Признаю себя виновным...

— Какое тебе дело до моего дома?! — вырвалось у Мухтара, но он сейчас же вернулся к полушутливому тону:

— Ах, я вижу, прелестная пери готова ради любимого спать на соломе… Ты сама себя не знаешь, Зайнаб! Ты ведь избалованная штучка. Так я тебе и поверил, что ты сможешь долго прожить в Кишлаке. Терпение и еще раз терпение!

— Но ведь я должна дать ответ Гаюр-заде, — проговорила Зайнаб полушопотом, в котором уже слышались слезы.

— Ну что ж, не просвещение, так что-нибудь другое.

От этих слов Зайнаб совсем приуныла. Она села и уставилась в одну точку.

— Ясно одно, — уверенным голосом заключил Мухтар, — женитьба сейчас невозможна. Пусть уладятся твои дела, пусть я избавлюсь от необходимости жить в этой дыре. Вот тогда… И, кроме того, ты ведь знаешь, для женитьбы нужны деньги и деньги немалые. А у меня денег нет. И нужно очиститься от неприятностей.

— Разве их так много? — протянула Зайнаб.

— Да, много. Но прежде всего — твои вопросы… — стоило Мухтару начать разговор о том, что связывалось в его представлении с учреждениями и какой-либо государственной или общественной деятельностью — речь его становилась похожей на пункты инструкции: — Необходимо отрегулировать вопрос с просвещением. Возникает реальная угроза, того, что из-за тебя заведующего облоно снимут с работы…

Зайнаб подавленно молчала. Решив, что она сдалась, уступила, Мухтар вернулся к тому с чего начал: стал разыгрывать ревность.

— …Ну, вот, значит, очиститься от городских неприятностей. И… от кишлачных увлечений. Надо закрыть счет с Анваром. Или я или Анвар! — воскликнул он с хорошо разыгранным достоинством. — Я вас, женщин, прекрасно Изучил: и рубин достанется и друг не огорчится.

И тут Зайнаб, ни слова не говоря, торопливо надела туфельки, кое-как попудрилась перед зеркалом, накинула косынку, сорвала с окна плащ и резким шагом пошла к двери.

Мухтар молча следил за ней. Он был ошеломлен. Никогда ничего подобного не позволяла себе в его доме ни одна девушка, ни одна женщина. Зайнаб отодвинула щеколду и распахнула дверь. Бог знает, зачем она еще постояла секунду-две в проеме открытой двери. Мухтар не сделал попыток ее удержать. И только когда она была уже у калитки, он догнал ее, повернул к себе.

— Скажите… Скажи…

— Уже поздно.

— Десяти еще нет.

— Не провожайте меня. Я сама найду дорогу.

— Анвар дома?

— Не знаю… Кажется он на партсобрании.

— Скажите же, скажи правду, — с нарастающим волнением, искренним или деланным — кто знает, — прошипел Мухтар. — Вам нравится Анвар?

— Что мне женатый человек? — отрезала Зайнаб и, повернувшись, ушла в темноту улицы.

Он крикнул ей вдогонку:

— Завтра к семи вечера я приготовлю плов.

Молчание было ему ответом.

Глава 5.

Встают облака голубые над синей равниной морской:

Пловучие думы влюбленных, забывшие сон и покой.

Ты скажешь: нежданные льдины помчались по тихой реке.

Взревели там черные вихри, там вздыбился смерч золотой

Абульхасан Фаррухи.

Красная луна поднялась над горами. Огромная и мрачная, она давала так мало света, что Зайнаб, взглянув на свои золотые часики, ничего не смогла разобрать. А может быть это слезы заволокли ее глаза? Вот и рука дрожит… И ноги какие-то не свои: они плохо ей подчиняются. Что с ней?… «Что с тобой, Зайнаб? — обратилась она сама к себе. — Ведь только что ты смеялась, была сильной. Куда ты сейчас пойдешь? Где твой дом? Где твой мир? С кем ты? И что будет с тобой?»

