Признайся

Она встревоженно посмотрела на меня, но почему я так и не понял.

– Я никогда тебе и не говорила, что не отсюда.

По лицу растянулась улыбка, за которой я попытался скрыть свою промашку. Мне не следовало знать, что она не местная; она думает, мне не известно ничего, кроме того, что она рассказала. Мне пришлось скрывать от нее свои мысли, узнай она правду сейчас, то поняла бы, что я не был с ней честен всю ночь. Я хотел ей рассказать, но теперь уже слишком поздно.

– Тебе не обязательно упоминать об этом. За тебя скажет твой акцент.

Глядя на меня внимательным взглядом, она так и не стала отвечать на вопрос, так что я быстро придумал новый, который на самом деле оказался еще более поспешным.

– У тебя есть парень?

Она быстро отвела взгляд, и мое сердце пропустило удар из-за виноватого выражения ее лица. Не сложно понять, что оно означает, у нее есть парень, и танец, который мы разделили, не должен был произойти с девушкой, у которой уже есть парень.

– Нет.

Мое сердце определенно почувствовало себя лучше. Я улыбнулся в миллионный раз за сегодня, с тех самых пор, как встретил ее у своих дверей. Не уверен, что она знает об этом, но я практически никогда не улыбаюсь.

Я ожидал ответного вопроса, но она продолжила молчать.

– Ты не хочешь узнать, есть ли у меня девушка?

Она засмеялась.

– Нет. Она бросила тебя неделю назад.

А, точно. Я уже забыл, что мы обсуждали эту тему.

– Повезло мне.

– Это не очень красиво с твоей стороны, - нахмурилась она.
– Уверена, она с трудом решилась на этот шаг.

Я не мог с ней согласиться, и в подтверждении отрицательно покачал головой.

– Ей было очень легко. Так же как и всем остальным.

Она остановилась на секунду или две, глядя на меня настороженно, потом снова двинулась в путь.

– Всем остальным?

Тогда я понял, что сморозил глупость, но и лгать не собирался. К тому же, если я буду с ней честен, то, возможно, она захочет больше узнать обо мне.

– Да. Меня бросали много раз.

Она скосила взгляд и сморщила нос, в ответ на мои слова.

– И почему же, Оуэн?

Добавив в голос суровости, но так, чтобы слова звучали не очень жестко, я захотел признаться ей.

– Я не очень хороший бойфренд.

Она отвернулась от меня, стараясь скрыть разочарование в своих глазах. Но мне все равно удалось заметить его.

– И что же делает тебя плохим?

Я уверен, что причин предостаточно, но решил озвучить основную.

– Я многие вещи ставлю выше отношений. Для большинства девушек, оказаться не на первом месте, отличный повод все прекратить.

Я взглянул на нее, чтобы посмотреть на хмурое или осуждающее выражение лица. Но вместо этого задумавшись, она кивала.

– Так Ханна ушла, потому что ты не уделял ей время?

– Все в итоге свелось к этому, да.

– Как долго вы были вместе?

– Не очень долго. Пару месяцев. Возможно, три.

– Ты ее любил?

Мне захотелось взглянуть на нее, посмотреть в глаза в тот момент, когда она задавала вопрос, но я не хотел, чтобы она могла разглядеть мое лицо. Не хотел, чтобы мое нахмуренные брови натолкнули на мысли, будто у меня разбито сердце, ведь на самом деле это не так.

Мне просто грустно от того, что я не смог полюбить ее.

– Я считаю, что у слова «любовь» неопределенное значение, - ответил я.
– Можно многое любить в человеке, но не любить его самого.

– Ты плакал?

А этот вопрос меня насмешил.

– Нет, я не плакал. Скорее разозлился. Я встречался с девушками, которые утверждали, будто не станут возражать, когда мне потребуется побыть наедине с самим собой некоторое время. И когда такое происходило, остальное время, которые мы проводили наедине, мы ссорились из-за того, что искусство я люблю больше, чем их.

Она развернулась, и начали идти задом наперед, глядя на меня.

– А это так? Ты любишь искусство больше?

Я посмотрел прямо в ее глаза.

– Абсолютно.

Ее губы изогнулись в нерешительной улыбке, я так и не понял, почему мой ответ пришелся ей по вкусу. Это беспокоит многих людей. Ведь я должен любить их сильнее, чем возможность творить, но пока я не встретил подходящего человека.

– Какое самое лучшее анонимное признание ты получал?

Мы не успели уйти далеко. Мы даже не дошли до конца улицы, и ответ на данный вопрос, можно было растянуть на несколько дней.

– Сложный вопрос.

– У тебя сохранились все?

Я кивнул.

– Не выкинул ни одной. Храню, даже самые ужасные.

Это привлекло ее внимание.

– Насколько ужасные.

Я оглянулся через плечо на конец улицы и свою студию. Не знаю, отчего в голову закрались мысли показать ей, потому что до сих пор никто кроме меня их не видел.

Но она не никто.

Когда я снова опустил на нее свой взгляд, ее глаза были полны надежды.

– Я покажу тебе несколько, - пообещал я.

От моих слов ее улыбка стала шире, и, развернувшись в обратную от своей квартиры сторону, она направилась прямиком к моей студии.

Когда мы поднялись по лестнице, я открыл дверь и позволил ей переступить порог, после того, как сделал это сам. Это была комната, в которой я рисовал. Здесь я хранил все признания. Эта комната - самая личная часть моей жизни. В определенном смысле, можно сказать, что она хранит и мои признания.

Здесь имеется несколько работ, которые не видел никто. И никогда не увидит, вроде той, на которую она сейчас смотрела.

Прикоснувшись к холсту, Оберн пробежалась пальцами по лицу мужчины. Она проследила руками контуры глаз, носа и губ.

– Это не признание, - заметила она, читая надпись, приложенную к картине. И посмотрела на меня.
– Кто это?

Я подошел к тому месту, где она стояла, и посмотрел на картину.

– Мой отец.

Она тихонько вздохнула и прикоснулась к словам на клочке бумаги.

– Что означает «Одна только грусть»?

Теперь ее пальцы прослеживали резкие белые линии, и я задался вопросом, говорил ли ей кто-нибудь, что художники не любят, когда их творения трогают другие.