Призрак для Евы

— Миссис Мэлком-Смит еще не вернулась? — Джимс подумал, что очень ловко сформулировал вопрос.

Швейцар ответил, что возвращалась, но снова ушла. Как ему кажется, чтобы отвезти «мастера Джордана» на прием к врачу на Харли-стрит. Обрадовавшись, Джимс поблагодарил его. Наверное, на свете больше нет мест, за исключением этого крошечного клочка земли — Англия, Лондон, Вестминстер, окрестности парламента, — где о трехлетнем ребенке будут говорить в подобных выражениях. Очень жаль. Джимсу нравились феодальные порядки, но скоро придется бросить даже то, что от них осталось.

Испытывая определенные сомнения, Джимс осторожно вошел в квартиру, которая, как он и надеялся, оказалась пуста, бросил в сумку с ночными принадлежностями паспорт и все, что может пригодиться в дороге. Агент по продаже недвижимости обещал оценить квартиру завтра после полудня. Примерно в это же время приедут из гаража, где он оставил ключи, и заберут машину. Его присутствие не обязательно. Джимс тихо спустился по лестнице и вышел на улицу рядом со стоянкой машин. Там он поймал такси и попросил водителя — к явному удовольствию последнего — отвезти его в Хитроу. Джимс решил: сядет на первый же попавшийся рейс туда, где он никогда не был.

Пока Джимс ехал на заднем сиденье такси, все его тревоги, все страдания из-за разбитых надежд и уязвленного честолюбия растаяли, как дым на ветру. Поначалу он не мог определить источник своего внезапного счастья, а потом вдруг все понял. Это называется свобода.

Полицейские вернулись в шесть пятнадцать, когда Минти только успела выйти из ванны. Чистота, порядок и аккуратность, вероятно, произвели на них такое же благоприятное впечатление, как на любого другого. Почти все люди ассоциируют преступление с грязью и убогостью, привычкой поздно вставать и поздно ложиться, отсутствием распорядка, вшами, разного рода наркотиками, засоренной канализацией, а также прическами как у панков, пирсингом, избытком кожи в одежде, тяжелыми ботинками и ногтями любого цвета, кроме розового и красного.

От Минти исходил запах мыла и шампуня с лавандой. Ее тонкие, мягкие волосы, цвета пуха от одуванчиков, были только что вымыты и выглядели так, словно их растрепал ветер. Ванна не смыла макияж с ее лица, поскольку его там никогда не было. На Минти были светло-голубые хлопковые брюки и футболка в бело-голубую полоску. Дом выглядел таким же чистым, как хозяйка, а стеклянные двери выходили в аккуратный — если не сказать, стерильный — сад.

Двое полицейских — те же, что опрашивали соседей, — оставили без внимания ворчание старого параноика. Они видели, что Минти бесхитростна, а задаваемые вопросы не вызывают у нее затруднений. Женщина казалась абсолютно невинной, что соответствовало действительности, поскольку единственными старухами, которые ее интересовали, были Тетушка и миссис Льюис. Одна из них, по всей видимости, исчезла, а от другой Минти избавилась сама. Имя Эйлин Дринг ей ничего не говорило, но когда полицейские спросили, видела ли она в ночь на воскресенье старуху на скамейке перед клумбой, Минти утвердительно кивнула, потому что Лаф вчера сообщил ей, что они с Соновией скажут, что видели нищенку, а Минти шла вместе с ними. Так получилось, что сама она ничего не помнила, поскольку была очень обозлена и в то же время полна решимости разделаться с миссис Льюис, которая наконец оказалась в ее руках. Но если Лаф говорит, что эта Эйлин там была, значит, точно была.

— А потом вы пожелали друзьям спокойной ночи, вошли в дом и сразу же легли спать?

— Совершенно верно. Я заперла дверь и легла спать. — Минти не стала рассказывать, как снова вышла из дома, отыскала миссис Льюис и избавилась от нее раз и навсегда.

— Вы выглядывали из окна спальни?

— Думаю, да. Обычно я смотрю на улицу.

— Вы кого-нибудь там видели?

— Не на улице. Женщина из Ирана, что живет напротив, из тех, которые закутываются в черное с головы до ног, — в ее доме горел весь свет. Эти люди никогда не ложатся спать.

— Спасибо, мисс Нокс. Думаю, это все. Если только вы не вспомнили что-то такое, что мы должны знать.

Она не вспомнила, но прибавила пару слов о том, какой грешник этот убийца, и что людей, которые совершают подобные преступления, следует предавать смерти. Она выступает за возврат казни через повешение, сказала Минти. И все. Нет смысла говорить им о миссис Льюис — полицейские ей все равно не поверят, они такие же, как Лаф и Соновия. Очевидно, они остались довольны, потому что вскоре ушли.

