Приз варвара

Но у меня нет никого, ради кого охотиться. Еще нет. Я одинокий охотник, у которого нет ни собственной пещеры, ни кого кормить. Мои шкуры все еще в той же пещере, где и остальных неспаренных охотников. Скоро я отправлюсь на охоту… но сначала я увижусь со своей женщиной и сделаю все, чтобы она почувствовала себя нужной. Я отталкиваюсь от стены пещеры, подхожу к Кемли и умыкаю порцию дорожного пайка.

— Ууу, мам, вижу, ты готовишь для меня еду.

Она шлепает меня по руке, как будто я нашкодивший ребенок.

— А ну верни обратно! Тебе пора на охоту.

— Эй, но ведь я уже охочусь, — ухмыляясь ей, я повторно впиваюсь зубами в еду. — Только не на мясо.

Она закатывает глаза и просто отмахивается от меня. Моя мама желает видеть меня спаренным, я уверен в этом. За исключением моей младшей сестры Фарли, я последний, кто выселился из семейной пещеры. Оба моих брата, Пашов и Дагеш, спарились с людьми, и сейчас их домашние очаги согревают молодые комплекты.

— Больше пайков ты не получишь, сын мой. Они нужны нам для предстоящего похода.

Я проглатываю кусок, посматривая на вход в пещеру, где не так давно исчезла Ти-фа-ни. Если стану медлить слишком долго, кто-нибудь да заявится и начнет ей докучать. Лучше уж мне поспешить, однако слова моей матери разжигают мое любопытство.

— Какой еще поход?

— По словам Аехако, человеческая девушка по имени Хар-лоу своим камнерезом открыла три новые пещеры для семей. Теперь там есть достаточно места, чтобы три семьи вернулись в главные племенные пещеры. Мы с Фарли и твоим отцом возвращаемся обратно. Мне хочется жить рядом со своими другими сыновьями и их парами, пока их комплекты еще маленькие, — запрокинув голову, она смотрит на меня снизу вверх. — Мы будем очень рады, если ты вернешься обратно вместе с нами.

— Нет, пока что не могу, — я сделаю то, чего захочет Ти-фа-ни. Если она решит не переселяться обратно, тогда и я останусь.

— Из-за этих человеческих девушек? — моя мама выгибает одну из своих седых бровей. Она слишком хорошо меня знает.

Я лишь ухмыляюсь ей. Она знает, что я слежу за Ти-фа-ни, хотя я еще ей не резонирую. Я приглядываю за ней, как за девушкой, которой предназначено стать моей. Самое главное, что остается решить, — это убедить мой кхай в том, что она принадлежит мне.

Это обязательно произойдет. Я более чем уверен, что так и будет.

Я наклоняюсь вниз и умыкаю еще одну порцию, после чего спасаюсь бегством, прежде чем мама успевает дернуть меня за хвост, как напроказившего мальчишку. Ей бы сейчас сильно возражать, но когда покидаю ее, я слышу ее веселый хохот. Выйдя из главной пещеры, я ступаю в сугроб и мои сапоги погружаются в накопившийся за ночь свежий рыхлый снег. Для горького сезона снега выпало немного, но я знаю, что эти бесконечные холода сеют в людях отчаяние. Слышал, как они говорили, что снег — это нечто такое, что выпадает лишь в течении несколько коротких лун. Я фыркаю при одной мысли об этом. Просто безумие.

Ти-фа-ни проложила в сугробах глубокую дорожку, поскольку при каждом шаге ее маленькие человеческие ножки глубоко увязали в снегу, так как чаще всего она избегает пользоваться снегоступами, если только в этом нет крайней необходимости. Ушла она не так уж далеко, и я иду по ее следу, повернув к дальней стороне скалистого утеса, куда она перемещает растения и выстраивает их в ряд. Она говорит, что занимается феер-меерством, и все это наверняка пригодится в дальнейшем. Понятия не имею, правда ли это, но у людей весьма странные прихоти, такие, как поедание корнеплодов. Она трудолюбивая и очень смышленая, поэтому от ее странных поступков наверняка должна быть определенная польза.

Я вижу, как всего в нескольких минутах ходьбы от меня она встает в снегу на колени и принимается палкой рыть яму. Отсюда я вижу красивый цвет ее кожи, наподобие самых роскошных шкур животных. Ее грива необычна тем, что струится тугими спиральками, похожими на веточки сладких растений, которые растут в каменистых нишах и из которых заваривается ароматный чай. Мне, кстати, ее грива нравится. Ти-фа-ни отличается от других, тем не менее ею невозможно не любоваться, и мне нравится блеск ее синих глаз на ее маленьком человеческом личике.

Приближаясь, я окликаю ее.

— Эй, Ти-фа-ни! Это я, Салух!

Я поднимаю руку в знак приветствия, тогда она поднимает голову и смотрит на меня, приложив ладонь к глазам. Я всегда осторожен и предупреждаю о себе приветствием. Однажды я застал ее врасплох, и ее яростная реакция вызвала во мне серьезную тревогу. Мне не хочется снова ее напугать.

Она машет мне рукой.

Я направляюсь к ней и, пока иду, мысленно призываю свой кхай. «Вот наша пара, — я уговариваю его. — Видишь, какая она красавица? Какая хрупкая? Я должен ей резонировать. Я должен утвердить ее своей, чтобы оберегать ее».

«Ти-фа-ни принадлежит мне».

«Резонируй».

«Резонируй».

«Ну же, резонируй, чтоб я мог заявить на нее права».

Но, пока я подхожу к ней, мой кхай — тот еще предатель — хранит молчание. Значит, сегодня не тот день. Не беда. Это произойдет завтра, или послезавтра.

— Наслаждаешься снегом?

Скорчив рожицу, она смотрит на меня и раскачивает палкой, которой рыла снег.

— За одну ночь все замело в пух и прах, и накрыло снегом мои растения. Даже не представляю, как тут кому-то удается хоть чего-нибудь добиться!

— Ммм, — я приседаю в снегу на корточках рядом с ней и рассматриваю положение ее дел. У нее кожаная сумка, которую она положила рядом с собой, полная семян и чего-то, что похоже на навоз, а еще она копается палкой в снегу. — А чем ты занимаешься?

— Я пытаюсь посадить зйерна, — отвечает она на своем странном человеческом языке. Я выучился человеческому языку в Пещере старейшин, так что могу с ней разговаривать. Воображаемая картина, которая приходит на ум относительно этого слова, — это растения, выращенные в определенных местах в целях обеспечения пищи.

Очень интересно. Я никогда не обращал внимания на растения, за исключением, когда время от времени собирал их для одного из чаев моей матери. Я беру одно из семян и рассматриваю его, а она возвращается к работе.

— Так чего ты делаешь, когда сажаешь?

Она усаживается обратно и убирает с лица свои пружинистые кудри. Это незначительное движение изящное, и у меня начинает болеть член от необходимости утвердить ее. «Резонируй», — приказываю я своему безмолвному кхаю.