Призрачная погоня

Не мытьём, так катаньем! Да святится имя твоё, да не отсохнет рука толкающая! Без воли моей, но по наущению сил мира Трёх Щитов меня всё-таки затолкали принудительным способом в некие условия, выходом из которых является обязательное кровопролитие. Или не обязательное? По логике, можно пробежать спальню вельможи на цыпочках, никого не убивая, и так же на цыпочках покинуть этот неизвестный, скорее всего, жутко опасный мир. Что характерно, у меня с собой лишь небольшой кинжал. У ретивого искусствоведа и такого оружия не видно. А в видении у Лобного камня чётко указывалось: вначале отрубить острым мечом голову усачу, а потом ещё и тело расчленить на несколько частей. Иначе как бы все пришьют на место, и вельможа (а может, демон во плоти?) оживёт как ни в чём не бывало.

Но мысли о последующих действиях я пока отбросил на потом. Следовало решить текущую проблему: как вынуть ноги из узких пространств между стальных прутков перил? Казалось бы, что в том сложного? Влезли ноги туда, значит, и обратно вылезут! А не тут-то было! На стенке руками зацепиться было не за что. Соответственно, и вперёд продвинуться та же стена мешала. Перевернуться на спину тоже не получится, кости-то у меня не резиновые. Мог бы второй человек помочь, попросту подняв меня под мышки или подставив свои плечи для упора, но надеяться на бледного от страха Строгана не приходилось. На несколько моих призывов выйти из ступора он никак не отреагировал.

Пришлось самому изворачиваться да изгаляться. Стараясь при этом добиться освобождения из абсурдного плена как можно тише, не привлекая к себе внимания. Что-то подсказывало, что, несмотря на столпотворение внизу и кажущуюся неразбериху, нам не следует никому казаться на глаза. Ибо в нас тотчас определят чужаков и вряд ли обрадуются. А может, и обрадуются… палачи, с коими меня совершенно не тянуло пообщаться.

Действовал я ударами силы, сделав их в виде клина и начав с самого маленького по мощности. Уж очень опасался, что подложка их местного бетона, покрытая обожжённой плиткой, лопнет и кому-нибудь по голове достанется отлетевшим кусочком. Что-то мелкое, конечно, вниз полетело всё равно, но на песочек и крошки никто внимания не обратил. И удара с десятого стальной пруток мне удалось выгнуть в нужную сторону. С невероятным облегчением вынул одну ногу, уселся спиной к стене, и уже без особого труда освободил вторую застрявшую конечность. Затем вынул из-под себя изрядно помятую шляпу и водрузил на голову. Кажется, подобным головным убором здесь никого не удивишь.

Коснувшись лба, разодранного о стенку, и нижней челюсти, кое-как попытался их заживить, очень жалея, что нет с собой зеркала. Наверняка со стороны у меня вид – краше в гроб кладут. Что тоже не прибавит мне популярности в здешнем мире со странным названием Содруэлли.

После чего дотянулся рукой до барона и потрепал его по вздрогнувшему плечу:

– Эй, Белый ты наш! Гляди, какая чудесная фреска на противоположной стене красуется? – Глаза искусствоведа непроизвольно раскрылись и тут же вновь благополучно закрылись неуместной акрофобией. – Нет! Так не пойдёт! – теперь я уже к плечу старика приложился сильнее, того аж перекосило. – Кончай строить из себя кисейную барышню! Развернулся вправо, встал на четвереньки и пополз четыре метра! Глаза можешь не открывать! А уже там справа – арочный проход на внутреннюю лестницу. Давай, давай! А то сейчас ухо откушу!

На что только не мобилизует умного, воспитанного человека доброе слово! А уж доброе слово, подкреплённое гастрономическим интересом или ощутимой зуботычиной, тем более! Вот и сударь Белый, оставаясь белым как мел, стал всё-таки действовать по моим указкам. И надо было видеть, насколько он преобразился, оказавшись на узкой лестнице, в закрытом пространстве! Куда и страх подевался. Не только глаза открыл, но и рот на всю ширину:

– Чего это ты руки распускаешь?! Чуть мне ключицу не выломал, тупица!

Я даже растерялся от такого наезда, лихорадочно соображая: сразу наглого историка прибить или вначале ему просто свернуть голову?

Но тот совсем уж полным дураком не оказался, немедля понял по моему взгляду, что ему сейчас придёт кирдык, и зачастил словами по другой теме:

– А куда это мы с тобой… упали? – и я не удержался от злобной язвительности:

– Это тебя, барана старого, надо спросить, куда это ты меня толкнул, ухватив за пояс?

