Призрачная любовь

— Я возьму видеокамеру, — сказала мать. — Напомни мне.

— Возьми видеокамеру, — прошептала Дженни.

— Не сейчас, глупышка, — со смехом воскликнула мать. — Напомни о ней перед тем, как мы поедем на встречу.

Гараж, в который мы въехали, выглядел очень солидно — гораздо лучше, чем в доме Билли. Он был рассчитан на две машины и катер, хотя к моменту нашего возвращения большое помещение оставалось пустым. Я быстро осмотрела чистый верстак и блестящую раковину, белый холодильник без единого пятнышка и доску с инструментами. Чья-то заботливая рука расположила молотки и пилы в идеальном порядке на белой стене. Рядом размещался плакат с красивым голубем, спускавшимся на дверь. С потолка свисала ветка плюща, украшенная херувимом и маленькими колокольчиками, которые при подъеме ворот встречали хозяев радостным звоном.

Мать Дженни нажала на кнопку под рулевым колесом. Она вышла из машины только после того, как металлические челюсти гаражных ворот закрылись за нами. Пока они еще были полуоткрыты, я оглянулась, надеясь увидеть Джеймса. Если бы он догнал нас, я, наверное, передумала бы и вернулась к нему. Но он не мог поспеть за нами.

— Живо-живо! — прикрикнула мать.

Дженни, прижимая к телу маленькую сумочку, последовала за женщиной в жилые помещения. Они вошли в огромную кухню, сиявшую невероятной чистотой. Мать направилась к столу, чтобы прочитать заголовки аккуратно сложенной газеты, а дочь, проскользнув в коридор, торопливо скрылась в своей спальне.

Дженни начала раздеваться. Я не могла войти в ее тело, пока она находилась в движении. Девушка напоминала лунатика. Она медленно и аккуратно сложила платье, прежде чем опустить его в бельевую корзину. Сняла чулки и сунула их в сетчатую сумку с «молнией», затем положила туфли в коробку, стоящую на полке шкафа. Оставшись в белых трусиках и бра, она замерла на месте, словно пребывая в трансе. «Пора, — подумала я. — Она остановилась».

Из коридора послышался голос ее матери:

— Дорогая, ты готова?

Дженни моргнула и снова начала двигаться, словно машина в ответ на поворот рычага. Отыскав на вешалках шорты и свитер, она надела их. Подумав немного, девушка достала из шкафа белые парусиновые туфли. Через несколько секунд она открыла ящик комода, наполненный носками, аккуратно свернутыми в маленькие шарики. Она выбрала белую пару.

— Мисс Копуша? — окликнула ее мать. — Ты уже одета?

— Да, почти, — ответила девушка.

Сев на край кровати, она натянула носки — сначала правый, затем левый. Ее тонкие пальцы завязали симметричные бантики на белых туфлях. Внезапно она снова замерла, как будто свет жизни в ней угас. Она неподвижно сидела на кровати, но мне было страшно прикасаться к ней. Я осмотрела ее комнату, декорированную белыми кружевами и желтыми розами. Спальня маленькой девочки. Туалетный столик, мохнатый коврик, стол — все без единого пятнышка. Совершенно голые стены, если не считать рисунка со сложенными в мольбе руками и плаката с детьми, собравшимися у коленей Иисуса.

Девушка сидела как загипнотизированная. Я стояла перед ней. Она была такой милой и юной. Наверное, нам стоило бы выбрать женщину моего возраста. К сожалению, мы отчаянно нуждались в брошенной оболочке. К тому же Джеймс тоже находился в теле юноши. Я нервничала. Что, если мне не удастся закрепиться внутри этой девушки? Не попаду ли я в ад? Она могла стать последним человеком, которого я видела перед целой вечностью боли.

Сев рядом с ней, я дотронулась до ее руки. Тонкие пальцы безвольно лежали на белом кружевном покрывале. «Похоже, она действительно пустая», — подумала я. При контакте с нею я не ощущала чувства падения или жара опасности — только абсолютную неподвижность мраморной статуи. Я хотела отступить, но она вдруг безропотно легла на спину, словно отдавала мне свое тело. Это подтолкнуло меня к действиям. Я опустилась в холодное пространство ее плоти. Она казалась пустой, однако где-то здесь могла таиться чернота. Внезапно на меня нахлынула волна ужасного содрогания. Я взлетела к потолку и посмотрела вниз на девушку. Она со вздохом села на край кровати.

