Признания на стеклянной крыше

— Потом, наверное, — сказала Бланка. — Сейчас, по-моему, не очень кстати.

— Но мы же имеем право знать, что это за третье лицо, — сказала Лайза матери. — Ведь правда?

— Я думаю, нам пора закусить, вот что. — Синтия поднялась и знаком пригласила всех за собой на кухню.

— Но, мам! Бланка ведь даже не показывалась сюда к папе! Уехала — и с концами!

— Она была здесь, когда тебя еще в помине не было, — сказала Синтия. — Всему, что нужно знать о детях, я научилась, ухаживая за ней. Ей было всего восемь месяцев, когда я переехала в этот дом. Поэтому лучше помолчи.

— Серьезно, Синтия? Вот уж не догадывалась, что ты нам с Сэмом посвящала столько заботы!

Ты переехала в этот дом удобства ради,едва не сорвалось с языка у Бланки. Чтобы отцу не нужно было таскаться к тебе тайком через газон среди ночи.Ей было холодно. Может быть, из-за жемчуга на шее. Или из-за того, как свирепо буравила ее глазами Лайза. Синтия, напротив, предпочла пропустить ее шпильку мимо ушей.

— У меня уже и сандвичи на ланч готовы с яичным салатом, — сказала Синтия. — Дэвид, вы как, останетесь? «Кровавые Мэри» тоже найдутся.

— Грех был бы отказаться, — отвечал Дэвид Хилл.

Адвокат, добродушный крупный мужчина, был партнером Джона Муди по гольфу с тридцатипятилетним стажем. Вдовцом, который рад был случаю угоститься домашними сандвичами и добрым стаканом «Кровавой Мэри» и уже положил глаз на Синтию.

— Что ж, ты добилась своего, — сказала Лайза. — Расстроила все-таки мою маму.

— Да неужели?

В Бланке шевельнулась совесть: как-никак, Синтия пробыла замужем за ее отцом гораздо дольше, чем ее родная мать. Ей вдруг припомнился случай с выступлением в балетной школе, к которому она готовилась буквально день и ночь. Было ей в то время лет шесть. Сэм мало-помалу выучил половину ее программы и — то на газоне, то в гостиной — повторял следом за ней ее движения. И у нее тогда мелькнула ужасная мысль, Хорошо бы он не пришел на выступление, а то ведь все испортит!Перед тем как ехать на концерт, Синтия на минутку отвела ее в сторону. Не волнуйся,сказала она. Сэм уснул. Его там не будет.

— Веселишься, что папа завещал больше тебе, а не мне? — сказала Лайза.

— С чего ты взяла? Тебе же отойдет все то, что получила твоя мать, а та третья доля назначена не мне, кому-то другому. Так что ошибочка у тебя вышла, Лайза. Не надо передергивать.

Лайза подошла к ней вплотную. Бланке почудилось на миг, что сводная сестра развернется и залепит ей оплеуху. Поделом, откровенно говоря.

— Послушай, что я тебе сделала? — сказала Лайза.

— Ничего.

— Ты же со мной даже не разговаривала никогда! Вела себя так, словно меня здесь просто нет.

— Вообще-то, это меня здесь не было. По крайней мере, я только о том и мечтала.

— Хотя — какая разница! Его любимицей все равно была я, — сказала Лайза.

В эту минуту Бланка ненавидела свою сестру. Завидовала долговязой несчастливой девочке, которую действительно любил ее отец.

— Ну что же, браво! — уронила она равнодушно. — Когда дойдет до твоего собственного памятника, рекомендую начертать, Здесь лежит та, которую папочка любил больше.

— Да и с чего бы ему любить тебя? Тебе же он, по-настоящему, и отцом-то не был.

Лайза, как видно, имела привычку грызть ногти: каждый ноготь окаймляла кровавая полоса. Нервы у девочки. Где-то поблизости косили траву, с улицы доносился приглушенный стрекот мотора. К горлу Бланки подкатила тошнота. Время разом остановилось.

