Призраки Бреслау

Выходя из кабинки, он с такой силой хлопнул дверью, что задвижка крутанулась и на свет божий показалась надпись «занято». При этом замок заело.

Смолор попробовал последовать за Моком. Не тут-то было.

Смолор забарабанил в дверь.

Мок повернулся на каблуках и приблизился к запертой кабинке. В щели под дверью показалась ладонь Смолора. В ней была визитная карточка.

– Вот где я был, – послышалось из узилища, и на полу появилась еще одна визитка. – А здесь жили убитые матросы.

На обеих карточках имелись надписи, сделанные от руки. На обороте той, которую украшал герб и надпись «Баронесса Матильда фон Бокенхайм-унд-Билау Вагнерштрассе, 13», бисерным женским почерком было выведено: «Жду вас сегодня в моем будуаре, если не придете, податель сего потеряет работу». На визитке «Доктор Норберт Риссе, организация банкетов и танцевальных вечеров, судно "Вёльсунг"» Мок распознал корявый почерк Смолора: «Четверо матросов, Гартенштрассе, 46».

Эберхард вышел из туалета, закурил и бодро зашагал по коридору. Десятая за утро сигарета наконец подняла ему настроение. Проходя мимо дежурки, Мок бросил полицейским:

– Смолор посидит немного в сортире. Ему что-то нехорошо.

– Работа такая… – вздохнул Бендер.

Бреслау, пятница, 5 сентября 1919 года, без четверти час дня

Мок вернулся в свой кабинет, размахивая визиткой Норберта Риссе. Вирт и Цупица сидели на своих местах. В руках у Цупицы был сифон – он наливал содовую в высокие стаканы. Один стакан он подал Вирту, другой – входящему в комнату Моку. Единым глотком выпив воду, Мок швырнул визитку с каракулями Смолора на стол:

– Едем по этому адресу. Там сделаете то, что вам сказано, только следить придется не за Риссе, а за человеком, с которым я переговорю, ясно? Может, это будет дворник или сосед…

Из-за двери, ведущей в кабинет Ильсхаймера, донеслась брань. Мок подошел поближе иприслушался.

– Что за кавардак, черт вас возьми! – в ярости орал Ильсхаймер. – Вы старая канцелярская крыса, Домагалла, и уж извольте содержать наш архив в полном порядке!

– Герр советник, эта шлюха могла сделать себе татуировку недавно, – робко возражал Домагалла. – У нас ведь все расставлено по алфавиту, по фамилиям, а не по особым приметам.

– Вы и понятия не имеете о том, что представляет собой наш каталог! – закричал Ильсхаймер. – Я лично составлял подкаталоги, в том числе и по особым приметам! Меня просил об этом Мюльхаус! На случай, если возникнут трудности с опознанием тела! А теперь, когда какая-то курва покончила самоубийством, Мюльхаус обратился ко мне с просьбой: «Пошарьте в своем замечательном каталоге и найдите мне потаскуху, у которой на заднице вытатуировано солнце». И что мне ему отвечать? «У нас, господин советник, в каталоге бардак и таковая не зафиксирована»?

Домагалла ответил так тихо, что Мок не расслышал.

– А, чтоб вас! – завопил Ильсхаймер. – Только не говорите, что девка прикатила сюда на гастроли во время войны и поэтому ее нет в нашем архиве! Во время войны здесь работал я! А уж вести регистр я умею!

Домагалла опять что-то пробормотал. Мок приложил ухо к двери.

– Герр Домагалла… – Ильсхаймер уже не орал, а шипел – верный признак, что шеф вне себя. – Я без вас знаю, что в тюремном архиве все татуировки задокументированы…

Мок уже не слушал. «Не может быть, – подумал он. – Неужто это Иоханна, любовница директора Вошедта? Какие там гастроли, она как Пенелопа верно ждала своего Одиссея и в разврат ударилась, только когда муж не вернулся с войны народов. И уж точно она не сидела в тюрьме, где ей могли сделать татуировку на заднице». И Мок решил применить безотказный метод, который сегодня уже сработал в разговоре с Ильсхаймером. «До нее наверняка добрался этот скот, – говорил он про себя, – выколол глаза и повесил, наслаждаясь ее муками. Нет, сперва он велел ей написать письмо ко мне, а потом долго ломал руки-ноги, как тем матросам». В голове возникли столь яркие картины, что Эберхарду даже страшно стало, будто смерть заглянула ему в глаза.

Мок постучал. Из-за двери шефа донеслось рычание, которое Эберхард истолковал как «входите». Он и вошел.

– Я невольно подслушал ваш разговор. Прошу прощения, герр советник, не мог бы я узнать поподробнее об этом самоубийстве?

– Говорите, Домагалла, – махнул рукой Ильсхаймер.

– Мне позвонил секретарь уголовной полиции фон Галласен, – объяснил Домагалла. – Он выехал на самоубийство. Судя по одежде и косметике, проститутка. На ягодицах тюремная татуировка – солнышко и надпись «Со мной тебе будет жарко». Чтобы идентифицировать труп, я просматриваю наш архив.

– Место происшествия? – спросил Мок.

– Марташтрассе. Похоже, она прыгнула с крыши дома.

– Сколько лет?

– На глазок – под сорок.

Мок испустил такой вздох облегчения, что у пальмы в углу кабинета заколыхались листья. Крона пальмы вновь затрепетала, когда Мок захлопнул за собой дверь.

– Поехали, – сказал Мок Вирту и Цупице. – На Марташтрассе.

– He на Гартенштрассе, как на визитке? – уточнил Вирт.

– Нет, – раздраженно ответил Мок. – Фон Галласен еще очень молод. Ему двадцатилетняя девчонка, повидавшая виды, может показаться дамой лет сорока.

Вирт ничего не понял, но вопросов больше не задавал.

Бреслау, пятница, 5 сентября 1919 года, час дня

Сидя в «хорьхе» рядом с Виртом, Мок проклинал все на свете: жару, грянувшую ни с того ни с сего в сентябре, висящую в воздухе пыль, запах конского навоза и пота, нитки бабьего лета, которые так и липли к плохо выбритым щекам… В минуты раздражения Эберхард всегда вспоминал пассажи античных авторов, которые ему довелось анализировать в бытность гимназистом и студентом, мысленно повторял заученные наизусть патетические, лаконичные фразы Сенеки, вдохновенные гекзаметры Гомера и эффектные коды цицероновских периодов.

Зажмурившись, Мок увидел себя самого в гимназической форме, услышал ясные чистые звуки наречия античных римлян. В уличный гомон ворвался громкий голос учителя латыни Отто Моравеца, декламирующего пронзительно верный пассаж из «Утешения к Полибию» Сенеки: [40] «Quid est enim novi hominem mari, cuius tola vita nihil aliud, quam ad mortem iter est». [41] Мок открыл глаза, не желая, чтобы ему говорили о смерти. У залепленного рекламой газетного киоска на углу Фельдштрассе маленький мальчик протянул продавцу деньги, получив взамен «Ди Boxe» с приложением для детей.

40

Луций Анней Сенека (ок. 4 до н. э. – 65 н. э.) – римский политический деятель, философ и писатель, представитель стоицизма, воспитатель Нерона. Обвиненный в заговоре, по приказу Нерона покончил жизнь самоубийством.

41

Что же неожиданного в том, что умирает человек, вся жизнь которого есть не что иное, как путь к смерти? (лат.)