– Я не толкал! – выпучил он глаза и вдобавок замотал головой. – Это эти… Хранители. Видно, с ума оба сошли. Один меня плечом со всей силы ка-а-ак толкнёт! А второй тебя… э-э-э… ногой ниже спины ка-а-ак…

И при этом глазки старика, уставившиеся на моё помятое ударами личико, азартно, ехидно заблестели. Неужели злорадствует? Или пытается отомстить за попытки им командовать? Тоже мне белая кость музейных крыс и пыльных запасников! Придётся тебя ставить на место, а если не поможет, то немедленно расставаться, как с вредным старикашкой-саботажником. Поэтому я его резко ухватил за шею, легко приподнял вверх и стукнул пару раз несильно затылком о свод.

– Делаю последнее предупреждение: только беспрекословное подчинение спасёт тебя от немедленной гибели. Мы в чужом и крайне опасном мире Содруэлли, где местные людоеды чужаков жарят на кострах, а потом подают на стол, как у зроаков! – Сгустить краски и приврать я посчитал нелишним. – И если ты не со мной, то я и оглядываться на тебя не стану. Молчать! Вести себя тихо! Следить за каждым моим жестом и реагировать на него со скоростью звука. При желании что-то спросить поднимать руку. Спрашивать только после моего разрешения. Если всё понял и со всем соглашаешься – моргни правым глазом.

Бедный старик заморгал учащённо сразу двумя глазами. Да и передавленный кадык не дал бы ему возможность выразить своё искреннее согласие иначе. Кажется, я перемудрил с угрозами и с гипнотическим внушением, но иначе с такой обузой мог нарваться на неприятности. И так неизвестно, как придётся раскорячиться, чтобы историк из Рушатрона не сложил голову в чужом мире.

Поставил его аккуратно на ноги, кое-как протиснулся мимо него ниже по лестнице и скомандовал:

– Спускаться за мной следом на дистанции четыре метра. Замер я – стоишь и ты, не дышишь. Идти не громче мотылька.

И первым двинулся вниз. А чего на балкончике делать? Всё равно гул и грохот помешают толком расслышать ценную информацию. Да и похоже, в этом зале, словно на важном перекрестке, никто и не станет останавливаться, чтобы поболтать о делах насущных. Ну и пока спускался, размышлял:

«Как мы дальше двинемся по коридорам? Примут ли нас за своих, за местных? Вроде в зал, в это столпотворение выходить не придётся… Но моя побитая рожа наверняка не располагает к себе и не тянет к умилительному общению. В идеале было бы здорово обзавестись теми плащами, которые носит каждый второй воин. Украсть? Как и у кого? И помогут ли эти плащи? Заслоны или караулы пока не видел, но они могут стоять непосредственно в коридорах. Причём в тех, по которым нам следует идти к потайному ходу. Ну и поспешать надо не спеша… Вначале выяснить: насколько усач тиран. Потом – почему данный мегаполис Туарта назван пуповиной? Что бы это значило? Раз я уже здесь, не мешало бы хоть что-то выяснить, а то когда ещё раз сюда попаду? Уж слишком хлопотно для этого каждый раз напрашиваться на аудиенцию к Ваташе Дивной. Кстати, что там у неё с сюрпризом для меня получилось? И как она отреагирует на моё исчезновение? Подумает, что обиделся за её опоздание, или ринется меня искать в Маяке?.. Хм! А ведь с неё станется и родственникам моим кровушки попить! Не приведи судьба ей устроить что-нибудь плохое. Не посмотрю, что императрица, сразу башку откручу к еловым короедам!..»

Заниматься голословными угрозами пока смысла не было. Действительность требовала к себе более пристального внимания. На предпоследнем витке от лестниц отходил извилистый коридор, который я помнил по видению:

– Нам туда! Дистанция – три метра!.. А сейчас вообще иди вплотную ко мне. Ещё лучше – держись за полу сюртука.

Дальше двинулись по настоящему лабиринту внутреннего муравейника для людей, и хорошо, что моя память после гипны считалась идеальной. Шли и петляли долго, потому что и здесь оказалось весьма интенсивное движение народа, воинов и слуг. Приходилось несколько раз замирать, прислушиваться, пережидать и только потом двигаться дальше. Факелы горели редко, газовые фонари ещё реже встречались. Хорошо, что я видел в полной темноте, никакого магического освещения мне не требовалось, а историк цепко держался за мой так полюбившийся ему пояс. Порой я шептал барону подсказки о лестницах вверх или вниз, об одиночных ступенях или о слишком резких поворотах.

Зато во время остановок нам удалось подслушать много полезного, а то и важного для благополучного разрешения моей миссии. Во-первых, сам язык порадовал. Если он и отличался от поморского, то лишь многочисленным сокращением произносимых слов. Пусть и непривычно звучала подобная речь, но шестьдесят процентов сказанного воспринималось правильно, а ещё двадцать процентов можно было отгадать по общему смыслу. Оставшиеся непонятки просто откладывались в памяти для последующего осмысления.

Как всегда, диалоги женщин, скорее всего прачек, несли в себе особо глубинный, жизненный подтекст. Четверо из них собрались в укромном месте, несомненно, отлынивая от работы: