная. Молодая. Была.
– Не такая уж молодая. Журналов глянцевых насмотрелся?
– Приятно, когда рядом с тобой ухоженная женщина.
– Виновата: признаю. Это все из-за того, что у нас нет детей. Заедала тоску пирожными. А ты все время пропадал на работе.
– Иди сюда, – тихо позвал Аркадий.
Ульяна Федоровна подошла и не обняла, нет, привалилась к нему сбоку, обхватила руками за шею. Так они стояли и молчали.
– Ты чувствуешь? – тревожно спросила вдруг она.
– Нет. А что такое?
– Дымом пахнет! Он все-таки поджег дом!
Жадность
Это было похоже на игру в казаков-разбойников. Иван Петрович крался по дому, держа в руке заряженный пистолет и настороженно прислушиваясь к тому, что вокруг происходит. На каждый шорох он вскидывал руку и целился в невидимого противника. Он знал: Ситников где-то в доме, и самое разумное, что можно сделать, это уйти. Сейчас, когда путь открыт, никто не мешает, как раньше, уйти, убежать, скрыться.
Он хотел уйти с первой же минуты, с того момента, как понял, что в доме посторонние. Что план, казавшийся идеальным, рухнул. Когда неопрятная толстуха, открывшая дверь, назвала его Иваном Петровичем и силой затащила в дом, надо было сопротивляться. Извиниться, дверью, мол, ошибся, и уйти. Бес попутал. Он ведь и куртку не снимал, и держал в поле зрения входную дверь, потому что хотел убежать. Только об этом и думал. И после того, как нашли труп Кристины, тоже хотел уйти. Но потом вдруг понял, что может заполучить кучу денег. И остался.
Он стал играть в Ивана Петровича и, кажется, заигрался. Во всем виновата его жадность.
Вот и сейчас мысль о деньгах сидела в голове, как заноза. И мешала думать о чем-нибудь другом. Как только Иван Петрович решал «все, хватит, беги», заноза впивалась в мозг и причиняла боль: а как же деньги? Ты еще их не взял. А без них ты погибнешь. Было так очевидно: или деньги, или жизнь. Жизнь, конечно, дороже,
но без денег… Какая же она жалкая!Только слабаки и неудачники живут без денег и утешают себя расхожей фразой: не в них, мол, счастье. Деньги – это необходимое условие комфортного существования. Как ни крути, все упирается в них. Когда ты кругом в долгах, это не жизнь, а мучение. Это узел на петле, и если его не разрубить одним махом, веревка затянется на шее. А Иван Петрович очень любил жизнь. Не ту, позорную ее сторону, где кредиторы терзают, как злые сторожевые собаки, не тюрьму и не суму. Мчаться по трассе на блестящей новенькой иномарке на юг, где вино рекой, загорелые девочки и синее, магнитом притягивающее море. Это он любил. Он и начал с того, что взял огромный кредит и, не думая о последствиях, красиво пожил. Но недолго. Молодой был, глупый. Потом возникли проблемы. Он бросил ставший неприбыльным бизнес и стал искать денежную работу. Но долги росли, как снежный ком. Зато связи так же быстро таяли. Потому что он начал занимать у друзей, у тех, кто устраивал его на работу. И, в конце концов, остался и без друзей, и без нее. Заперся у себя в квартире и стал мучительно искать выход. Мысль пустить себе пулю в лоб из-за долгов ему и в голову не приходила. Надо просто достать деньги. Поэтому Иван Петрович и остался сейчас в доме. Он прекрасно знал, где искать. Ему мешал только Ситников. Ведь тот внезапно исчез. Ушел и… не вернулся.
Иван Петрович поднялся на второй этаж. Он давно уже решил пристрелить сообщника, раз другого выхода нет… Огонь все уничтожит. Все улики. Найдут на пепелище не четыре трупа, а пять. Хозяев и их гостей. Пока еще разберутся, кто есть кто. От оружия он избавится, охрана на въезде в поселок ничего определенного сказать не сможет. Соседи Телятиных тоже. Дело чистое. Но Ситников с его звериным чутьем прекрасно читал мысли своего противника. И вовсе не спешил лезть под пулю.
Ситников затаился. Во всяком случае, на втором этаже его не было. Иван Петрович прошел в спальню хозяйки и набил карманы ее украшениями. К его большому сожалению, Аркадий Телятин не баловал жену дорогими подарками. Серьги Ульяны Федоровны были гораздо скромнее, чем те, что красовались в ушах у Кристины, до того как попали в карман Ивана Петровича. Опустошив шкатулку, он задумался. Что дальше? В доме имелось много дорогих вещей, но для того, чтобы их забрать, надо подогнать к крыльцу машину. А это не представляется возможным. Во-первых, Ситников. Во-вторых, машина, на которой тот приехал, по-прежнему торчала в воротах, блокируя выезд со двора. Иван Петрович был уверен, что она ворованная. Кто ж ездит на таких помойках?
Он вполне мог прихватить с собой пару сумок. Столовые приборы из серебра, навороченный ноутбук хозяина… Картины… Подлинники? Иван Петрович слабо разбирался в живописи. Он знал, что деньги в доме есть. В кабинете, в сейфе. Эх, если бы у него было время! Ведь сейф еще надо открыть! Подобрать верную комбинацию цифр. И если бы не Ситников! Где же он?
И где хозяева? А вдруг Ситников с ними уже разделался? Это было бы замечательно! Иван Петрович заметил лестницу на чердак и, крадучись, чтобы его не услышали, поднялся по ступенькам. Дверь была завалена мебелью. На тумбочке громоздилось кресло-качалка, для верности к нему был привален тяжеленный масляный обогреватель, армейский. Откуда он у Телятиных и зачем понадобился, непонятно. Отопление работает исправно, полы во многих комнатах с подогревом. Люди иногда и сами не знают, зачем тащат домой всякий хлам. Особенно если это халява.
Он прислушался: там, за баррикадой, ясно слышались голоса. Один мужской, другой женский. Хозяева нашлись. Иван Петрович не стал их освобождать. Он какое-то время постоял, прислушиваясь. То, что противник теперь всего один, его немного успокоило. Точный выстрел, и все…
Иван Петрович успел поработать везде, в том числе и в органах. Откуда его, мягко говоря, попросили. Зато сегодня он с блеском выдал себя за полицейского. Сказался опыт. И если бы не Ситников…
Где же он? А может, ушел? Нет, он не мог уйти, пока не сделает дело, ради которого сюда пришел. Это не человек, а машина. У него только две кнопки – «вкл» и «выкл». А между этими двумя полюсами ничего нет. Никакой возможности договориться. Черт знает что! Надо же было так вляпаться!