Признание моджахеда

Шепель улыбнулся:

— Так со мной рядом все время находился мой ангел-хранитель!

— Да! Это точно, ангел-хранитель. Спасибо тебе, капитан.

— Не за что! Выпить бы? Граммов двести!

— Выпей, Миша!

— Так флягу где-то посеял во время бешеных гонок.

Тимохин протянул ему фляжку:

— Вот она. Подобрал недалеко отсюда.

Капитан снял «сферу», бросив ее в траву, отвернул крышку, сделал несколько глотков. Посмотрел на Туркину:

— Выпьешь?

— Спирт?

— Да!

— Не смогу! Слишком крепкий напиток!

— Извини, вина не держим.

Подошел Крымов и сказал:

— Обошел я окрестности. Слева один труп, справа в кустах еще два, да еще, — он кивнул на лежащих рядом бандитов, — эти двое. Если кто из духов и остался жив, то затаился где-нибудь. Стрелять не будет. Можем уходить.

Крымова вызвал Гарин. Доложил, что вышел к пункту эвакуации. Спросил, как дела у Шепеля. Полковник ответил, что нормально. Приказал вызвать вертолет:

— Пусть садится на поляну. Ты же, посадив Сергинского, осуществляй охрану «вертушки». Мы идем к вам!

— Принял, Первый! Выполняю!

Крымов спросил:

— Ну что, двинемся?

Шепель поднялся, помог встать женщине:

— Да надо! Надоело тут, сил нет.

— Ну тогда я впереди, ты, Миша, с дамой за мной, Тимохин в замыкании. Дистанция на расстоянии видимости. Пошли бегом.

Но не успели спецназовцы с Туркиной покинуть место последнего боя.

Смертельно раненный Рубани пришел в сознание. Увидел русских, женщину, из-за которых полег весь его отряд и сам он доживал последние минуты. Они не обращали на афганца внимания, считая мертвым. Рубани из последних сил вытащил из пояса гранату, пальцем выдернул кольцо, про себя помолился и отбросил от себя «РГД-5». Движение руки бандита заметил Шепель. Он же увидел катящийся под ноги спецназовцам смертоносный заряд. Крикнул:

— Граната!

И бросился на Туркину, сбив ее с ног и накрыв своим телом. Крымов с Тимохиным прыгнули в кусты. Раздался взрыв. В глазах капитана вспыхнул огненный салют из тысячи ярких искр, боль пронзила тело, и он почувствовал, что летит в черную глубокую пропасть.

Прошло с полминуты, покуда спецназовцы и Туркина пришли в себя. Дым развеялся. Валентина повернулась. Тело Шепеля перевернулось на спину. Глаза капитана были закрыты.

Валентина тихо проговорила:

— Миша! Миш! — И вдруг закричала на весь лес: — Ми-и-и-ша!

Но капитан не пошевелился.

На крик из кустов выскочили Крымов с Тимохиным. Бронекостюмы офицеров поймали несколько осколков, тем самым предотвратив поражение спецназовцев.

Крымов поднял Туркину, отвел ее в сторону:

— Успокойся, Валя, все, все. Не кричи.

Женщина взглянула на полковника глазами, полными слез:

— Он… он погиб?

— Не знаю!

— Это из-за меня! Столько крови. И… Миша… я… я… полюбила его, полковник… понимаете? А теперь?

Она рванулась к Шепелю, но Крымов удержал женщину, прижав ее к себе. Валентина зарыдала. Крымов держал ее, успокаивал, когда самому хотелось завыть волком.

Тимохин же наклонился над подчиненным. Крикнул:

— Хорош ныть! Живой Мишка!

Туркина отпрянула от Крымова:

— Что?!! Жив? Это правда?

— Правда, но прошу, не дергайся, держи себя в руках, сейчас не до тебя!

— Я понимаю, конечно!

Тимохин продолжил осмотр боевого товарища.

— Дышит, пульс слабый, но не рваный. Видно, осколки пробили бронекостюм, но глубоко в тело войти не могли. Хотя там хрен его знает. Кровь теряет. Сильная контузия. Крым? Нам не донести капитана до пункта эвакуации!

— Вижу!

— Вызывай «вертушку» сюда! На поляне сядет.

Крымов тут же вызвал майора Гарина. Передал ему короткий приказ. Через полчаса «Ми-8» медленно опустился на поляну «зеленки», у которой произошел неравный бой группы эвакуации с головорезами Дамири. Приняв на борт тяжелораненого Шепеля, Крымова, Тимохина и Туркину, пилоты подняли в воздух винтокрылую машину. Им предстояло еще подобрать группу Соловьева. С борта «вертушки» Крымов по спутниковой станции вызвал Феофанова:

— Центр! Я — Первый! Прошу ответить!

Генерал ответил немедленно:

— Центр на связи! Слушаю тебя, Первый!

— Докладываю, операция «Афганский рейд» завершена. Заложники освобождены, уничтожены два отряда боевиков общей численностью более семидесяти человек. Группы «Орион» и «Мираж» бортом «Ми-8» возвращаются в Карши. Но у нас проблема, товарищ генерал!

— Что такое?

— Тяжело ранен капитан Шепель! Требуется квалифицированная, оперативная медицинская помощь! Состояние капитана оцениваю как критическое. Он находится без сознания. Потерял много крови.

— Как это случилось, Крымов?

— Накрыл собой Туркину, когда один из душманов бросил под ноги гранату. Но об этом позже.

— Туркина не ранена?

— Нет! С ней все в порядке!

— Тогда слушай меня. В Карши вас ждет «Ил-76». На его борт будет доставлена бригада местных медиков для сопровождения раненого в Москву. В столице Шепеля встретят наши специалисты. Он выдержит перелет? Или решать вопрос с доставкой капитана в клинику Ташкента?

— А я откуда знаю, выдержит он перелет или нет? Я же не врач.

— Тогда поступаем следующим образом. В Карши Шепеля осмотрят местные медики. Они и дадут заключение, переправлять Мишу в Москву или в Ташкент, а может, вообще в Каршинскую больницу. В последнем случае оставишь при нем группу «Орион»! Все понял?

— Понял!

— А за работу спасибо. Всем!

— Служим трудовому народу! Отбой!

Валентина, сидевшая возле Шепеля, взглянула на Крымова:

— Ну что решило ваше начальство?

— То, что должно было решить. Мы летим в Карши. Там нас встретят доктора. Ну а дальше, Валя, как бог даст. Скажу одно: ребята у нас служат крепкие, живучие. Не из таких переделок выбирались.

— Господи, лишь бы он выжил!

— А ты верь, Валентина, тогда непременно выживет!

— Я верю!

Девушка вновь заплакала. Не хотела, но слезы непроизвольно наполнили глаза и пробили дорожки по пыльному лицу красивой, молодой женщины. А вертолет все дальше уходил от Хандарского ущелья, покидая Афганистан. Спецназовцы сидели на лавках молча, напряженно, постоянно бросая взгляд на Валентину и капитана Шепеля. И каждый в душе молил Бога, чтобы боевой товарищ выжил. И каждый верил в то, что Шепель и на этот раз переиграет смерть, как переигрывал ее раньше в бесчисленных боевых выходах, рейдах, акциях — на войне, которую считал своей обычной, повседневной работой. Работой офицера сил специального назначения. Безо всякого пафоса и высоких слов.