В ту ночь, вернувшись домой, Минти первым делом вымыла нож и руки. Разумеется, потом она приняла ванну, но это была обычная процедура после возвращения домой. Нож все еще беспокоил ее. Он вернулся на свое место, в ящик стола, но мысли о ноже не выходили из головы; Минти думала о нем весь день, пока гладила рубашки, представляя, как он загрязнил все остальные ножи в ящике. Тот факт, что она дочиста отскребла его — моющим средством и дезинфицирующим раствором, так что весь дом пропах трикальциум-фосфатом, которого Минти не пожалела, — не имел никакого значения. Нужно убрать его из дома. Мусорные контейнеры на Харроу-роуд снова были переполнены — она заметила это по дороге с работы домой, — а мысль о том, что нужно пронести нож по Уэстерн-авеню до самой Лэдброк-Гроув, вызывала у нее тошноту. Минти вспомнила, как это было в прошлый раз — чувствовать рядом с кожей грязный нож. Теперь она не желала видеть нож не только рядом с собой, но и рядом со своим чистым домом, не говоря уже о чистом ящике кухонного стола; их должно разделять много миль. Но сможет ли она унести нож так далеко?

Должна. Как часто повторяла Тетушка, жить в этом мире нелегко, но больше негде. Минти даже немного жалела, что Тетушка исчезла. Пусть бы оставалась, но без миссис Льюис. Какая-никакая, а компания. Может, когда-нибудь она вернется. Минти выдвинула ящик с ножами и вытащила тот самый. Она так много думала о нем и он занял такое важное место в ее сознании, что теперь ей, как Макбету, чудились «капли крови» на клинке и засохшая кровь в углублениях, там, где лезвие соединяется с рукояткой. Только не настоящая кровь, а то, что течет в жилах призраков. Этого быть не могло, потому что Минти тщательно очистила нож, но ее глаза, казалось, не знали о том, что делали руки. Вскрикнув от отвращения, она уронила нож на пол. Это лишь усложнило дело, поскольку теперь нужно было поднять нож и вымыть пол в том месте, где он лежал несколько секунд. Естественно, требовалось еще раз вымыть все содержимое ящика, а также сам ящик. Похоже, конца этому не предвидится, а Минти уже почувствовала, что устала.

Она завернула нож в газету, положила в полиэтиленовый пакет и привязала к бедру. Не имея определенной цели, вышла из дома и зашагала по улице в сторону Харроу-роуд. Стоял погожий, солнечный вечер, и на улице было много людей. Скамейку перед клумбой обнесли сине-белой лентой, которой обычно огораживают место преступления. Минти, раньше не видевшая ничего подобного, подумала, что муниципалитет решил привести в порядок клумбу — убрать промасленную бумагу с остатками жареной рыбы и обертки от шоколадных батончиков. Давно пора. Люди живут, как свиньи.

Пришел 18-й автобус, и Минти села в него. На пересечении с Эджвер-роуд она вышла и пересела в автобус 6-го маршрута, который довез ее до Мраморной арки, где снова пересела, теперь на номер 12-й. В Вестминстере, не представляя, где находится, она увидела блеск воды в лучах солнца и пошла к реке. Транспорт двигался непрерывным потоком, толпы людей заполняли улицы. Большинство прохожих были молодыми, гораздо моложе ее. Они медленно брели по тротуару, фотографировали высокие здания, останавливались, чтобы посмотреть на реку через парапет моста. Увидев воду, Минти подумала, что можно бросить нож в реку, но, подойдя ближе, убедилась, как трудно это сделать. Наверное, это будет нарушением закона. Преступление в ее сознании всегда ассоциировалось с двумя катастрофами: первой была потеря работы, а второй — финансовые потери. Впоследствии Минти стала бояться, что люди посчитают ее ненормальной. Именно так смотрели на нее Соновия с Лафом, когда в метро она заговорила с миссис Льюис. Конечно, они не могли видеть миссис Льюис — Минти точно знала. И Джока они не могли видеть. Всем известно, что некоторые люди не способны видеть призраков. Но это не причина обращаться с ней как с сумасшедшей. Если она пойдет на мост и бросит в воду длинный пакет необычной формы, то зеваки посчитают ее странной, сумасшедшей, безумной.

Минти двинулась на запад, где толпа постепенно редела, уменьшившись до двух человек, входящих в «Атриум», и еще двух, ожидающих на ступеньках Миллбэнк-Тауэр. Она боялась заблудиться. Нужно не отходить от автобусных маршрутов. У Ламбетского моста Минти свернула на Хорсферри-роуд. Машины двигались плотным потоком, но тротуары были пусты. Подойдя к контейнеру для мусора и убедившись, что рядом никого нет и ее никто не видит, Минти опустила нож в контейнер и быстро пошла к автобусной остановке.