Призрачный роман

Джой бросил взгляд в зеркало: Инга неподвижно стояла перед дверью подъезда, прижимая к себе сумку, как щит. Прежде чем завернуть за угол дома, посмотрел снова: девушка медленно пятилась, пока не наткнулась и не опустилась на скамейку. Передумала домой идти, что ли? Ну пусть посидит, свежим городским смогом подышит! По-хорошему бы ей, конечно, гулять, а не в квартире целыми неделями высиживать, но… Сильно не разгуляешься, раз ее преследуют всякие воображаемые мужики! Мало ли какой квэмуль [33] ей в следующий раз почудится!

33

Квэмуль — монстр, чудовище (кор.).

Остановившись на красном, Джой рассеянно глядел на расцветающий вечерними огнями проспект: чем длиннее и гуще становились осенние сумерки, тем город старался разукраситься ярче и многоцветней. А вот двор у Инги темноват: «кобра» горит только в доме напротив… И подъезд, похоже, неосвещенный.

И Джой внезапно понял, почему девушка так медленно, нехотя прощалась и вылезала из машины, что означали ее жалобные длинные взгляды — он-то решил, что Инга надеется на «продолжение банкета», и потому быстро и решительно закруглился.

А она просто боялась.

Темноты.

Безлюдности подъезда.

Своего несуществующего преследователя.

Несуществующего для всех, кроме нее…

Джой вспомнил синяки на ее шее — она ведь и не подозревала о них, пока он не сказал. Забыла, как предположил врач? Не заметила, когда и кто ей поставил? Чушь! Сама себе внушила — вроде как стигматы у суперверующих?

Ругая себя — да Инга наверняка давно уже дома, ей только кнопку лифта нажать! — Джой все-таки развернул машину.

…Она по-прежнему сидела возле подъезда — ссутулившись, склонив голову, вцепившись в скамейку, как в последнюю надежду. Когда он подъехал, выпрямилась, заслоняясь рукой от света фар.

— Сидите? — мрачно констатировал Джой, в сердцах хлопая дверью. Злился на Ингу за надуманные страхи, на себя за недогадливость и излишнюю мягкотелость… Но он же обещал тете Лине благополучно доставить дочку туда-сюда! Хорошо, тогда за излишнюю ответственность!

— Ой, Джой! — удивилась и искренне обрадовалась Инга. — Вы вернулись!

— Как вы только догадались? — пробурчал он, проходя мимо. — К лавке еще не примерзли? Открывайте давайте.

— Да нет, вечер теплый, — лепетала Инга. Ключи она, похоже, так и держала в руках с тех пор, как он уехал, потому что тут же, у двери, и уронила связку. — Ой!

Джой, сжав губы, глядел, как девушка ощупывает руками асфальт — ко всему прочему еще и куриной слепотой страдает? Наклонившись, подобрал и потряс перед ее лицом зазвеневшими ключами.

Подъезд встретил их плотной темнотой. Джой громко цокнул языком: нет, акустические светильники, или, как в народе их называют, «хлоп-топ», здесь даже не ночевали…

— Ой, света нет, — повторила его мысли Инга упавшим голосом. — Ненавижу темноту!

— У вас на сотовом есть фонарик?

— Нет.

Джой обреченно вздохнул.

— Ничего-то у вас нет…

…даже памяти и, возможно, — ума. Эти мысли он оставил при себе. Осветил своим мобильником тамбур и лестницу, скомандовал:

— Идите к лифту!

Вот тут их ожидал сюрприз: лифт тоже не работал.

— И часто у вас такое?

— Днем все работало, — отозвалась Инга из темноты плачущим голосом. Джой спохватился и вновь зажег фонарик. Похвалил себя: умный такой, вернулся, долго бы она решалась на это восхождение! Если б вообще решилась.

— Дойдете? Мне не улыбается тащить вас на руках или на закорках. У меня спина слабая.

— Я вам не старуха и не инвалид! — огрызнулась Инга и демонстративно бодро пересчитала ногами ступеньки — впрочем, только до второго этажа.

— Что, уже устали?

Девушка смотрела вверх. Наверное, представляла бесконечные темные пролеты.

— Джой, а светите, пожалуйста, не только на ступеньки…

— Думаете, сейчас из-за угла кто-нибудь ка-ак выпрыгнет, ка-ак выскочит? — и Джой, осекшись, отвесил себе мысленного пинка: давай запугай ее окончательно! Посветил на площадку и даже на стены. — Довольны? Вперед!

Так и пошло: Джой освещал не только лестницу, но и нишу мусоропровода, дверные проемы, после этого Инга шагала вперед. Правда, с каждым пролетом все менее бодро, а между четвертым и пятым этажом и вовсе повисла на перилах. Джой задумчиво водил лучом фонарика по ступеням, слушал тяжелое дыхание девушки и прикидывал, не пора ли ее уже начать поддерживать. Раз не просит, значит, в помощи не нуждается. Но как бы не пришлось из-за ее упрямства и впрямь ее на себе тащить.

— Сейчас, — пробормотала Инга, — немножко передохну и…

— Давайте, — согласился Джой. — Чуть-чуть осталось.

Он повел фонариком и услышал, как Инга тихонько вскрикнула.

— Что такое? — Джой тут же вновь посветил наверх. Никого. — Что-то там увидели?

Он собрался сбегать осмотреть площадку, но Инга схватила его руку. Ладонь ее была холодной и влажной — от слабости? От испуга?

— Нет! Просто… постойте так. Со мной. Рядом.

Затылок обвеяло порывом холодного ветра — словно где-то распахнулось окно в зиму. Холод распространялся по его шее, по плечам, пока спина не превратилась в ледяную глыбу, в которую пойманной рыбиной был впаян недоумевающий Джой. Он продолжал держать фонарик, но свет подрагивал и смещался… от его участившегося пульса, что ли? Джой поглядел на опустившую голову Ингу: зажмурилась и почти не дышит. Что за?..

Он придвинулся — то ли заслонить от этого сквозняка, то ли просто… чтобы быть ближе. Ее рука сжала его запястье с неожиданной, неженской силой, но из-за этой боли Джой пришел в себя: резко обернулся, мазнув лучом света по сторонам.

Никого и ничего.

Как и следовало ожидать.

Инга шумно, глубоко вздохнула — словно из-под воды вынырнула.

— Ушла…

— А?

Девушка медленно отпустила его руку.

— Голова, говорю, закружилась.

— А, голова, понятно, — согласился Джой. Тетя Лина говорит, дочь часто жалуется на головокружение. Но всегда ли при этом она видит кого-то несуществующего? Потому что сейчас ей явно что-то показалось. Да она и его самого чуть не заставила это «что-то» увидеть! Вот это сила внушения!

— Идемте уже, — проворчал Джой. — Я так с вами до полуночи проваландаюсь.

* * *

Это опять была мертвая баба Ира. Она спускалась сверху, подметая лестницу полами своего любимого байкового халата, и глядела на нас, неодобрительно поджав сине-белые губы.

Она всегда так смотрела на парочки, застигнутые в ночном «дозоре», — бабушка была активисткой и ходила по темноте проверять, не затесался ли в родной подъезд кто-то чужой, или, может, наши местные тут по ночам пьют, курят и мусорят. Дочка Таня и ругалась, и умоляла ее не ходить, но баба Ира неукоснительно следовала своему долгу. Как ни странно, ей даже от наркоманов ни разу не влетело — те, тусовавшиеся одно время у нас между этажами, видимо, решили, что связываться с такой боевой старухой себе дороже, и свалили в другое, более спокойное место.