Приз

— Я не исключаю, — произнес Григорьев после долгой паузы, — что Маша вычислила очередного маньяка. Мы с вами можем сколько угодно гадать, что будет через пять-десять лет. Сейчас меня волнует другое. Мог этот Вова Приз стащить альбомы Рейча или нет?

Кумарин хотел сделать еще глоток коньяку, но застыл с фляжкой у рта.

— Погодите. Когда он был у Рейча?

— Он был дважды. Сначала в августе, потом в октябре. А конверты начали приходить в ноябре. Рейч к себе домой почти никого не приглашает. Но Приз бывал у него дома, и не один раз. Крошка Рики от него в полном восторге.

На экране кукольная стюардесса с улыбкой демонстрировала, как пользоваться спасательным жилетом.

— Приз носит перстень на мизинце, не знаете? — спросил Григорьев.

— Вам все не дает покоя история с призраком Отто Штрауса?

— Мне просто интересно, он в принципе носит какие-нибудь перстни или нет?

— Понятия не имею. Спросите у вашей дочери. — Кумарин откинулся на спинку сидения, закрыл глаза. — Между прочим, альбомы мог запросто стащить покойный Драконов. Он тоже был у Рейча в гостях, и тоже в октябре, чуть позже Приза. И вообще, отстаньте минут на десять. Я плохо переношу взлет и посадку.

Григорьев сам рад был помолчать. Мысли путались. Драконов — это совсем уж странный вариант. Он приехал продать права на книгу. Рейч ему был нужен как литературный агент. Но, с другой стороны, книги-то нет никакой. И не было. Допустим, мемуары оказались лишь предлогом, чтобы встретиться с Рейчем, проникнуть в его дом. Тогда Драконов должен был заранее знать о снимках. Спрашивается: откуда? Далее. Чтобы отправить конверты из разных городов Европы, ему надо было объездить эти города. Или ему заказали стащить альбомы, а отправлял конверты кто-то другой? Бред, ерунда. А Вова Приз? Фокус со снимками — слишком тонкая для него комбинация. Приз и Драконов — не те люди, которые могли бы узнать домашние адреса американских сенаторов и высших офицеров спецслужб.

«Машка, Машка, неужели ты меня все-таки заразила своей теорией нового русского фюрера? Или это сделал Рейч? Когда ты, доченька моя, умница, развивала свои теории, мучила меня этим несчастным Вовой Призом, я смеялся над тобой, как все твои коллеги. Я считал это глупостью. Когда Рейч попросил меня представить, как Магда Геббельс убивала своих детей, я замахал руками: зачем?! Я не хочу. Мне больше нравится думать, что все это далекое прошлое, а Вова Приз — фигляр, существо грубое, примитивное, и поэтому неопасное».

Он закрыл глаза и сам не заметил, как задремал под тихий рев двигателей. Ему приснилась Маша.

«Папа, в тебе говорит твой интеллигентский снобизм. Тебе кажется, если человек публично произносит глупости, т банальности, значит, он дурак. Между прочим, иногда надо очень много ума, чтобы выглядеть дураком».

* * *

Маша все не могла решить, стоит ли рассказывать врачу о разговоре, который она случайно подслушала в процедурной, о неизвестном мужчине, бродившем по коридору в халате, шапочке и маске. Он наверняка успел исчезнуть. Со стороны все это прозвучит довольно глупо. Маша сама ничего пока не поняла и объяснить доктору вряд ли сумеет.

Может, стоит сообщить в милицию, на всякий случай? Именно туда звонила сейчас доктор, диктовала фамилию, год рождения, домашний адрес Василисы. Ну не брать же у нее из рук трубку? «Знаете, тут какой-то тип бегал в халате, я случайно услышала через дверь, как он говорил с кем-то по телефону о чем-то, что могло бы, возможно, вас заинтересовать… Бред!»

— Значит, Грачева Василиса Игоревна? — врач положила трубку, опустила марлевую маску и улыбнулась. — Ну, будем знакомы. Это твой дедушка?

— Да, да, Дмитриев Сергей Павлович. А вы Вера Ивановна. Очень приятно. Вот, пожалуйста, мой паспорт!

Врач взяла паспорт из дрожащей руки Дмитриева, долго разглядывала фотографию, потом оригинал, потом опять фотографию.

— Погодите, а вы не кинорежиссер?

— Режиссер, — старик распрямил спину, сверкнул глазами, — лауреат Государственной премии, заслуженный деятель искусств России.

— Очень хорошие фильмы снимали раньше, — холодно кивнула врач, — значит, родители девочки за границей? Как же так можно, не понимаю. Уехали, оставили ребенка одного. Это только кажется, что в семнадцать лет они взрослые, на самом деле — хуже младенцев.

— Доктор, что с ней?

— У нее ожоги второй степени. Афония. Голос пропал, вероятно, из-за ларингита, плюс нервное и физическое истощение. Сильнейший стресс. Тут все вместе. Девочка попала в зону лесного пожара, этим все сказано. Спасибо, что жива осталась. Состояние стабильное, слава Богу, сепсиса нет. Нужно обследовать ее более тщательно. Пока мы взяли анализы, невропатолог ее посмотрел. Лор у нас будет только завтра.

— Я могу забрать ее домой? — робко спросил Дмитриев.

— Нет.

— То есть как это — нет? Почему? Вася, ты хочешь поехать ко мне?

Василиса кивнула.

— Об этом не может быть речи, — жестко сказала врач, — я отдам девочку под расписку только матери или отцу.

— Но я же сказал, они за границей!

— Вот пусть прилетают и забирают. К тому же вы, как я успела заметить, не совсем трезвы. Извините.

Дмитриев густо покраснел, открыл рот, пробежал по маленькой палате, из угла в угол, схватил за руку Машу и закричал. Голос его дребезжал и срывался.

— Да как она смеет! Кто она такая? Скажите ей, что я не алкоголик, я могу обеспечить нормальный уход своей внучке в домашних условиях. У меня для этого есть средства. Три раза в неделю ко мне приходит помощница по хозяйству, очень толковая женщина, кстати, по образованию фельдшер. Сейчас можно вызвать за деньги любого специалиста на дом.

— Я повторяю, появится мать — ей я девочку отдам. Вам — нет, — спокойно, монотонно произнесла врач и посмотрела на часы.

— Вы не имеете права! Это не ваш ребенок! — кричал Дмитриев. — Я буду жаловаться! Я известный режиссер, уважаемый человек, я лауреат, я с министром вашим знаком!

— Сергей Павлович, не надо кричать, Василисе от этого может стать хуже, — тихо, на ухо старику, сказала Маша и обратилась к доктору: — Вера Ивановна, простите, что я вмешиваюсь, я, в общем, человек посторонний…

— Посторонний, но хотя бы трезвый, — Агапова резко развернулась, — послушайте, я все понимаю. Он сильно перенервничал, но зачем сразу орать, хамить? Перегаром от него пахнет, вы что, не чувствуете? Как я могу, на ночь глядя, отпустить с ним больного ребенка? Девочка даже ходить самостоятельно не может, посмотрите на нее. Как я ему ее отдам? Я отвечаю за нее, а ему самому нянька нужна.