Притворись, что мы вместе
Шрифт:
Я представляла, с каким презрением буду смотреть на своих сопливых одногруппниц, не видевших ничего, кроме учебников, и не узнавших до сих пор, что такое медицина. Асрян на мои приступы нарциссизма реагировала философски:
– Болезнь третьего и четвертого курса, Сокольникова. Думаешь, что уже все знаешь и равных тебе просто нет.
– Фу, Асрян, не гадь в душу.
Наконец двадцать второго августа девяносто восьмого года толпа разношерстной публики заполнила маленькое кафе. С моей стороны присутствовали две давние подружки из класса, конечно, Асрян, и, естественно, многочисленное семейство Сокольниковых – дядьки, тетки, двоюродные братья, сестры, а также всевозможные племянники и племянницы. Самым главным был дед в морском военном мундире с орденами и медалями и серебряным кортиком на ремне.
Я жутко переживала, вдруг старикам будет скучно и про них все забудут в пылу застолья? Но дед не потерял хватки – увлек молодежь рассказами про то, как во время войны они отрывали голыми руками немецкие уши; про торпедные катера и японских убийц. Только он умел весело рассказывать про войну. Бабушка о блокаде не рассказывала ничего и никогда. Они были у меня с братьями единственными бабушкой и дедушкой: папины родители умерли еще до рождения внуков, один за другим. От них остался старый покосившийся домик под Лугой, много лет служивший нам приютом в летнее время.
Вовка не мог похвастаться большой семьей, хотя, если честно, детали его генеалогии меня не сильно интересовали. На свадьбу, кроме родителей, пришли только тетка с дочерью и сыном, а также друзья по работе. Господа Сорокины в целом, казалось, были довольны происходящим, однако легкое пренебрежение все же улавливалось. Источник угадывался в мадам Сорокиной. По ее периодически отсутствующему взгляду явно было понятно, что ей хотелось невесту побогаче, весьма вероятно, с приданым, состоящим из квадратных метров. Но поскольку единственный сын с годами все больше становился фетишем – его желания исполнялись любой ценой.
Все прошло зажигательно, лишь одна маленькая деталь все же немного омрачила веселуху: Вовка совершенно неожиданно для меня напился, и, собственно, не он один, что в конце концов привело к небольшой потасовке c панками, проходившими мимо. Панки мирно плелись по улице, когда я вышла подышать. Уже хорошенько набравшемуся Вовке в этот самый момент померещилось, что бедные насекомоядные как-то не так на меня посмотрели. Кулаки Сорокина и его товарищей оказались тяжелы, панки быстро сообразили: надо ретироваться. Застолье продолжалось до трех ночи.
Первую брачную ночь муж провел в обнимку с только что установленным в нашей съемной квартире унитазом. Таким я видела Вовку первый раз, искренне сопереживала ему и старалась помочь, чем могла. Подобное отсутствие романтики не сильно меня расстроило – ведь эту ночь никак нельзя было назвать первой, мы оба были детьми своего времени. Когда Вовка совсем обессилел и избавился от содержимого желудка окончательно, я помогла ему доковылять до комнаты, точнее, доползти, и уложила на разложенный диван, рядом с которым на всякий случай еще поставила маленький тазик.
Вовка захрапел через секунду, а мадам Сорокина номер два, изрядно устав, пошла в ванную. Смывая макияж и пытаясь расчесать крепко залитые лаком волосы, уложенные в дурацкую прическу, я поймала себя на мысли, что этот знаменательный день огорчил меня только одним: платье, даже без кринолина, мешало мне танцевать от души.
Утром следующего дня солнце встало так же, как всегда. Но Питер есть Питер, и к десяти утра небо над домами нависло тяжелым покрывалом. Моросил почти осенний дождь, и пейзаж казался совершенно серым и навевал тоску. Однако бесспорно положительной новостью являлась моя полная свобода. Теперь у меня имелась кухня, в которой командовала только я, комната, где вся геометрия сложилась так, как хотелось мне, ибо Вовка не обнаружил стремления к тому, чтобы что-то изменить в дизайне нашего жилища, к тому же съемного. С большим удовольствием я разбирала сваленные в кучу коробки с подарками и развешивала новые занавески. Разнообразные кухонно-бытовые фантазии одолевали меня до обеда, но быстро иссякли, в окончательном виде кухня приняла простой и незамысловатый вид.
