Присядем перед дорогой. Вместо напутствия

Что привело его в революцию? Неужто забота о бедных и сирых, боль за бесправных и угнетённых?

Или звериным своим чутьём он ощутил, что эта подпольная жизнь нелегала ему подходит, что он рождён для потаённого, небезопасного, качательного существования. Можно разбиться, можно пораниться, перемещаясь по краю, по лезвию, но можно и взлететь над судьбой, если сойдутся пути-дорожки, выпадет фартовая карта.

Должны были совпасть обстоятельства, но обстоятельствам можно помочь и на рискованном вираже уверенно обойти конкурентов. Нужно уметь завести союзников – в дальнейшем, когда они станут лишними, можно будет от них избавиться.

Он знал, что однажды настанет день, и на вершине он будет один, там никому не найдётся места, но к одиночеству он привык. Был одинок в семье, в семинарии, в партии – всюду он был один. Это была его судьба, другой он не искал, не хотел.

Он знал, что дружба – красивый миф. Сближают – на очень недолгий срок – одни лишь общие интересы.

Вот почему совсем немногим дано осилить механику власти, познать её суровую тайну.

Лишь одиночки – творцы истории – одолевают её вершины. Он безусловно – один из них.

Монархи были подпёрты династией. Власть получали из рук отцов. Уже в младенческой колыбели.

Другое дело – такие, как он. Никто не помог. Все только мешали. Зато и он никому не обязан.

8

Открытие двадцатого века: историк – это интерпретатор.

Не торопитесь опровергать заносчивость автора, напоминать, что это общеизвестная истина.

Все звездочёты и летописцы, биографы далёких времён, при всех допущенных ими вольностях и допущениях в пределах знания.

Историки прошлого столетия, которым выпало жить в России, были кудесниками, поэтами. Они творили миры и мифы не хуже, чем олимпийские боги.

Патерналистское мирочувствие – это и есть тот дар Творца, которым он наделил человека для долгого странствия на земле.

Устойчивее и крепче, чем где-либо, оно привилось к российской почве. Никто его не воспринял так истово, безоговорочно, как наши предки. Для них верховенство земного бога стало естественным, как дыхание.

Когда Распутин совсем обессмыслил и развенчал сакральность монархии, они возродили её в диктатуре. На сей раз были они уверены: Россия не слиняет в три дня.

Но если Романовых всё же хватило на три столетия самовластия, коммуносоветская империя едва протянула три четверти века.

Легенды умирают в трагедиях и возрождаются в опереттах. Думая о Троянской войне, мы вспоминаем не столько город, изнемогающий в осаде, не древний торжественный гекзаметр, а бойкую музыку Оффенбаха.

Конец ознакомительного фрагмента.