— Ты ведь это знала, верно? — Лайза впилась в Бланку взглядом, ожидая ее реакции. Сама она услышала это от одной из приятельниц матери — оказывается, многие в городе сумели вычислить, каково истинное происхождение Бланки. Когда же Лайза потом подступила с расспросами к Синтии, та словно воды в рот набрала, и стало окончательно ясно, что это правда… Лайза всадила ножик еще глубже, подбираясь ближе к больному месту. — Да и кто ж этого не знал!

— Не зря я тогда не желала иметь с тобой дела, — сказала Бланка. — Ты была противным ребенком.

Вовсе нет. Лайза была покладистой, услужливой девочкой, готовой пойти за Бланкой хоть на край света, если б только ей дали шанс. И все-таки врезать ей стоило, чтобы вперед неповадно было врать.

— Твой настоящий отец занимался в городе уборкой помещений или чем-то вроде, — сказала Лайза. — А еще он продавал собак.

На Бланку вдруг повеяло правдой — она прочла ее по лицу Лайзы. Худо дело. Кончай с ней разговаривать. Уходи.

— Не веришь, спроси у моей мамы, — прибавила с явным удовольствием Лайза. — У кого хочешь спроси. Это правда.

— Лайза! — За ними пришла Синтия. Она держала поднос со стеблями сельдерея и оливками. Лицо у нее пошло пятнами. Лайза подскочила к матери.

— Скажи ей!

В небе скопились кучевые облака; сквозь портик в гостиной видно было, как они мчатся друг за другом, все ускоряя свой бег.

— Да, говори, — сказала Бланка. — Ну давай.

— Бланка, она еще ребенок!

— Не выставляй меня вруньей! — крикнула ей Лайза. — Скажи!

— Давай же, Синтия.

Синтия виновато пожала плечами. Бланка не сводила с нее глаз, пораженная ее замешательством.

— Синтия!

А что, может быть. Так значит, он и отцом мне не был…Бланка почувствовала, что спина у нее взмокла от пота — даже под легким летним платьем, даже при том, что в доме работал кондиционер.

— Ты скажешь или нет?

Синтия все молчала; Бланка схватила свою сумочку и вышла за дверь. Птицы в кустах живой изгороди расщебетались напропалую. Где-то над головой пролетал реактивный самолет. Бланка ничего не слышала. У нее наглухо, до боли, заложило уши. Из дома вслед за ней вышла Синтия. Бланка оглянулась.

— Это был Джордж Сноу. Твоя мать любила его. Но отцом тебе был Джон Муди. В этом — можешь не сомневаться. И он тебя любил.

Бланка отвернулась от мачехи и, огибая дом, пошла по выложенной камнями дорожке. В легкие ей словно попало битое стекло. Было ли ей когда-нибудь так трудно дышать? Как жарко в этом летнем платье. Вся кожа горит.

Вот задний дворик, где встретил свою кончину Джон Муди. Вот и газон, где с Бланкой танцевал как-то вечером Сэм. Здесь — перед тем как Мередит первый раз привела к их дому Дэниела и застала их сидящими в темноте за столиком — она наблюдала, как Сэм вкалывает в себя иглу. Это совсем не больно,сказал ей Сэм. Кольнет, и все дела.

Проклятье,думала Бланка. Все на поверку — не то и не так. В том числе — чья ты плоть и кровь. Вот куда приводит тебя алая карта — куда ты и вообразить не могла: в дом, где ты выросла, к началу твоих начал. Бланка положила свою сумку на край дворика и подошла к бассейну. Зеленая прохлада. Мередит рассказывала ей когда-то, что нашла правду о себе в бассейне, плавающей в темной воде. Бланка скинула шлепанцы и села у бассейна. Чему-то в этот день настал конец. Может быть, она сюда никогда уже не вернется. Больше всего сейчас Бланка жалела, что не помнит своей матери. Она расстегнула ожерелье и окунула его в воду. Что будет, если отпустить — поплывет или утонет? Выведет ли на поверхности воды имя того, кто был любовью ее матери, а ей — родным отцом, или просто поплавает немножко и камнем пойдет на дно?