Приток крови
Шрифт:
Саре 38 лет, эффектная худенькая брюнетка, мать двоих сыновей. Патрику 10, а Свену — 5. Она знает Константы с 14 лет, они женаты уже 12. Константы — писатель, сценарист. Пишет еще тексты для радио, которые иногда читает сам. Однажды вечером, около года назад, вернулся из студии и сказал, что Юлия, актриса, с которой работает и которая по второму микрофону читает тексты вместе с ним, «в него влюбилась».
— Представляете? Пришел домой, уселся за стол на кухне и пока я, стоя к нему спиной, резала сыр детям на бутерброды, так и сказал. А потом добавил, что Юлия каждый раз плачет, когда они об этом говорят, поскольку знает, что он принадлежит только мне, любит только меня и никогда меня не бросит. А потом он изменился. Стал слишком добрым, слишком деликатным, слишком заботливым и внимательным. Но знаете… совсем не таким, каким может быть муж после двенадцати лет брака. Я должна была этому радоваться, правда? Видимо да. Но не могла. Константы — моя первая и единственная
И тогда я решила встретиться с Юлией. Когда вошла в кафе, она выглядела как скорчившееся, перепуганное олицетворение вины, одетое в великоватый плащ. На год старше меня, хрупкая, с нежным девичьим лицом, с морщинками в уголках глаз. Разведена, одна воспитывает двух дочек. Не какая-то молоденькая фифа, на которую мой муж променял меня, когда наступил кризис среднего возраста. Она села передо мной и прошептала: «Я люблю его. Хотя не имею на это права. Не так, как вы, но люблю». А потом мы беседовали, стараясь не касаться самого главного. Только намеки, только неопределенные ответы на еще менее определенные вопросы. Если бы кто-то сидел рядом, никогда бы не понял, о чем мы говорим. И знаете, когда я уже не могла вынести неопределенности, спросила о моей роли в этом союзе. Она не ответила. Только пожала мне руку и замолчала.
Через неделю Константы пригласил к нам нескольких приятелей. Вышла его новая книга. Пришли люди из издательства, два журналиста и Юлия. Поздно вечером, когда все ушли, Юлия осталась. Я была измучена и пьяна. Оставила их за столом, погруженных в беседу, и ушла в спальню. Ночью я искала руки Константы, но его не было рядом. Я вернулась в гостиную. Они лежали обнаженные на ковре. Я легла рядом с Константы и в темноте осторожно дотронулась до лица Юлии. Разбуженная, она стала целовать и сосать мои пальцы. Потом на коленях подползла ко мне. В первое мгновение прикосновения ее тела заставили меня съежиться от смущения. Вдруг я почувствовала на шее ее дыхание. Потом пальцы в моих волосах, ладони на моих ягодицах. Наши губы слились, я ощутила вкус ее слюны и влажность тела. А потом между нами произошло что-то невероятное…
И теперь мы втроем. Точнее всемером. Мы и четверо наших детей. Иногда нам кажется, что нашей тройке не хватает гена ревности. Но это неправда. Не могу себе представить, что кто-то может отобрать у меня их обоих. Убила бы…
O HORMONACH, MIL'OSCI I WOLNEJ WOLI
О гормонах, любви и свободной воле
То, что любовь к кому-то — исключительно проявление свободной воли — догма, и человек, осмеливающийся ее опровергать, a priori считается не совсем нормальным, еретиком. Нельзя заставить полюбить, как нельзя запретить любить. Литература, а особенно поэзия последних двух тысячелетий была бы гораздо беднее, если бы не мотивы, связанные с человеческой трагедией, происходящей, когда невозможно с этой догмой смириться. Не были бы написаны гениальные симфонии, картины, сняты великие фильмы, если бы не истории любви — роковой или счастливой. Любовь как апофеоз абсолютно свободной воли для большинства людей, независимо от культуры, в которой они воспитаны, является аксиомой. Это подтверждают и сексологи, и антропологи, и социальные психологи, и социологи независимо от мировоззрения.
Никто и сегодня, по правде говоря, не в состоянии определить момент, когда любовь зарождается и почему у одних она длится долго, а у других — нет. Никто также не знает, от чего она умирает. Нет ответа и на вопрос, почему те, а не другие два человека по собственной воле испытывают любовь друг к другу. Не так давно (с середины 1980-х), правда, пока не досконально, стало известно, что происходит в мозгу этих людей.
