Привратник 'Бездны'

Кухонная территория представляла собой ремонтную мастерскую. Этакий миниатюрный полигон.

В этом малогабаритном пространстве чего только не ремонтировал, не изобретал, не собирал даровитый мужик, Василий Никандрович Цимбалюк. Слесарь-инструментальщик с высшим металлургическим образованием и незаконченным МАИ. Фотограф-ретушер суперкласса, полиграфист, имеющий красный диплом техникума. Сварщик нефте-и газопроводов, монтажник блоков АЭС, - на всех этих чудно-ударных социалистических стройках ударно трудился неутомимый романтик Василий Никандрович.

Все существующие средства передвижения, кроме разве что самолетов и ракет, были подвластны рукастому индивидууму.

При всех своих неподражаемых мужских талантах, - мой сосед оставался бессребреником.

Если судить, по его умению одеваться во все самое непритязательное, немодное, и, причем не всегда практичное и ноское (в ветреную осеннюю непогодь - тяжелая явно бизоньей кожи косуха и белесо смазанные мятые летние брюки, едва достающие до верха грубых армейских пропыленных ботинок с высокой шнуровкой), он не производил впечатления зажиточного мужика.

Была, правда, и нормальная мужская причуда: любил и понимал толк в личных средствах передвижения. Менял их, порою по два за год. Причем, менял с присущей ему непоследовательностью.

Мощный надменный фиолетовый джип, скорее напоминающий малогабаритный автобус, вдруг запросто продает за бесценок и прикатывает на блекло-серой шестиглазой (с желтыми противотуманными зрачками) подержанной "шестерке". А оставшиеся "зеленые" безоглядно транжирит на какой-то безумный проект по строительству личного аэростата, или аэроплана...

Разумеется, я не настолько хорошо был осведомлен о подлинном количестве денежных ресурсов Цимбалюка. Вполне допускаю, что в каких-нибудь закромах-заначках что-то и хранилось на черный день, какие-нибудь безделицы ювелирные не подверженные девальвации.

И то, что он совсем недавно с нарочито фамильярным свойским выражением на полированной физиономии (ритуал бритья состоял из двух обязательных подходов: ранним утром и после обеденного сна) попытался занять у меня тысячу американских долларов - в итоге сошлись на ста, никоим образом не подтверждает неявную неприличную мою мысль, что Василий Никандрович недееспособен, скряжист или просто проигрался.

Существовала и еще одна (одна из тысячи, так мне кажется) милая, как бы даже безопасная (для непосвященных) страсть у моего чудесного соседа. Он коллекционировал старинные фолианты, в том числе и всевозможные рукописные списки-раритеты.

Вековечные типографские и рукописные письмена, надежно скрытые, непривычными современному дилетантскому взору, все еще добротными обложками, одетыми в гладкую и бугристую кожу, в дерево и медь, в серебро и золото. Безусловно, вся их видимая добротность - это всего лишь обыкновенный талант реставратора, которым мой занятный сосед был наделен в не меньшей мере, чем и прочими вышеперечисленными.

Один из этих антикварных фолиантов, он мне подарил, - по случаю моих именин, - сказавши при этом весьма прочувственный странный монолог, который, видимо, запомнится мне на всю жизнь...

Обретение этой чудесной загадочной рукописной книги, вероятно, в скором времени скажется на моей настоящей и будущей жизни, о которой я уже частично осведомлен...Вернее, меня как бы уведомляют, что ли...

На кухне я сразу же безо всяких жеманных испрашиваний по-хозяйски расположился в совершенно неудобном, времен великой государыни Екатерины, монолитно дубовом, высокоспинном кресле-троне, в то время, как мой любезный провожатый остался стоять, обнаружив, что кроме архаичного приземистого бочонка-табурета, с изящно пропиленным отверстием в виде фривольного сердца посреди отполированного тысячами задниц сиденья, более никаких приспособлений для приземления гузна не существовало.

– Хотелось бы знать, с кем имею честь беседовать?
– начал я с банального интеллигентского предисловия.

– Вам моя должность, как и звание ничего не скажут. Я для вас официальное лицо, облаченное властью, так скажем. Называть вы меня можете так: Игорь Игоревич. От вас в данной ситуации требуется одно: формально принять к сведению, что ваш сосед, Цимбалюк В.Н., - мертв. Вернее умер несколько часов назад, после нанесения ему пяти ножевых прободении. Три из которых, все равно привели к летальному исходу.

– Постойте, постойте... Игорь Игоревич, а где же сам? Где его труп? Зарезали... А зарезанный в комнате - это кто?

– В этой квартире произошло убийство. Убили владельца квартиры Цимбалюка В.Н. Именно его вы только что видели. Именно вы, господин Типичнев, опознали в трупе гражданина Цимбалюка В.Н.

Если до этого странного, вернее сказать сумасшедшего, сообщения в моем по-соседски сердобольном сердце еще теплились какие-то смутные надежды в виде детских успокоительных мечтаний: что, мол, здесь произошла какая-то нелепая трагическая неувязка, и что мой чудной сосед, видимо, въехал в какую-то дурную историю, и в данный момент, бедный, загорает в больничной палате, с тем, чтобы отлежавшись...

После леденящих слов, произносимых сугубо спокойным убеждающим тоном моложавого, с короткой офицерской серебряной стрижкой, невозмутимого господина, представившимся полномочным представителем каких-то мифических властных структур, я перестал соображать окончательно связно. Хотя все-таки попытался поймать ускользающий хвост логической недоуменной мысли:

– Прошу простить мою бестолковую натуру... Игорь Игоревич, а позвольте узнать: а когда это я успел опознать в трупе, который... К чему эти ночные ребусы?

– Господин Типичнев, мы не настаиваем. Мы - советуем. Ваше право отказаться от своих первоначальных показаний. Но придется вам напомнить, по делу об умышленном убийстве гражданина Цимбалюка В.Н. вы проходите первым свидетелем.

Еще одна радость! Уже в свидетели пристроили... Участковый приглашал в качестве понятого, а оказывается, я тут отираюсь и свидетельствую, можно сказать, всю ночь...

– Во-первых, господин Типичнев, вы по телефону уведомили дежурную часть о происшествии. А именно, вы первый обнаружили труп. И, во-вторых, никаких участковых здесь нет. И ваше присутствие зафиксировано прибывшей оперативной группой.

6. Безумство

Я застал себя уже на лестничной клетке.

До этой беспомощной отвратительной минуты я еще пару раз пытался пробиться к разуму непреклонного загадочного официального Игоря Игоревича, дилетантски рапортуя к его гражданским ответственным чувствам, вяло, внушая, что его властная дознавательная контора ошиблась адресатом.

Я предпринял и явно неудачную попытку втащить этого обходительно ледовитого господина на свою законную территорию...

Что-то лепетал о "дорогом" госте, о чашке кофе, о его природной интеллигентности, на что он тут же терпеливо отпарировал, не меняя выражения окаменелости рта и скул: