Призрак былой любви

Однако их глазам предстала совершенно иная картина. Когда они сошли с поезда на станции неподалеку от границы, Макс увидел на платформе с десяток женщин. Перед ними стояли тележки с бутербродами и пирожками. Послышался гудок паровоза, вдалеке на путях появилось похожее на гусеницу густое белое облако дыма. Сквозь него проступил локомотив, за которым тянулась вереница вагонов. Женщины на платформе принялись разливать в стаканы лимонад, разворачивать сэндвичи и пирожки. На станцию влетел, визжа тормозами, железнодорожный состав. Макс увидел прижатые к окнам лица. Поезд остановился, дым рассеялся, лица обрели очертания. Все пассажиры были дети. Мальчики в твидовых костюмах, девочки в наглухо застегнутых теплых зимних пальто.

Макс заговорил с одной из женщин. Та объяснила ему, что дети на поезде — немецкие евреи, едут из Берлина в Британию. На станции детям раздали еду и питье, каждому вручили по игрушке. Власти Германии разрешили каждому ребенку взять с собой лишь один маленький чемодан и десять марок. Вскоре поезд их привезет в Хук-ван-Холланд, а оттуда они поплывут в Харидж.

Макс стал искать Тильду, хотел объяснить ей, откуда здесь столько детей, но нигде не мог ее найти. Потом увидел. Она шла прочь от него, пробиралась сквозь толпу к детям. Ее волосы золотились в лучах зимнего солнца. Он увидел, как она наклонилась, улыбнулась, заключила в свои ладони руки маленького мальчика, стала что-то говорить ему, пока тот не заулыбался. Ее окружили дети, море детей. Макс, стоя в стороне, смотрел, как она удаляется от него. Вскоре она скрылась из виду.

После «хрустальной ночи» британское правительство, ранее делавшее вид, что ничего страшного не происходит, осознало весь ужас положения евреев в Германии. Был упрощен режим въезда в Англию для еврейских детей. Через несколько дней после возвращения из Голландии Тильда занялась волонтерской деятельностью в рядах Движения по спасению детей-беженцев — организации, претворявшей в жизнь программу Kindertransporte. [29] Она намеревалась работать в движении по полдня два раза в неделю, оставляя Мелиссу с Джошуа на попечении Шарлотты Сайкс, но людей не хватало, особенно таких, кто умел печатать и говорить по-немецки, и вскоре движение стало отнимать у нее все больше и больше времени.

29

Букв.: детский транспорт.

Поначалу еженедельно в страну переправляли по две партии детей, которых везли в Британию через Голландию из Берлина или Вены. Детей для отправки в Великобританию отбирали в Германии, но штаб-квартира движения в Блумзбери был завалена письмами с отчаянными призывами о помощи и фотографиями улыбающихся детей с ямочками на щеках. Каждому ребенку, прибывшему в Британию, нужно было найти спальное место в общежитии или подходящих приемных родителей. Тильда с Максом поехали в Харидж встречать паром с маленькими беженцами. Порт был серый и мрачный, с моря ветер гнал буруны. Проходя через таможню, некоторые дети, видя людей в форме, со страху начинали опустошать свои карманы, выкладывая на столы их жалкое содержимое: карандаши и шнурки, ленточки для волос и липкие вареные сладости.

Мало кто из беженцев говорил по-английски. Тильда приветствовала детей, пыталась их успокоить. Фотограф, приехавший из Лондона вместе с Тильдой и Максом, сфотографировал симпатичную темноволосую девочку, прижимавшую к груди куклу, что ей подарили в Голландии. На автобусах детей повезли в Дувр, расположенный на побережье в нескольких милях от Хариджа. Летом Дувр — несколько домиков, отделанных штукатуркой с каменной крошкой, и общественная столовая — служил турбазой. Теперь же ветер хлестал непрочные маленькие здания; море отступило, обнажив лоснившийся серовато-коричневый берег, который затапливало во время прилива. Тильда вместе с другими волонтерами напоила детей чаем. В одном углу комнаты жались друг к другу девочки; мальчики, полные решимости не выдать своего страха и отчаяния, кусали губы, чтобы подавить выступающие на глазах слезы. Когда они возвращались в Лондон, фотограф заснул на заднем сиденье машины. Макс, сидевший за рулем, упорно хранил молчание. Тильда знала, что он тоже думает о родителях маленьких беженцев, представляя, как они страдают оттого, что им пришлось отослать своих детей в чужую страну.

Вся жизнь Тильды теперь была подчинена работе в движении. Если она не трудилась в конторе или не встречала новоприбывших в Харидже, то собирала средства на одежду и питание для детей, обращаясь за помощью ко всем, к кому только можно. Когда ее избрали секретарем местного комитета, круг ее обязанностей расширился: ко всему прочему, она должна была подбирать приемных родителей для беженцев и дважды в год проверять, как они живут в новых семьях. Приемные родители забирали детей из большого мрачного помещения возле вокзала Ливерпуль-стрит.

Едва поезд подъезжал к перрону, дети прилипали лицами к окнам вагонов. На каждом ребенке висела коричневая багажная бирка с номером. Вдоль платформы стояли в ряд приемные родители. Некоторые дети, сходя с поезда, при виде знакомых взвизгивали от радости; другие, утомленные долгой дорогой, робели и смущались перед незнакомыми людьми, говорившими на чужом языке. Тильда подбадривала их по-немецки, препровождала в ближайший детоприемник, где другие волонтеры, сидя за столами, за-подняли документы. Каждого ребенка следовало определить в подходящую семью. Одни родители не появлялись в нужный день; другие, приехав, не находили своих приемных детей, ибо на границе с Голландией гестаповцы снимали с поезда детей по своему выбору и возвращали их в Германию. Некоторые малыши, замерзшие, одинокие, растерянные, плакали. Мальчики постарше громко болтали, ожидая, когда их отвезут в общежитие. Толпа поредела. Остались только мальчики старшего возраста и одна девочка, упорно смотревшая на свои ботинки.

Тильда глянула на часы. Почти половина четвертого. Она подозвала к себе девочку.

— Wie heisst du, liebchen? [30]

— Рози, — прошептала девочка. — Рози Либерманн.

Она была довольно плотная, ее волосы мышиного цвета были зачесаны назад и собраны в некрасивый хвостик.

Тильда услышала цокот высоких каблучков. К ним через зал направлялась какая-то женщина в элегантном шерстяном пальто и маленькой фетровой шляпке с пером. Макияж ее был безупречен.

30

Wie heist du, liebchen? (нем.) — Как тебя зовут, милая?

— Вы пришли за Рози? Миссис… — Тильда глянула в свой список. — Миссис Стэннард?

— Да, я — миссис Стэннард. — Женщина протянула Тильде руку в кожаной перчатке. Потом посмотрела на Рози, отошла в сторону на два шага и вполголоса сказала Тильде: — Я думала, она симпатичнее! Она совсем не такая, как на фотографии.

Случалось, что дети-беженцы не всегда оправдывали ожидания приемных родителей.

— Рози двенадцать лет, миссис Стэннард, — стала терпеливо объяснять Тильда. — Дети в этом возрасте быстро меняются. Вероятно, снимок, который вы видели, был сделан несколько месяцев назад.

Миссис Стэннард еще раз глянула на девочку.

— Не пойдет, — неожиданно заявила она. — Простите, но я ее не возьму. Мне пора, я опаздываю на поезд. — Стуча каблуками, она пошла прочь.

У Тильды создалось впечатление, что Рози, хоть и не знала английского, поняла каждое слово из их разговора. Нос у девочки был подозрительно красный, губы плотно сжаты. Тильда стала перебирать в голове возможные варианты. Есть общежитие, но оно предназначено для детей постарше. Или можно связаться с приемными родителями, чьих предполагаемых воспитанников задержали в Германии; возможно, кто-то из них согласится взять эту девочку. Но не исключено, что произойдет то же самое: Рози опять откажутся принять. Несколько лет назад ей так и не удалось пристроить в семью Лисл Толлер. Она не должна подвести еще одного ребенка.

Тильда взяла девочку за руку.

— Рози, поедем ко мне домой?

К тому времени, когда все документы были оформлены и собраны скудные пожитки Рози, было уже четыре часа. Вагоны метро были переполнены, и из-за чемодана Рози им не удалось втиснуться в первые два поезда. Рози, обутая в грубые башмаки, едва поспевала за Тильдой, почти бежавшей домой от метро.

Стоило ей открыть входную дверь и войти в холл, как на нее обрушился гул голосов.

— Мама, а папа опрокинул на пол желе, и оно размазалось по всему ковру…