Привкус горечи

Очень часто детское имя остается с нами на всю жизнь. Его собственного сына, Тото, лишь посторонние люди будут называть Антонио.

Возможно, только экономка, которая родилась здесь и провела свое детство с сэром Кристофером, знала его детское прозвище, но она была прислугой и должна была называть его сэр Кристофер.

Даже его сестра и его дружелюбный бедный родственник, наверное, никогда не слышали этого имени. А должны были бы знать. Должны были быть рядом с ним в его последние минуты. Должны были знать, какая пижама ему нравилась больше.

Дождь закончился, и инспектор вышел на террасу, где умер сэр Кристофер. Нагнувшись, он вскоре нашел медный колокольчик, закатившийся за терракотовый вазон, из которого свисала мокрая розовая герань. Инспектор поднял колокольчик. Туман в саду постепенно рассеивался, и он почувствовал на голове и плечах горячие солнечные лучи. У оранжереи среди больших цветочных горшков двигалась знакомая фигура. Инспектор позвонил в медный колокольчик, человек остановился, посмотрел вверх и, узнав инспектора, помахал рукой. Махнув в ответ, инспектор спустился вниз по лестнице к таинственному саду Розы.

Они встретились у пруда с лилиями.

— Ну, как все прошло? Они показали вам завещание? — спросил Джим.

— Вы что, хотите мне сказать, что вы его видели? — удивился инспектор.

— Два садовника его заверили. Нужны были подписи не указанных в завещании людей, а они не хотели приглашать кого-то постороннего. Конечно, завещание сфальсифицировано... Ну, сэр Кристофер подписал очень криво, но ни у кого не возникнет никаких вопросов, поскольку он уже не владел правой рукой. Читать он, кстати, тоже не мог. Спросите Джорджо. Так что завещание — фальшивка.

— Его могли составить еще до инсульта. Вы же не знаете...

— В завещании нет ничего для садовников, ничего для прислуги в доме. Он никогда бы так не поступил.

Разумеется. «Небольшое наследство...» Вспомнился жалобный голос сэра Кристофера, уже тогда он плохо владел речью. «Небольшое наследство особенно... со-бе-но!»

«Не волнуйтесь. К завтрашнему дню я все напишу».

— Они оставили его умирать одного, как собаку, но он был добрым человеком. Неужели вы ничего не можете им сделать за то, что они вот так бросили его одного?

— Да, существует закон, по которому можно привлечь за неоказание помощи больному или беспомощному человеку... Но эти двое, Портеус и адвокат, они не являются членами его семьи. Если что, вся вина падет на Джорджо. Они дадут против него свидетельские показания.

— Не только против него. Мы все знаем, что там произошло. Мы все слышим...

— Я вам верю, но вот это, — инспектор указал на мраморную плиту на земле, — пример того, как разносятся сплетни о неправильных причинах правильных фактов.

— Вы хотите сказать, что Роза его здесь не застукала?

— Да, она его застукала, но не с другой женщиной. Жена Джеймса Роутсли узнала кое-что похуже.

— Все равно у него была любовница. Сара Хирш была его внебрачной дочерью. Мы все это знали. Она приходила сюда, так что она была настоящей сестрой.

— Да, Сара Хирш была настоящей.

— Ну, сейчас-то уж секрет раскроется?

— Нет.

— То есть история не получит огласки?

— Думаю, нет. Таков закон жанра.

— Полагаю, вы хотите, чтобы я рассказал вам о завещании, — предположил Джим.

— Нет. Я хочу, чтобы вы сказали мне, что она здесь написала. Роза, женщина, которая любила свой сад. Если вы понимаете эти слова.

— Любила и отказалась от него. Я не понимаю латыни, но все мы знаем, о чем здесь говорится:

Любой источник наслаждениявсегда таит немного горечи,что душит нас даже среди цветов.

— После всех этих дождей надо бы здесь немного прополоть.

На голубом небе сияло теплое вечернее солнце. Большие пуховые облака, переливавшиеся золотыми и розовыми оттенками, казались удобными подушками для увенчанных розами херувимов с позолоченными крылышками. Вполне подходящий сюжет для фресок, украшавших небосвод над лежавшим внизу городом.

Глава двенадцатая

Апелляционный суд признал виновными грузчиков Джанфранко Джусти и Пьеро Фаласки, каждый из которых получил по четырнадцать лет. В суде первой инстанции Ринальди был осужден вместе с ними, однако в связи с отсутствием информации о Джейкобе Роте и снимков картины Моне заявление грузчиков о том, что Ринальди был заказчиком преступления, а также все предоставленные улики были признаны неубедительными, и после подачи апелляции приговор был отменен.

— Полагаю, вас это не удивило, — сказал инспектор. Они ехали с прокурором за город, и настроение у него было замечательное.

— Первое правило счастливой жизни, — произнес прокурор. — Как только закончил дело, забудь о нем. Вы сами, наверно, тоже не очень-то удивлены. Нам еще повезло, что его признали виновным хотя бы в первой инстанции. У него был хороший адвокат, а у нас ни черта не было... Самое главное, не было мотива преступления. Думаю, мы оба согласимся с тем, что удовольствие видеть Ринальди за решеткой не идет ни в какое сравнение с радостью от успеха адвоката Умберто д'Анконы. Вы же знаете, его контора постаралась на славу. Я мог бы отклонить апелляцию, но в моих интересах ее принять. Вы видели статью в цветном приложении в прошлую пятницу — «Сезанн вернулся к дочери коллекционера»? Не могу себе представить, чтобы у меня было столько энергии, сколько у д'Анконы, даже если я доживу до его возраста. У меня и сейчас ее столько нет. Уж не знаю, как вам, но мне разглашение грехов Джейкоба Рота не доставило бы столько радости, сколько рассказ милейшего Ринальди о том, что творилось на вилле все эти годы. Хорошенький триумвират! Портеус, Ринальди и этот вкрадчивый молодой адвокат. Каждый из них, как мог, старался пробраться в попечительский совет, чтобы заполучить право управления виллой, да еще и имуществом матери сэра Кристофера.

— Вообще-то, нам мало что известно, — заметил инспектор. — Никто никогда не узнает, сколько пропало картин и скульптур, не занесенных ни в какие каталоги. Одни исчезли после смерти Джейкоба, другие — когда сэра Кристофера переселили на первый этаж, не говоря уже о нашумевшем «большом ограблении». Помню, когда я впервые приехал на виллу, сэр Кристофер рассказывал мне, что верхний этаж напоминает пещеру Аладдина.

— Серьезно? А ведь когда мы с Маэстренжело поднялись туда, помещение отнюдь не производило такого впечатления. Хотя кое-какие следы прошлого можно было заметить. Например, картины не совпадали по размеру с выцветшими пятнами, оставшимися от работ, висевших там раньше. Я еще подумал: какая глупая оплошность.

— Им было все равно. Портеус мог переставлять статуи и перевешивать картины, как ему заблагорассудится. Хотя сотрудники налоговой службы пока еще не отказались от намерений детально изучить коллекцию, и тут помощь молодого садовника просто бесценна.

Джим явился в полицейское управление на Борго-Оньиссанти, как обычно, бодрый и готовый делиться своими соображениями.

— Знаете, я думаю, и старший садовник со мной согласен...

С помощью роскошного альбома, некогда полученного капитаном в подарок, им удалось идентифицировать несколько ваз и статуй, которые не были внесены в каталог, но, несомненно, раньше находились в саду. Фотографии для альбома были сделаны несколько лет назад еще при жизни Джейкоба.