Хорошо, наверное, здесь, в Лолазоре. Весенний ветерок, теплый и ласковый, приносит людям радость. Журчание арыков и шелест молодой клейкой листвы тополей — всё это так приятно, но… только тому, кто чувствует себя на месте, кто знает, что он не отвержен людьми…

На улице пустынно. Вдали, за густой сиренью, светит огонек сельского клуба. Оттуда доносятся переливы дутарных струн. Может ли Зайнаб прийти к этим простым людям, к труженикам полей — хлопкоробам, садоводам, трактористам, животноводам? Может ли радоваться вместе с ними — танцевать, петь, играть? Кто она и кто они?..

Она — маленькая, хрупкая, изящная двадцатидвухлетняя женщина из большого города. До нынешнего вечера она была убеждена, что стоит выше этих провинциалов. В самом деле, разве знают девушки и парни, те, что сейчас в клубе, что такое мода? Разве умеют они оценить колдовство хорошей портнихи? А маникюр? Смешно сказать — сегодня в школе Зайнаб видела молодую учительницу. Та выступала на педсовете и горячо говорила о необходимости политехнизировать занятия по физике. Ведет такой сложный предмет, но вы только взгляните на ее руки. Лучше уж совсем не делать маникюр, чем раскрашивать свои ногти такой грубой краской. И завиваться здесь тоже не умеют. Конечно, очень возможно, что девушки, да и женщины, из тех, что поинтеллигентнее, ездят завиваться в город. Лолазор — один из ближайших к областному центру кишлаков. Ездить-то они ездят, эти женщины, эти учительницы, эти клубные работницы, но по наивности попадают к каким-то бездарным парикмахерам… Фу, какая безвкусица!

Выбрать хорошего портного, хорошего сапожника, парикмахера, маникюршу — совсем не просто. Немаловажный признак культуры и в том, как молодая женщина ходит, как держит голову, как умеет управлять выражением своего лица. Что греха таить, пока Зайнаб не познакомилась с Мухтаром, и она неловко сутулилась, и она предпочитала просторные шелковые платья. Глупая застенчивость не позволяла ей взглянуть прямо и свободно в лицо любому встречному мужчине. А хорошим манерам она смогла научиться только побывав в таких крупных городах как Сталинабад и Ташкент. Мухтар обратил ее внимание на то, как ходят, как держатся артистки. Многое она смогла позаимствовать и в кино, когда смотрела вместе с ним заграничные фильмы.

Мухтар был ее первым настоящим учителем. Сперва помог ей преодолеть отставание в школе, помог постичь премудрости алгебры, геометрии, химии, а спустя некоторое время стал учить ее и другому…

«Мухтар, Мухтар! — шептала Зайнаб. — Кто ты, а, Мухтар?! Ты для меня всё, и ты это знаешь, и я не могу без тебя, но…»

Кишлачная улица была пустынна и хотя окна многих домов светились, но дома эти прятались в глубине садов. Тишина приносила на улицу шорохи жизни: приглушенные голоса, далекий лай собак, случайный всплеск крыльев птицы в ветвях дерева. Странное дело — в привычной сутолоке городской улицы, затерявшись в толпе, Зайнаб чувствовала бы себя гораздо спокойнее. Здесь ей всё время кажется, что за ней следят… Где-то скрипнула калитка, уж не ее ли высматривает какая-нибудь недружелюбно настроенная учительница: ох, какие взгляды бросают на нее и в школе, и в правлении колхоза, стоит ей только появиться!

Еще несколько шагов. Десять. Пятнадцать… Ее как магнит держит дом Мухтара. Без Мухтара страшно. Он ей сейчас и друг, и отец, и брат. Как же решиться на то, чтобы уйти совсем? Вот он бросил ей вдогонку — «Приходи завтра к семи, приготовлю плов…» Фраза простая — такую может сказать муж. Да-да, муж-повелитель. Мухтар не верит, что она, его Зайнаб, способна всерьез взбунтоваться. Девушка прижалась спиной к чистой коре старого тополя. Уж не прячется ли она от кого-нибудь? Нет, конечно. Разве она преступница? Чего ей бояться?..