Притон невинностей

Хотя какая может быть дружба?

– Не вздумай фырчать, – запротестовала Оксана. – Ты, Маринка, не права, нужно его выслушать. А вдруг он в трезвяк попадал или еще какие причины были? Пусть скажет, а там видно будет.

– Да? – с сомнением переспросила Надя, отчетливо понимая, что она боится всего: и разговора с Михаилом, и его ухода без разговора.

Михаил тем временем освоился в зале и, осмотрев его, направился к столику, за которым сидели подруги-коллеги.

– Добрый вечер, девушки, – сказал он и, встав рядом с Надей, положил перед ней на стол один цветок гвоздики.

Надя заволновалась, ей захотелось, если честно-то, вскочить и с радостным визгом повиснуть у Михаила на шее, но она только подняла на него глаза и тихо сказала:

– Спасибо, Михаил.

Михаил кашлянул, Марина встала, не поднимая глаз, и пробормотала:

– Что-то голова разболелась, пойти таблетку принять, что ли?

Оксана, довольно улыбаясь, переводила взгляд с Михаила на Надю.

– Вы присаживайтесь, пожалуйста, – она показала на свободный стул, – а то что-то Надя у нас застеснялась, не предложит даже.

Михаил присел за столик.

Почти сразу же подошла Маша с подносом и, выставляя чашки с кофе перед всеми, пробормотала:

– За счет заведения, фирма угощает.

Оксана фыркнула, но промолчала.

Марина, обойдя стол, на мгновение встала за спиной Михаила и, подняв глаза, встретилась взглядом с Федором, стоявшим у входа в административный коридор.

Она медленно кивнула и, посмотрев на взлохмаченный затылок Михаила, пошла к выходу. * * *

День был жаркий, а ночь выдалась прохладной.

Май, похоже, решил показать, что он месяц вовсе не летний и не стоит расслабляться. А чтобы не забывались люди, он и повесил над городом циклон, прилетевший с холодного синего моря, а тот уж устроил и небо, затянутое тучами, и ветер, пронизывающий до дрожи.

Весна – не лето, а переходный период от сугробов к шоколадному загару. Все может случиться весной, и не нужно удивляться.

Ну не хочет погода подчиняться календарям, и ничего с этим не поделаешь – привычка у нее такая.

Пока Валерий добирался до дома, где жила любовница Семеныча, продрог, как бобик, хотя и прошел пешком только два квартала. Он приехал на частнике, чтобы не засветить свою тачку, и вышел заранее – пустопорожний риск показан только для кретинов, а Валерий себя таковым не считал.

Темные окна старого дома обрадовали его.

Оксанка – девка молодая, а молодежи всегда неймется.

Валерий был готов к тому, что визит, возможно, придется отложить на другое время. Кто ж ее знает, эту Оксанку, устроит еще себе какой-нибудь праздничек вроде поминок по Семенычу и засидится с гостями до утра, перемежая водку за упокой души Семеныча с бабьими завываниями по своим погибшим надеждам.

Но тишина и темнота окон успокоили его.

Легкой походкой, стараясь не шаркнуть, не споткнуться – ночью любые звуки разносятся за километры, – Валерий прошел в подъезд и остановился внизу, не поднимаясь к квартире.

Он постоял пять минут, прислушиваясь ко всему, что можно было расслышать.

Было тихо, табачным дымом не пахло, и на лестнице от него шарахнулся пятнистый сонный котяра.

Все это были добрые знаки: нет чужих в подъезде, и люди честно отдыхают после трудовых будней.

У них просто не хватает фантазии понять, что ночь тоже полноценное время для жизни.

Валерий на цыпочках подошел к знакомой двери и снова застыл, прислушиваясь. В таких делах лучше перебдеть, чем недобдеть. Из-за глупой беспечности можно ведь и ласты склеить. Вот как Семеныч, например.

А Валерий хотел жить долго и счастливо и за свое счастье готов был и на лестнице постоять лишние минутки.

Полная тишина окончательно успокоила его, и, достав из кармана приготовленные заранее тонкие резиновые перчатки, Валерий, не торопясь, натянул их и потом вынул отмычку.

Движениями почти ласковыми и нежными, стараясь, чтобы ни один цугалик в механизме замка не лязгнул и не стукнул, он провернул отмычку в замочной скважине и приоткрыл входную дверь.

Еще постояв и послушав, он мысленно перекрестился, как делал всегда перед работой, и вошел в квартиру, прикрыв дверь за собой.

Вот теперь пути назад почти не было. Был путь только вперед, и Валерий пошел по нему.

В квартире было не совсем темно: сквозь щели неплотно затянутых занавесок пробивался уличный свет, сложенный из совместных усилий фонарей и луны.

Этого было почти достаточно.

Ощупью и на слух определяя направление, жилую комнату он нашел сразу. Судя по доносившемуся спокойному дыханию, в комнате был только один человек, и он спал слева от двери.

Валерий аккуратно положил отмычку обратно в карман и вынул нож.

С легким щелчком выскочило широкое толстое лезвие, надежно закрепившись зажимами в рукоятке.

Валерий сделал два шага по направлению к дивану, который он разглядел в густом полумраке, и тут спящий на диване человек заворочался.

Валерий разглядел женщину. Она повернулась на бок, откинула руку в сторону и вдруг приподняла голову.

Оксана, открыв глаза, в первую секунду и не испугалась: мужики по ночам в ее комнате были явлением не ошарашивающим. Можно сказать, что даже почти нормальным.

Собираясь что-то сказать, Оксана уже было приоткрыла рот, но тут вдруг вспомнила, что она должна быть в квартире одна. Ее Надька сейчас на работе, и никто из подруг не просился к ней на ночь с любимым человеком.

Откуда мужик?

Оксана резко села на диване, но было уже поздно.

Валерий прыгнул на нее сверху и отработанным движением сдавил Оксане одной рукой горло, а второй с силой острием лезвия ножа ткнул в живот.

Оксана вздрогнула и замерла.

– Тявкнешь – и абзац тебе, поняла? – прошипел Валерий, сжимая горло сильнее.

Оксана не ответила, потому что не могла этого сделать. Не могла она и кивнуть. Она что-то слабенько хрипнула, и Валерий понял, что девка сдалась.

– Вот и умничка, – прошептал он, продолжая сжимать Оксане горло.

Пока смерть Оксаны была Валерию не нужна, и он чуть расслабил пальцы, чтобы бабенка не крякнула раньше времени. Сперва она должна отдать кассету.

Оксана четко поняла, что это конец. На нее напал маньяк, и что бы потом ни случилось, если она хочет выжить, то единственный ее шанс – это улучить момент и действовать быстро и отчаянно.