Призрачный лес

Снаружи, конечно, стоял мороз, и Джастин ощущал холод всем телом. "Я мертв", - строго напомнил он себе, однако разницы как будто бы не было, и через десять минут он надел и шапку, и шарф, и варежки, вовсе лишив Крис повода для хлопот.

Стоя под нагими деревьями, лесовики следили за братом и сестрой.

– Крис, на нас смотрят, - бросил он беззаботно.

Она удивленно огляделась по сторонам.

Однако перед ней стояли те же самые деревья, что и перед ним; брови сестры были сдвинуты, лицо бледно.

– Кто смотрит?

– Так, проверяющие.

Мертвые голоса напоминали шорох сухой листвы. Джастин прислушался к их тихому ропоту; как всегда, лесовики молили о весне, о смене времени года. Он вгляделся в лицо Крис, подобное самой зиме.

– Тебе нравится снег?

– Я всегда любила снег.
– Она украдкой глянула через плечо.

– А как насчет весны? Лета? Осеннего листопада?

Сестра молчала.

– В этом году птицы не прилетают к кормушке, не так ли?

Джастин обнял Крис за плечи, но она выскользнула из-под его руки.

– Джастин, прошу тебя...

– Пойдем, Крис.
– Он протянул ей спрятанные под варежками ладони, и после неловкой паузы сестра взяла его за руку. Она дрожала.

– Не надо плакать, - сказал он ласково.
– А то глаза замерзнут.

– Джастин, я не хочу туда.

– Но ты ведь любишь рябины, - ответил он, - и никогда уже не увидишь их в весеннем наряде.

Закусив губу, Крис кивнула:

– Мне все равно.

– Ты можешь и не ходить... сейчас. Но я должен это сделать.
– Он повлек ее за собой по снегу, и Крис покорилась, ведь вел ее Джастин. Так было всегда.

За ними, неловко переступая, побрели лесовики. Однажды он оглянулся, и одного нервного взгляда оказалось довольно: Джастин знал, чью смерть видел он в этих глазах.

Лед покрывал промерзшие рябины, однако круг их стоял незыблемо. Внутри него снег лежал совершенным, безупречно чистым покровом. Если Джастин и впрямь приходил сюда с лопатой, ломал корочку льда, взрывал снежный покров, взламывал заледеневшую землю, от трудов его уже не осталось следа. И он был рад этому.

– Пойдем дальше, Крис.

– Я не могу.

– Почему?

Она судорожно сглотнула.

– Просто не могу.

– Дело в этом круге. Вот и все. Я же с тобой.
– Он ненавидел себя за то, что заставляет ее плакать на морозе.

– Нет, ты не со мной, - возразила сестра, и в голосе ее послышалось обвинение.

– Я останусь с тобой, пока ты этого хочешь.
– Он протянул вперед руки, и, промедлив на границе минуту, Крис вступила внутрь круга. Рябины как будто сомкнулись над ними, деревья теснились друг к другу, словно согревая брата и сестру.

– Иди сюда, садись.

На лице женщины проступило сомнение, однако оба были одеты тепло, и, прикусив губу, она опустилась на снег - справа от центра круга. Крис не решалась приблизиться к середине, и Джастин не настаивал.

Он сел напротив сестры, и она обняла его - как часто делала, когда оба они были куда моложе.

– Назови худшее, что ты знаешь обо мне?

Крис надолго задумалась.

– Худшее? Худшее - это мама.

– Как - мама?
– Вопрос получился излишне резким.

Крис рассмеялась:

– Ты спросил. И я не обязана отвечать... во всяком случае, это не волновало меня долгие годы.

– Нет, я хочу знать!

– Хуже всего была мама. Она так хотела сына - неведомо почему. И она всегда больше любила тебя.
– Взяв его за руки, она потянула их вверх.
– Но, по-моему, я кое-чему от нее научилась. Я люблю тебя, пусть ты и заглядывал в мои дневники. И когда ты был близок к смерти...

Она умолкла, и он вжался в кольцо ее рук.

– А что было лучшим?

– Лучшим? Ничего в отдельности. Лучшего было много: я могла рассказывать о тебе целыми днями. Я пыталась вспомнить все, что ненавидела в тебе. И даже чуточку возненавидела за то, что ты умер. Знаешь, я ошиблась: худшим была не мама, а твоя смерть.

– Я и сам от нее не в восторге.

– Ты даже не помнишь этого...

– Верно. Но сама мысль меня далеко не радует.
– Он сглотнул.
– И если ты хочешь, чтобы я осознал ее... прости - не могу.

– Я не хочу, чтобы ты чего-то там осознавал! Мне нужно только одно, чтобы ты оставался здесь, как будто ее не было, этой смерти.

– Но если останусь я, если здесь останешься ты, не будет остальных дней твоей жизни.

– А уж это позволь решать мне самой.
– Даже сквозь двое варежек он почувствовал, как напряглись ее руки.

Джастин был спокоен, хотя ладони сестры впились в его руки двумя якорями.

– Знаешь, - сказал он негромко.
– В детстве, в юности, ты была мне второй матерью, только более близкой. Ты ходила со мной в школу. Защищала от Тони Фискера... помнишь его?
– Он грустно улыбнулся.
– Когда-то ты обещала уберечь меня от всего...

– Помню.

– А я и не понимал, насколько серьезными оказались твои намерения, проговорил он ясным голосом.
– Однако я не имею права позволить тебе это. И, кажется, понимаю теперь, почему людям подобного не дано.

Он убрал свои руки; сделать это было мучительно трудно, так крепко держала сестра.

– Крис, я - твое прошлое.

– Что же в этом плохого? Вся наша жизнь есть сплошное прошлое, и будущее растет из него. Не зная прошлого, ты не можешь даже просто сказать: я ухожу. Джастин, ты эгоист.

– Я?
– удивился он.
– Я?! Ты убила целый лес, потому что не сумела примириться со смертью одного человека, и я эгоист?

Застонали под внезапно налетевшим ветром рябины, посыпалась снежная пыль. Крис подняла взгляд.

– Они созданы не для того, чтобы жить посреди вечной зимы, - негромко проговорил Джастин, пока сестра его обводила глазами живую ограду.
– Ты всегда любила жизнь. И говорила, что главный садовник - природа.

Она заплакала:

– Но они ведь только деревья.