Приз для принцев
Шрифт:
Проснулся он через семь часов, зевнул, со вкусом потянулся и позвонил, чтобы принесли почту и бокал виши. Когда несколькими минутами позже ему дали почту, в ней оказались — о, слабый пол! — пять изящных, благоухающих записок. Разумеется, там могли быть и счета от каких-нибудь торговцев или иные письма, но мы уделим им не больше внимания, чем это сделал он.
Четыре письма он равнодушно просмотрел и отбросил; но, прочитав пятое, одним прыжком выскочил из постели на середину комнаты, взывая к камердинеру.
За сорок пять минут он
Чен провел его в гардеробную, и после недолгого ожидания, во время которого месье Шаво с трудом подавлял нетерпение, вошла Алина. Он встал и поклонился, а она подошла к нему и протянула руку.
В это время часы пробили одиннадцать.
— Вы точны, — улыбаясь, сказала Алина.
Месье Шаво снова поклонился:
— Как ростовщик.
— Вот не знала, что ростовщики отличаются пунктуальностью.
— Ах, мадемуазель, — ответил француз, напуская на себя скорбный вид, — вот и видно, что вы никогда ни одному из них не давали расписок. Я говорю это на основании собственного печального опыта.
Алина засмеялась и, сев на диван, жестом пригласила его сесть рядом. После чего сказала:
— Нет, я посылаю записки только своим друзьям.
— Тогда я счастлив, потому что получил одну сегодня утром.
— Что ж, месье, и вы осчастливили меня, столь быстро признавшись в этом. Я знаю, ваши слова дают мне достаточное основание поверить в вашу дружбу, но французы… они так много говорят.
— А еще мы умеем действовать… временами.
— Во все времена.
— Уверяю вас, вы на нас клевещете! — с улыбкой вскричал месье Шаво. — Но мы не против того, чтобы послужить мишенью для чьих-нибудь острот, поскольку и сами не упускаем случая воспользоваться такой мишенью. То, что я вам сказал, не умно и не глупо — это голая истина.
— Значит, мы — друзья?
— Вы сами знаете — я вам предан.
— Легко сказать, месье Шаво.
— А еще легче доказать, когда это правда. Испытайте меня. Вы в вашей записке сказали, что нуждаетесь во мне. Я здесь. Испытайте меня.
Алина заметно колебалась — на ее лбу появилась маленькая морщинка. И наконец сказала:
— Я начинаю чувствовать себя виноватой за то, что послана вам записку. — Молодой человек открыл было рот, собираясь протестовать. — Нет, нет, я верю в вашу искренность. И не поколебалась просить вашего покровительства, но, понимаете, это дело едва ли может быть названо покровительством, поскольку оно потребует большей преданности, чем я вправе ожидать от вас.
— Мадемуазель, вы раните меня и недооцениваете себя.
— Нет. Не сердитесь, но я права. — Алина выдержала паузу, прежде чем продолжить. — Давайте забудем об этой записке. Так лучше.
— Но это невозможно! — вскричал бедный Шаво, чувствуя, что он совершил какую-то оплошность, но какую именно? Потом его вдруг осенило, и он добавил: — Это, очевидно, означает, что вы во мне больше не нуждаетесь?
— Вовсе нет, — отозвалась
Алина. — Я буду совсем откровенна, месье. Мне нужен человек, который любит меня достаточно крепко, чтобы рискнуть ради меня жизнью.Шаво прервал ее:
— Мадемуазель, я вас умоляю! Вы сказали, что вам нужен человек, который вас так любит, что способен ради вас рискнуть жизнью?
— Да.
Шаво поднялся и встал перед ней:
— Я здесь.
— Но, месье…
— Я здесь, — повторил молодой человек.
— Значит… вы любите меня?
— Так сильно, как только вы могли бы желать.
— Ах!
Глаза Алины вдруг наполнились нежностью, и она протянула руку. Шаво принял ее, опустился на колени и покрыл пальчики поцелуями.
— Вы это знаете! — пылко вскричал он. — Вы отлично это знаете!
— Возможно, — улыбнулась Алина. — В конце концов, я надеялась на это.
Ее тон и взгляд заставили молодого человека затрепетать от радости. Вдруг он поднялся со словами:
— Но я не желаю получать проценты вперед за будущее счастье. Чем я могу вам помочь?
— Вы так отчаянно желаете рискнуть вашим счастьем?
— Нет, я мечтаю его заслужить.
Алина смотрела на него:
— В конце концов, вы сами можете решить, стоит оно того или не стоит. Если вы решите, что не стоит, я на вас не обижусь.
Но Шаво нетерпеливо повторил:
— Расскажите мне.
Алина снова изобразила нерешительность, потом сказала, не поднимая на него глаз:
— Начнем с того, что меня оскорбил мужчина.
Француз пожал плечами:
— Я поколочу его, а если хотите — убью. Что еще?
— Это все.
— Все? — недоверчиво и скептически произнес он.
— Да.
Шаво засмеялся:
— Но, мадемуазель, я думал, вы собираетесь просить меня рискнуть жизнью. Это же нелепо — никто в Маризи не выстоит против меня и пяти минут.
— Тем лучше; значит, моя месть неотвратима.
— Этот мужчина… Вы хотите, чтобы я убил его?
Алина подпустила еще ненависти во взгляд и ответила:
— Да.
Как ни странно, месье Шаво был поражен. У него не было иллюзий по отношению к женщинам: он знал, что дьявольского в них порой не меньше, чем ангельского, но он все же не ожидал столь холодного и лаконичного смертного приговора. Сомневаться в искренности Алины не приходилось; она желала смерти какого-то мужчины. Шаво смотрел на нее с любопытством.
— Значит, он смертельно вас оскорбил?
— Да. Я не могу рассказать вам всего, месье, но если бы я это сделала, вы разделили бы мой гнев. — Впрочем, удивление Шаво не осталось ею незамеченным, и она добавила: — Но у вас еще есть время передумать…
Я не сообщила вам его имя.
— Скажите мне его.
— Вы уверены?
— Скажите.
— Его имя Ричард Стеттон.
Шаво бросил на нее быстрый взгляд:
— Стеттон! Американец, который был здесь вчера вечером?
— Да. Он был здесь вчера вечером… и остался после…