Прививка против приключений
Шрифт:
Пашку так и распирало от гордости, того и гляди — тельняшка треснет.
— Во какой теперь у меня корабль! Я назову его «Арнольд». Там все на автоматике, мы с Димкой вдвоем запросто управимся, а Хозяин пускай на «Гончей» остается…
Через полчаса прибыл гроб с Командором и Колей, как это нелепо ни звучит. Игорь заинтересовался трофеем, но восторга по поводу отделения, как я и предполагал, не проявил.
— Отделяться? — хмыкнул он. — Еще чего! Зачем?
И тут выяснилось, что у Паши есть тот самый веский аргумент, о котором я говорил.
— Как это «зачем»? — удивленно переспросил он. — Ты же сразу станешь адмиралом!
Игорь
— Адмиралом? — он подошел к зеркалу, поправил каску и сунул руку за отворот мундира. — Гм! А что! Из меня бы получился хороший адмирал!
— Значит, по рукам? — обрадовался Паша.
— По рукам!
Витя повернулся ко мне, заговорщически улыбаясь.
— Вот видишь, все просто, — с облегчением сказал он. — И овцы сыты и волки целы! Я же говорил… Да что с тобой? На тебе лица нет!
— Ты, я вижу, так ничего и не понял, — хмуро ответил я. — Все стало еще хуже.
— Почему? Игорь теперь адмирал, и ничего не мешает Паше быть капитаном…
— Пашка не капитан! — почти вскричал я в ответ. — Он теперь контр-адмирал. Понятно?
— Так, значит… — с запоздалым пониманием ахнул Витя, — все сначала?!
Под ярким солнцем тропического дня величественно крейсировал строптивый «Арнольд», и я почувствовал, что настоящие беды еще только начинаются.
Глава 9
Свои старые камзолы, кафтаны и короткие штаны Игорь никогда не выбрасывал, они всегда лежали пыльной грудой в каком-нибудь укромном уголке корабля, и свое повышение в чине Паша отметил тем, что утащил пару штук, выбрав те, что покрасивее. Один камзол предназначался для меня, другой — для новоиспеченного контр-адмирала. Я, кстати говоря, тоже автоматически получил повышение, став капитаном «Арнольда».
Эффект от переодевания был, мягко говоря, не очень — кафтан у Пашки треснул в плечах, зато в талии свешивался свободными складками (если фигура Игоря походила на грушу, то Пашка смахивал на перевернутую грушу). После нескольких неудачных попыток пришить рукава на место. Паша в сердцах оторвал их совсем, соорудив себе долгополый адмиральский камзол. Что касается меня, то я изрядно попотел, ушивая обнову, но и только.
Все последующие дни Пашка занимался обустройством нового корабля. Надпись «Доротея» (настоящее название яхты) закрасили, после чего Паша витиеватыми готическими буквами вывел на корме корабля хвастливое «АРНОЛЬД». На носу установили спаренную турельную установку из двух пушек, позаимствованных с «Гончей». В качестве орудийной башни использовали старый бочонок, а вращать ее во время боя должен был непосредственно сам стрелок.
В одной из кают (всего их было три) Паша оборудовал кабинет, поставив туда письменный стол с южной половинкой глобуса и повесив на стену портрет Арнольда Шварценеггера. Помнится, шутки ради я прицепил на стол плакатик, по стилю чем-то напоминающий, как потом сказал Олег, классические японские хокку:
Вот, стол собственный заимел Большим человеком сделался Хорошо мне!Плакат Паша сорвал и долго еще потом пытался выяснить, кто его повесил, так, впрочем, и не догадавшись.
Я
же выполнял на судне всю остальную работу — был капитаном, мотористом, боцманом и поваром, а также, по совместительству, — старшим помощником, рулевым и всеми матросами сразу. Паша осуществлял общее руководство, а во время боя непосредственно вел огонь. На корме оборудовали спортплощадку, такую большую, что там смог бы сесть средних размеров вертолет.Эскадра, состоящая теперь из крейсера «Гончая» и канонерской лодки «Арнольд», удалилась от австралийских берегов и взяла курс на южные широты. Аппетиты обоих адмиралов при этом нисколько не уменьшились. Сначала впереди шла «Гончая», затем Пашка под покровом ночи вывел «Арнольда» вперед. Днем «крейсер» снова обогнал его, и в конце концов суда пошли бок о бок, рискуя столкнуться.
Игорь настолько вжился в образ испанского капитана, что решил и фамилию сменить на более, по его мнению, благозвучную. Перебрав с дюжину вариантов, он объявил, что отныне его нужно величать не иначе как «Адмирал дон Гурильо». Паша от этой идеи пришел в дикий восторг и тут же обозвался доном Пабло Дурильо де Кальвадос, позаимствовав титул с этикетки от бутылки с ромом. Не желая отставать, Предводитель всю ночь придумывал себе подходящее имя и под утро состряпал длиннейшую цепочку слов, выглядевшую так: «Рамон Фелипе Сан Хуан Марио Луис Альберто Хозе-и-Альварец Игорро Гурильо». Нам же, впрочем, милостиво дозволялось именовать сеньора адмирала просто — дон Гурильо.
Почему-то сразу после этого последовало бурное примирение обоих корсаров. Игорь и Паша (то есть, извиняюсь, дон Гурильо и дон Дурильо) распили бутылку лучшего вина, после чего заключили союз и на следующий день атаковали прогулочный теплоход «Радуга», попавшийся под горячую руку. Игорь вооружился рупором и объявил, что туристы имеют честь быть захваченными адмиралом Игорро Гурильо, победителем «Фортуны», «Атласа» и еще двадцати других кораблей, и его доблестным спутником — доном Пабло Дурильо. Пашка тем временем залез в орудийную бочку на «Арнольде», откуда палил дуплетом из обеих пушек, переругиваясь сам с собою.
— Прицел двадцать два, осколочным — огонь! — командовал он и сам же отзывался:
— Есть прицел двадцать два, осколочным!
Звучал выстрел, ядра плюхались в воду, после чего в башне вспыхивала перепалка:
— Промазал, дурак!
— Сам дурак!
— Попрошу мне не тыкать! Я контр-адмирал!
— Я тоже контр-адмирал!
Все это здорово попахивало тяжелой шизофренией.
Игорь самолично возглавил десант на «Радугу», реквизировал все продукты, после чего оба корабля отправились дальше. Дело принимало неприятный оборот — разохотившись, пиратский тандем нападал на все встречные суда. Долго продолжаться это не могло, и первая искра раздора проскочила между доном Гурильо и доном Дурильо при дележе добычи. Игорь обсчитал Пашу.
— Раз мой корабль больше, то и добыча больше!
— Ха! Дудки! Скажете тоже! — надулся дон Дурильо. — Я его окружил, значит, большая часть моя. А ну, отдайте!
— Еще чего!
Оба чуть не подрались, но все же пришли к соглашению. В знак примирения дон Гурильо пригласил контр-адмирала отобедать на борту «Гончей». Предложение было принято, и вечером этого дня оба пирата заперлись в капитанской каюте, допуская к себе только Колю, который подавал им блюда. Застольная беседа отличалась необыкновенной учтивостью, в чем мы лично могли убедиться, подслушав у двери обрывки разговора.