Привратник 'Бездны'

Я как всегда выбрал самый оптимальный вариант, - интеллигентский, то есть, - идиотский ...

5. Явление ж р е ц а

Полуночная прохлада облепила все мое взмокшее лицо тотчас же на выходе из упруго бесцеремонных дверей метро.

Еще шагая по тоннелю, пустынному, умиротворенно мрачноватому, с наглухо задраенными железными ставнями киосков, я с удовольствием ощущал прилипчивую осеннюю знобкость.

C каким-то детским удовольствием ощущал (и даже пощупал!) свою, чудом, уцелевшую мордуленцию, на которую, с тупой незлобивостью неодушевленного автомата, покушалась одна маленькая дылдастая дрянь...

Слава Богу, и глаза, и шевелюра при мне в целости и сохранности. И какого собственно хрена полез к этим утерявшим всяческое здравомыслие человеческим выродкам?

Зачем эти странные существа существуют среди нас, нормальных, мирных - да каких угодно, - но людей же, черт возьми! Или я опять чего-то недопонимаю в нашей новейшей Истории...

А этот, как его - Джоник, - какого, спрашивается хрена, он на меня вызверился? Пропали пальцы пацана... А можно было и спасти... Хотя бы попытаться! Но самый заглавный и д и о т - это безо всякого сожаления - я!

Ну, потому что дурак. Не тот, что из милых волшебных сказок. А тот, которых полагается припрятывать в желтые стационары...Опять же загвоздка, у госказны нетути средствиев для содержания сих гуманитарных санучреждений.

Ну, какой нормальный, при здравом рассудке полезет в подобную бучу? Для усмирения подобных рутинных разборок сбрендивших наркомальцов, все-таки существует спецполиция...

Правильный занудноватый поток мыслей был прерван чрезвычайно тактичным тычком в почку, ту, что хорониться в левом подреберье. Несмотря на сугубо вежливое напоминание о месторасположении почечной лоханки, чего-то в ней прищемительно екнуло. И "ек" этот скользким холодком просквозил по всем позвоночным бугоркам и нервам.

Конечной остановкой прибытия нечаянной боли оказался мозжечок.

Поверхностно ознакомившись с маршрутом болевого сигнала, я, было, собрался отблагодарить нежданного любителя анатомических приколов какой-нибудь незамысловатой интеллигентской репликой...

Изобразив примерно мерзкое удовлетворение на физиономии, поворотил влево (не спеша, все еще щадя ее милую) шею, и заполучил третье удовольствие, но, слава Богу, не тактильного характера - я имел удовольствие нюхать воздух у черного стального ока, имеющего внушительную бровь-мушку.

Аромат присутствовал малознакомый - масляно-железистый. И, похоже, чересчур казенный - не бандитский, не "отмороженный". Или я опять чего путал...

Тактичное прерывание моих рефлектирующих дум произошло на ступенях, ведущих из полумрака переходного тоннеля на сумрачную, сдобренную пресной ночной сыростью, родную улицу.

Возвратив голову в привычное исходное положение, я, запоздало, безо всякой обидчивости охнул, выдохнув достаточно приличный эпитет:

– Скуроедство!..

– Топай наверх! Не вздумай дергаться. Укоротишь автобиографию, достаточно бесцветным сержантским прокуренным голосом, уведомил меня некто, имеющий право носить не зачехленным модернизированный (укороченный) вариант автомата Калашникова.

Будучи законопослушным гражданином россиянского происхождения, я запретил себе "дергаться". И, придерживая в заначке парочку адвокатских вопросов, в темпе загулявшего плейбоя, двинулся дальше наверх. Ощущая уже не только всей добропорядочной спиною, но, прежде всего, затылочной частью, точно там у меня обнаружился ранее дремавший третий глаз, - ощущая...

Я почти въяве наблюдал холодное бесстрастное убийственное око штатного (так, почему-то мне мнилось, или желалось) АКМ, готового напичкать (и надорвать) мое гражданское безвольное тело аптечно фасованномы жгучими свечками...

Впрочем, настоящего подлого страха я не заприметил в своем, бдительно колотящемся, сердце, - так, мало уловимая тахикардия.

Пребывая вот уже год в чине "первосвидетеля", я как-то странно успокоился за целостность своей, вроде бы, единообразной холостяцкой жизни.

Обладая статусом посвященного "индивидуалиста", я впервые по-настоящему понял (уразумел, с пионерской запоздалостью), что отныне положение мое: быть членом некоего нелегального элитарного (якобы!) с т а д а. Именно - стада...

Из которого, в любое мгновение меня позволительно выхватить любому вышепосвященному волку (жрецу-посточевидцу), - выхватить с единственно гастрономической целью, - возник бы аппетит...

Ощущение невероятного долгожданно чаянного одиночества, к которому я рвался все последние смрадно-семейные годы, - оно оказалось таким жалко коротким, точнее - невероятно укороченным, что... Что далее пребывать, жить существовать в элитарной шкуре "посвященной" овцы становилось все более гнусным, нетерпимым... Потому что о н о - мое время, - неизъяснимо жутковато замедлилось на какой-то точке отсчета моего нынешнего идиотского миросозерцания...

Сверхтягостное ощущение текущей жизни, в которой я присутствую в неком статичном, как бы навечно вымороченном и вымороженном состоянии человекоподобного болвана-робота...

Премерзкое самоубийственное состояние вечного неудовлетворения собой, когда я - всюду, и, всегда - рядом...Не внутри самого себя, не в растворенности в себе самом, таком родном и дурном, - отнюдь, - всегда принципиально, как бы сбоку.

Постоянное ощущение отторжения своего "я" от своей какой никакой непутевой души...

Отныне, - и откуда снизошло понимание сего умопомешательского феномена?
– я и моя сущность, моя душа - мы существуем каждый сам по себе.

Причем, мое Я, как бы преобладает над душою, как бы ненавязчиво превалирует, - чтобы я как бы с ума не сошедши...

– Ну, ты оглох никак?
– возвратил меня в грешную действительность равнодушный казенный глас.

Я находился в приятном, казенно наянливом окружении пары милицейских чинов, - все-таки, как там не злословь, а стародавняя прибаутка: моя милиция - меня бережет, очень соответствовала моему сатирическому настроению.

У одного, квадратно-образного, правое ватно-бетонное плечо изящно подчеркивала потертая бурая кожаная перевязь ремня модернизированного автомата, дулом которого он минуту назад, слегка внедрился в мою здоровую левую почку.

Другой чин, имея жердинистую осанку, поверх казенного кожзама, зачем-то напялил, явно не по росту, бронежилетку, которая скорее напоминала серую пластинчатую презентационную манишку.

– Я тебя спрашиваю - документы, есть какие?
– оказывается всю ступенчатую дорогу, как и сейчас со мною общался, именно этот, жердинисто-бронированный, наверняка имеющий сержантские шевроны.