Призрак музыки

Денис уже отходил от очередного прилавка и двигался к спуску в тоннель метро, когда его окликнули.

– Эй, на минутку!

Он обернулся и увидел парня лет двадцати пяти, довольно хилого на вид, но с наглой мордой. Решив не церемониться, Денис откликнулся не особо вежливо:

– Что нужно?

– Ты запись какую-то ищешь? – спросил парень.

– Ищу.

– Какую?

– Ирина Астапкина. Слыхал о такой?

На лице у парня отразились какие-то непонятные Денису чувства.

– Астапкина… – медленно повторил парень. – Это редкая запись. Ее почти не спрашивают, поэтому мы на прилавок не выставляем. А ты что, выходит, интересуешься?

– Интересуюсь, – дерзко ответил Денис. – Где ее можно купить?

– Сейчас нигде. Был всего один тираж, очень маленький, в Германии сделан, знатоки разобрали понемножку, а поскольку спроса нет, то мы и не заказываем. Но если тебе очень надо, я достану, только выйдет чуть дороже. Ты как?

– Конечно, – загорелся Денис, – мне очень нужно. Я заплачу, сколько скажешь.

– Лады, – кивнул парень. – У меня есть знакомый, он в беду попал, совсем без денег остался и потихоньку распродает все имущество, чтобы с голоду не помереть. Любой копейке рад. У него есть диск Астапкиной, я точно знаю. Он его продаст. Ты где живешь?

– На «Красных Воротах», а что?

– Давай вечером встретимся, я тебе диск привезу. Часов в одиннадцать, годится?

– Это поздно очень, – неуверенно ответил Денис. – А нельзя пораньше?

– Пораньше я не успею. Я здесь торгую до девяти вечера, потом сдаю товар, потом мне надо еще к этому знакомому съездить за диском, тоже не ближний свет, а потом к тебе на «Красные Ворота». Раньше одиннадцати никак не успею.

– Ладно. Говори, где тебя ждать и сколько денег надо.

– Стоить будет полтинник, потянешь?

– Пятьдесят тысяч? – уточнил на всякий случай Денис.

– Это по-старому, а по-новому просто пятьдесят рублей. Или тебе дорого?

– Нет-нет, я найду. А где?

– Знаешь за метро, чуть в глубине, двор?

– Знаю.

– Вот там и встретимся. Слушай, а что это за шарик ты все время крутишь?

Еще есть возможность отступить, еще есть путь назад или в обход опасного места. Можно сказать, что шарик ты полчаса назад нашел в вагоне метро. Или что вчера ты купил его в магазине…

– Так, пальцы разрабатываю.

– Зачем? Хочешь в цирке выступать?

– Нет, хочу стать пианистом. Ну ладно, до вечера.

– Пока, – рассеянно бросил торговец музыкой.

«А может быть, он так просто спросил, – размышлял Денис по дороге к дому, где жили Кипиани. – Нормальный интерес, я бы тоже спросил, если бы увидел человека, который так играет с шариком. И любой бы спросил. Этот парень даже не поинтересовался, как меня зовут и где я живу. И потом, он же видел, что я – это я, а не Артем. Или Каменская права, и он действительно лица не запомнил, а одеты мы с Артемом очень похоже, белые майки, светлые шорты. Шорты у нас вообще одинаковые, тетя Катя нам вместе покупала».

Сердце его замирало и холодело от страха. Денис не был уверен, что поступает правильно, разум ему подсказывал, что за такой самодеятельностью могут последовать крупные неприятности. Но сердце говорило о другом. Он должен сделать что-нибудь такое, чтобы Артем понял: лучше Дениса никого нет. И никто не будет ему предан больше, чем Денис. И никто не будет любить его и уважать больше, чем Денис. И никто не станет заботиться о нем больше и лучше, чем Денис. Сердце говорило громко и требовательно, да что там говорило – кричало во весь голос, вопило, рыдало, заглушая спокойный, рассудительный голос разума.

«Я знаю, что надо сделать, – думал Денис, поднимаясь в квартиру, где его ждал больной Артем. – Я попрошу у Артема диктофон и запишу, как этот парень разговаривает. Артем послушает и скажет, он это или нет. А потом я сам позвоню Каменской и скажу, где этого парня можно найти. Раз он работает в торговой точке, значит, он там или каждый день, или через день. И тогда Каменская придет к Артему и скажет ему, какой я молодец. Вот именно, я сам ей позвоню. И сам ей все скажу».

* * *

– Да черт его знает, вроде по описанию похож, майка, шорты светлые, на вид лет семнадцать, как Костик и говорил. И шариком играл красненьким, сказал, что хочет быть пианистом.

– Где, говоришь, он живет?

– В районе «Красных Ворот».

– «Красные Ворота»… очень может быть. Как раз там он и должен жить. Как ты с ним договорился?

– В одиннадцать в тихом месте.

– Молоток. Действуй.

– Витя…

– Да не волнуйся ты, у нас в стране каждый труд почетен и хорошо оплачивается. Не обижу.

Глава 6

Хозяин комнаты был мертв, пожалуй, уже около получаса. Наружный осмотр давал основания говорить о том, что скончался он в мучениях, хотя никаких следов истязаний или повреждений не было.

– Что ж вы «Скорую»-то не вызвали? – с упреком спросил молоденький милиционер у вызвавшей их пожилой соседки.

– Да вызывала я, вызывала, – заторопилась соседка, – только смотрю – час прошел, второй, а их все нету. Я к Косте-то захожу, посмотреть хотела, как он там, а он уж и не дышит. Вот я и кинулась вам звонить.

– А у вас что же, ключи были от его двери?

– Нет, откуда? Он часа в четыре ко мне в квартиру позвонил, на ногах прямо еле стоит, говорит: «Тетя Клава, вызовите мне «Скорую», плохо мне, помираю». У него самого телефона-то нету. Я говорю, мол, сейчас позвоню, вызову, а ты иди к себе, ложись, да дверь не запирай, оставь открытой, чтобы войти можно было, а то вдруг сам открыть не сможешь. Он пошел к себе, а я, значит, позвонила и стала ждать. Врачей все нету и нету. Я к Косте раз зашла, другой, гляжу, ему все хуже и хуже делается, он уже глаза не открывает, белый весь, прям ужас какой-то, смотреть невозможно. А потом уж, на третий-то раз, я испугалась, что он помер совсем, и в милицию позвонила.

Милиция приехала сразу только благодаря тому, что находилась на соседней улице. В пятницу после пяти вечера проехать по Москве было невозможно, все двигались за город, не желая оставаться на выходные в раскаленном городе и надеясь хоть на какое-нибудь облегчение среди деревьев и возле водоемов. Понятно, что «Скорая» приедет еще не скоро. Пробки всюду многочасовые, так что ничего удивительного, особенно если учесть, что к юношеской Олимпиаде городские власти судорожно кинулись приводить в порядок хотя бы основные трассы, как раз те самые, по которым москвичи двигались за город. Из-за ремонтных работ на широких дорогах оставались лишь узкие горловинки, в которые с трудом протискивались не умеющие двигаться по очереди автовладельцы, не желающие считаться с элементарными законами механики и пропускать друг друга.