Вовка мучился головной болью полдня.
Еще не очень разбираясь в тонкостях детоксикации, я совершенно интуитивно решила сварить борщ. Когда тошнота и вызванное ароматами из кухни желание поесть сломили его волю, Вовка все-таки опрокинул бутылку пива и проглотил две тарелки моего первого борща, после чего к вечеру ожил. Мы созвонились с народом и отправились большой компанией в кино.До сентября оставалось совсем немного. Я страшно соскучилась по институту.
1998–1999
Первые дни учебы принесли сразу несколько разочарований. Во-первых, летом не только мы с Асрян посвятили свою душу и тело реальной медицине. Десять человек из двенадцати наперебой рассказывали всякие гадости из жизни хирургии, реанимации, травматологии и даже морга на Пискаревском проспекте. Было обидно, но страшно весело. Во-вторых, все дамы, за исключением, конечно, Ирки, с завистью поглядывали на мое обручальное кольцо, особенно староста Пивоварова. Это означало только одно – меня ждут мелкие пакостные выходки в ближайшее же время.
С началом четвертого курса наконец-то проявилась настоящая медицина. Теперь мы не сидели в стенах института, а тусовались по разным больницам, где в красках познавали азы хирургии, терапии, лор-болезней и многого другого. Я поняла, что чувствую себя как рыба в воде, и каждое новое знание логично и само собой разумеющимся ходом мыслей вытекало из предыдущего. Произошли большие перемены.
Мои бесконечные передвижения по городу разрушали Вовкин сложившийся ритуал забирать меня из института. Встретить меня ему теперь удавалось буквально пару раз в неделю. Мешало также то, что он перешел на новую работу, где начальник не делал особых поблажек даже для блатных, так что уезжать, когда вздумается, у Вовки не получалось. Новая ситуация оказалась очень симпатичной, так как теперь появилось время просто посидеть с народом в кафе или даже после занятий сходить в кино. Подобралась небольшая компания с разных курсов, знакомые знакомых и друзья друзей, любители фильмов «не для всех», а также завсегдатаи самых андеграундных заведений Питера. Съезжаясь где-нибудь на Невском, мы всей толпой двигались в спонтанном направлении. Эти походы я обожала, однако присутствовало одно печальное обстоятельство – только мне одной из всей компании после фильма нужно было сломя голову нестись в метро, а не продолжать веселье где-нибудь на Апражке. Оставаться со всеми допоздна удавалось крайне редко. Помимо того, что Вовка не одобрял походы жены черт знает куда, он также с большим презрением относился к посещению апражкинских нечистот, жутких забегаловок для нищих студентов. Он был прав – мало кто в нашем институте мог с первого курса перемещаться по городу на собственном авто. В целом ограниченная возможность тусоваться превращала мою «свободу» в какой-то совершенно псевдонаучный факт.
В нашу компанию затесался тот самый Петр с пятого курса. Первый раз он появился вместе со своей девушкой, красивенной брюнеткой с моего курса. Ей завидовали все, включая меня, замужнюю женщину, и радости нашей не было предела, когда она пропала из поля зрения пару месяцев спустя, оставив Петра на растерзание. Как потом говорили, она очень, очень удачно вышла замуж.
Петя после этого события понурым не казался, но взгляд его стал резче, а разговор – злее. Ему уже обещали место на кафедре хирургии, пророчили «большое и светлое». Будущий золотой скальпель.
Как-то после лекций мы сидели нашей тусовкой в маленьком кафе на территории института, человек семь или восемь. Петька, как всегда, пришел последним и плюхнулся на единственное свободное место за столиком, как раз напротив меня. Наших разговоров он не слушал, взял чашку кофе и тупо уставился в окно. Пытаться выкинуть из головы мысль о том, что Петя невероятно красив, было бесполезно. Я вдруг отчетливо поняла: как же все-таки это неправильно, ведь ясно без всяких дополнительных фактов: тот, к кому она ушла, не стоит и Петькиного мизинца. Он же талант, красавец и будущая «прима-балерина». Все, что мне оставалось, – это пытаться изобразить живой интерес к разговору за столом и перестать поглядывать на точеный профиль и длинные пальцы хирурга.