Призраки из прошлого и другие ужасные истории
Шрифт:
– Слышь, Сонь, а ты никого постороннего там не видела? Ну, там, где мы подрались.
– Да нет… Кого, например?
– Ну, может, мужик какой заглянул…
– Да никого там не было!
Сонька берет меня под руку:
– А ты правда чемпион Европы?
– Пошутил, – коротко отвечаю я. – Всего лишь Москвы.
До меня вдруг доходит, что если ты сильный, если можешь вступиться за того, кто слабее, тебя будут любить и уважать, тобой будут восхищаться, даже если ты толстый и лицо твое в прыщах. И как я раньше не понимал этого?
Я мысленно благодарю странного незнакомца за
– Ты чего? – удивляется Сонька, заметив, что я немного приотстал, и вдруг останавливается. Теперь уже я интересуюсь, что случилось.
– Петь, – дрогнувшим голосом отвечает она, – у тебя лицо…
– Что с лицом? – спрашиваю я в ужасе от того, что вдруг, кроме прыщей, на лице возникло еще что-нибудь. Может, родимые пятна величиной с пятак, может, рубцы, как у оспенных больных, которых я видел на картинках в Интернете.
– Прыщи на лице… Они исчезли!
– Как, исчезли?
Снимаю рукавицу, провожу рукой по щеке, и правда, она гладкая, как яичко. Ничего не понимаю…
– Петь, – смущенно произносит Сонька. – А ты, оказывается, симпатичный! А вот и школа!
Глава 14
И это старое здание, которое, кажется, вот-вот обрушится, – школа? Сонька как будто бы опять читает мои мысли:
– Ей уже 110 лет. Комиссия была несколько раз, вынесла решение, что в этом здании нельзя заниматься, потому что оно может в любой момент рухнуть.
Я не выдерживаю и, достав телефон, делаю снимки – щелк, щелк, щелк – вот она, еще одна картинка жизни российской глубинки!
– 20 лет назад начали новую строить, – показывает Сонька на выступающий неподалеку из земли фундамент, – а потом стройку заморозили, сказали, что нет денег.
Поднявшись по шаткому крылечку, входим внутрь. В нос ударяет спертый воздух. Перед глазами узкий и длинный полутемный коридор с высоченными потолками. Звенит звонок, распахиваются двери и… Я ожидаю, что сейчас, будто из заточения, вырвутся ученики и бурным потоком устремятся к выходу, как это случается в нашей школе, и невольно прижимаюсь к стене. Но из каждого класса выходит буквально по нескольку человек.
– Почему так мало? – спрашиваю Соньку.
– Так и людей-то в Благодатном раз-два и обчелся. В первом классе вообще один ученик. В нашем – целых четыре!
Ничего себе! Получается, что сегодня утром у дяди Миши собирался весь Сонькин класс!
– А вот и они! – говорит названная сестра и бежит навстречу девчонкам, что-то рассказывает им, потом делает вид, что падает – понятно, показывает, как я раскидал местных хулиганов. Подружки поворачиваются в мою сторону и смотрят на меня восхищенно. Мне становится неловко, и я отхожу к окну.
Мимо неуверенной походкой идет странноватый мужчина с журналом под мышкой. Но мыслями он, похоже, в каком-то другом измерении. И точно, спустя минуту он налетает, а вернее, набредает на Соньку с подружками, которые, увлекшись разговорами, тоже ничего не замечают. Журнал падает, странноватый мужчина поднимает его, и
это, похоже, возвращает его к реальности.Подружки расходятся, ко мне подбегает Сонька.
– Кто это? – спрашиваю я, показывая на удаляющуюся фигуру.
– Учитель черчения. Непонятный какой-то. Приехал недавно, чтобы получить миллион за работу в сельской местности, а сам в школе почти не бывает, мотается куда-то. Ну что, теперь к Геннадию Борисовичу?
– Ну да.
Чем ближе мы подходим к кабинету химии, тем сильнее я ощущаю жжение электродов в голове.
Открываем дверь. Геннадий Борисович сидит за длинным, уставленным колбами и пробирками столом и что-то пишет в тетради.
– Здравствуйте, Геннадий Борисович, – говорит Сонька.
– Привет, – отвечает он, мельком взглянув на меня. – А где же гость?
– Так вот же, Геннадий Борисович!
– Петька, ты, что ли? Совсем на себя не похож! Другим стал. Как это?
Я здороваюсь и протягиваю учителю пакет с одеждой.
Он достает из-под стола точно такой же и отдает его мне.
А я до сих пор не могу прийти в себя от странной неожиданной помощи, о которой хочется немедленно рассказать. Я делаю Геннадию Борисовичу знак, он понимающе кивает, и в следующий момент Сонька уже отправляется за какими-то бумагами. Пока ее нет, успеваю поведать о необычном спасителе. Учитель буквально впивается в меня взглядом.
– И после этого ты сбросил вес и с лица исчезли прыщи? – взволнованно спрашивает он.
– Ну да.
– В один момент?
– Похоже, что так.
– Фантастика! – шепчет Геннадий Борисович. – И во что он был одет?
– Что-то вроде формы железнодорожника.
– А лицо, лицо ты видел?
– Такое… Ну это… Подстрижен так… ну типа ежика, и усики… Тоненькие такие…
– Неужели это… – взволнованно произносит Геннадий Борисович. – Нет, не буду даже предполагать – это бред, нелепость…
Он еще что-то говорит, но я почти ничего не слышу из-за жуткого приступа головной боли.
– Почему такой бледный?
– Голова… Раскалывается.
– Смена часового пояса, – объясняет Геннадий Борисович, – пройдет. Все-таки разница со столицей в шесть часов. Ну, а еще что было? Сказал он что-нибудь?
– Да нет, ничего не сказал. Просто силища у меня появилась необыкновенная, раскидал всех и все. Только не надо, чтобы Сонька об этом знала, ну, о помощи, пусть думает, что это я сам.
– Ясен пень, – отвечает учитель, и вид у него по-прежнему взволнованный. Ну уж если такое потрясение вызвал у него всего лишь рассказ, то как же должен себя чувствовать я?
И тут я вспоминаю про Серебряную гору и завожу, как и собирался, об этом разговор. Геннадий Борисович отвечает не сразу.
– Опасное это дело. Туда лучше вообще не соваться. Что-то там происходит такое. Непостижимое…
Я молчу. Я думаю о том, что ни за что не откажусь от возможности сходить на Серебряную гору. Пусть даже мне придется идти одному. И вдруг Геннадий Борисович говорит:
– А может, все-таки рискнуть, а? Тем более, что нам даже не надо топать пешком – за школой закреплена машина, и дорога туда и обратно займет каких-нибудь полтора-два часа. Надо только расписание посмотреть.