Знаменитый американский антрополог из университета Ратгерс в Нью-Джерси доктор Хелен Фишер, автор книги «Анатомия любви», одна из немногих, кто отважился поделиться
с миром своими сомнениями, касающимися доминирования свободной воли при выборе партнера при создании долгосрочного союза, основанного на любви. Фишер уверена в биохимическом генезисе эмоций и утверждает, что при выборе предмета любви в той же мере, что и воля, действует даже не уровень, но распределение концентрации гормонов и нейротрансмиттеров, [8] влиянию которых, начиная с эмбрионального периода, подвержен наш организм. По мнению Фишер, решающее значение имеют пять из них: тестостерон, серотонин, эстроген, допамин и норадреналин.8
Нейротрансмиттеры — химические вещества (их несколько десятков), задействованные в передаче информации между нейронами (нервными клетками) или между нервом и клетками мускулов.
Исследования мозга с помощью томографа в репрезентативной группе мужчин и женщин, подтвержденные статистическим анализом их анкет, доказывают, что люди демонстрируют тенденцию объединяться в пары (гетеросексуальные или гомосексуальные) в зависимости от своего гормонального типа. Несмотря на обоюдную волю, вряд ли возможно, чтобы два несовместимых гормональных типа создали длительный союз. Фишер выделила четыре типа личности, связав их с доминирующим активным — либо мало активным — гормоном.
Руководители (проводники): люди, у которых сеть связей между отдельными областями мозга во внутриутробный период была сформирована с помощью высочайшей концентрации тестостерона в организме матери. Они прагматичны, активны, обладают аналитическим умом, смелы, не слишком поддаются эмоциям. Обычно доминируют в союзе (как мужчины, так и женщины) и определяют направление, которого следует придерживаться. Видят свою жизнь не как единое целое, а как цепь не связанных между собой отрезков, по которым перемещаются из пункта А в пункт Б.
Переговорщики (дипломаты): люди, мозг которых в эмбриональный период был сформирован под влиянием высокой концентрации эстрогена матери. Им свойствен поиск связи между мельчайшими событиями, они часто грезят наяву, чувствительны, постоянно пытаются найти свое я. В конфликтных ситуациях ведут себя дипломатично, ищут их разрешения, идут на компромиссы. У большого процента обследованных с таким гормональным типом обнаружена склонность к меланхолии и даже депрессии. Кроме того, в анкетах они признавались, что им необходима не только близость, но и забота партнера.
Строители (конструкторы): у этой группы доминирует серотонин, который является гормоном покоя. Как правило, это люди рациональные, признающие авторитеты, догматичные, их главное стремление — создание гнезда, семьи. Рассудок у них превалирует над эмоциями.
Исследователи (открыватели): люди с повышенной концентрацией допамина — оптимисты по рождению, пытливо интересующиеся миром и людьми (как в свое время представители Ренессанса), креативны, постоянно в поиске интеллектуального вызова, к тому же — очень чувственны.
Конечно, указывает Фишер, нет человека, который представляет один чистый тип. В каждом из нас есть черты и исследователя, и переговорщика, и строителя, и руководителя, но только один из типов является доминирующим.
Хелен Фишер очень интересно описывает это в своей недавно вышедшей в Германии книге, [9] убеждая читателей, что одной свободной воли недостаточно, чтобы полюбить на всю жизнь и быть счастливым. Необходимо еще и найти человека, который обладает сходной (био)химией или дополняет нашу. Руководительница не ждет от поэтичного переговорщика, что он укажет ей путь, но зато ей нравится вести его туда, куда стремится она сама…
9
Helen Fischer. Die vier Typen der Liebe. Droemer, 2010. Прим. автора.
DARIA Z UKRAINY
Дарья с Украины
Не знаю, есть ли лимит страдания, выпадающего на долю человека. Может, нам и в самом деле достается столько страданий, сколько мы можем вынести.
Моя фамилия Шмидтова. Не Шмидт, а Шмидтова. Потому что я не Шмидт. Я не могла бы называться «фрау Шмидт». Даже выйдя замуж за любимого мужчину, я не могла бы стать немкой. Поэтому я заплатила большие деньги, чтобы так было написано в моем паспорте. Это была неудачная инвестиция. Шмидт, мой бывший муж, в один прекрасный день пришел к выводу, что я для него «слишком толстая и слишком старая», а его сослуживцы приводят на вечеринки «куда более красивых молодых девиц». Он так и сказал. По пьяни, конечно. Я не хотела выглядеть толстой старой коровой на корпоративах «Дойче банка», поэтому подала на развод. Я, может, и толстая, но ведь не старая. А тогда мне было всего двадцать восемь. Дочь Шмидта от первого брака старше меня на два года. Да и не толстая я вовсе! Для Марселя я была худой. И для Дарьи тоже…