— Через пять минут выезжаем, — напомнила ей мать.

Дженни встала и подошла к туалетному столику. Там не было ни духов, ни косметики. Только щетка для волос, гребень и белая Библия. Она взяла щетку и начала медленно расчесывать волосы, разглаживая локоны свободной рукой. Затем она вытащила из щетки несколько золотистых волос, скатала их и бросила в плетеную корзину для мусора. После этого Дженни направилась в ванную. Я с нетерпением наблюдала за тем, как она чистит зубы розовой щеткой.

«Она пустая, — говорила я себе. — Войди в ее тело». Но страх не позволял мне этого.

— Не забудь видеокамеру, — крикнула Дженни, ополаскивая щетку.

Она не замечала меня в зеркале.

— Спасибо! — донесся голос ее матери. — Нам уже пора выезжать.

Дженни улыбнулась, но только губами. В ее глазах не было признаков жизни.

— Ты выглядишь прелестно, дорогая, — сказала мать, когда они спустились с крыльца.

— Спасибо, — ответила девушка. — Ты тоже выглядишь очень хорошо.

Женщина переоделась в хлопчатобумажное платье и модный кардиган, но мне показалось, что Дженни даже не взглянула на ее одежду. Обругав себя за трусость, я села на заднее сиденье.

— Брэд Смит пригласил тебя на бал? — спросила мать.

— Нет, — ответила Дженни.

— Он робкий мальчик. Я уверена, он сделает это. Мы с его мамой обо всем договорились.

Она свернула на автостоянку у большого парка, где уже собралось около пятидесяти машин. Под крышей просторной беседки располагались три ряда составленных столов, накрытых тонкой пластиковой пленкой. Один из них был уставлен различными блюдами, завернутыми в серебристую фольгу. Прямо какое-то кладбище съестного.

Увидев мать Дженни, незнакомая женщина замахала рукой.

— Кэти, где Дэн? — поинтересовалась она. — Мы просили его купить торт. Он должен был уже вернуться. Ты уверена, что он не поехал играть в софтбол?

Дженни подошла к ближайшему столу, где другая женщина кормила младенца из бутылочки с детской смесью.

— Привет, Дженни, — сказала она.

— Здравствуйте, мэм.

Девушка склонилась к ребенку и подмигнула ему:

— Привет, Рэнди.

Мы с Дженни направились к травяному полю, на краю которого пара дюжин зрителей сидели на пляжных стульях и расстеленных одеялах. Они свистели и поддерживали криками игроков, бросавших мяч на самодельном ромбе. Когда биту взял дородный мужчина в вечернем костюме, кто-то весело крикнул:

— Сделай их, пастор Боб!

Дженни тоже поаплодировала, но, поскольку ее взгляд был направлен в небо, она не увидела, как пастор Боб «пустил муху», и мяч поймал другой игрок. Я хотела войти в ее тело, но рядом крутилось много людей. Женщины вытаскивали из коробок бумажные тарелки и пластиковые вилки. Когда седовласая дама в красной бейсболке позвонила в колокольчик, все подошли к столам. Никто не садился. Потный и улыбающийся пастор поднял руку, и все закрыли глаза. Все, кроме меня. Пастор Боб тоже опустил тяжелые веки. Наступила тишина, которую прерывал плач ребенка.

— Великий Владыка, — басом произнес проповедник. — Спасибо за такое обилие даров. Благослови эту пищу на пользу нам и во исполнение Твоей воли. Защити тех агнцев Твоего стада, которые не смогли примкнуть к нам сегодня. Во имя Иисуса Христа, аминь.

Ответное «аминь» эхом разнеслось вдоль столов и даже прозвучало из уст Дженни. Проповедник опустил руку и со смехом сказал:

— Леди, подскажите, как нам действовать дальше.

Когда седовласая женщина с колокольчиком начала объяснять, как будет работать их пищевая линия, к нам торопливо подошел мужчина в зеленой рубашке. Он держал в руках большую розовую коробку. Мать Дженни нахмурилась.