Призраки приходят в дождь

— Ну, ты еще тут будешь спектакли разыгрывать, — раздраженно протянула Алиса.

Ее ноготочки уже не просто постукивали по коленке, а долбили, как назойливые птички долбят клювиками пустую кормушку.

— Ну, ладно!

Санёк встал, потом сел. Снова вскочил. Стоя говорить было привычней. Как урок отвечать.

— Все было вчера. И вы это все видели.

— Чего видели? — вылезла вперед Шишкина.

Санёк замолчал, вспоминая вчерашний день.

Сначала шел дождь, потом он прекратился, и начало парить. От асфальта, от стен тянулся удушливый туман. Они плыли в нем, как в воде. По сторонам — клетки с животными. Зоопарк. Обещали панд, но их было всего две штуки, и те какие-то понурые. В остальном — разве что чуть побольше московского. Девчонки стали канючить, что устали, что хотят есть. Илья, как всегда, поддерживал идею с обедом. Алиса предлагала дойти до гостиницы. Вадя громко перечислял, какую рыбу он есть будет, а какую нет. От таких рассуждений бурчало в животе. Людей на улице прибавлялось с каждой минутой. Когда стояли на перекрестке, противоположная сторона казалась густым лесом, сплошной стеной. Вот сейчас загорится зеленый, и стена двинется на тебя, растопчет, задавит. С таким дурацким настроением Санёк и вошел в наугад выбранную забегаловку. Каору как-то неуверенно кивнул, вглядываясь в стеклянные витрины. То ли от запаха, то ли от голода, то ли еще из-за чего Санёк стал громко обсуждать все, что видел вокруг. И того старика тоже.

— Какая-то столовка, — коротко описал он все то, что сейчас вспомнил. — Мы обедали.

— А! — Вадя радостно хлопнул в ладоши. — С дурацкой лапшой?

— Наверное, с лапшой. — Санёк был готов соглашаться со всем, хотя никакую лапшу не помнил. Были водоросли и рис. Но пускай это все называется лапша. Поскорей бы рассказать и уйти отсюда, от таких близких окон, за которыми постоянно кто-то видится. — Там еще старик был. Ну… такой… Чудной.

— С губой отвисшей! — ликовал Вадя. — И глаз один закрыт.

— Хорош встревать! — пнула его Шишкина.

— А чего, ты не помнишь, что ли? — не унимался Вадя.

— Да помню, помню, — зашипела Шишкина.

— Ну вот, — выдохнул Санёк и сел.

— Чего «вот»? — не поняла Кристина. — История-то где?

— Чего рассказывать, если вы все это видели? — заторопился Санёк. Коленки его, как пружинки, сами распрямились, заставляя встать. — Я смеялся над этим стариком, передразнивал, как он смешно лапшу в рот забрасывал, как губой пришлепывал. Вы еще все подначивали — давай еще, давай еще. Старик ругался.

— А я говорила, — решила ввернуть свое веское слово Алиса. — Вел ты себя безобразно.

— Проехали уже! — Илья без игры скучал, ждал, когда можно будет пойти к автомату, стоящему напротив рецепции, и купить бутерброд.

Санёк заулыбался. Он вспомнил, как весело ему было. Как смешно обижался старик, как дергалась его обвисшая губа, как распахивался в гневе черный глаз. Он тогда грозил кулаком, стучал ногами и что-то кричал. В ответ все смеялись, потому что движения его были нелепы, неуклюжи. А когда старик уходил, бросив свою лапшу, все со стульев попадали от хохота. Старик приволакивал ногу и вообще шел слегка боком.

— Ну вот, мы тогда повеселились, я и забыл. — Санёк и сам не заметил, как стал от волнения ковырять кожицу на большом пальце правой руки. — Мы еще погуляли. В магазин этот зашли. Ну… короче, вечером я снова увидел этого старика. Мы сидели в забегаловке здесь, за углом, я поворачиваюсь, а старик на улице стоит и через стекло на меня смотрит. Я сначала думал, что ошибся. Может, у них этих стариков здесь вагон. Выпустили из зверинца, вот и ходят. Он посмотрел на меня и руку поднял. Как будто помахал.

— Вот, доигрался, — фыркнула Алиса.

— Чего сразу я? — От расстройства Санёк присел. — Может, он в этом районе живет? Заметил нас, постоял да пошел. Чего ему? А он как приклеился — стоит и стоит. Смотрит. Я среди ночи проснулся — еще ливень начался, — чуть с кровати не свалился от страха — смотрю, в окне этот дед.

— Это чего, кошмар такой? — тихо спросил Вадя.

— Какой кошмар? На самом деле все! — кипятился Санёк.

Чем больше он рассказывал, тем больше убеждался, что никакая это не шутка и не розыгрыш, что все на самом деле, а потому все очень и очень плохо.

— Я теперь его везде вижу. В номере утром сидели, он постоянно появлялся за окном. То пройдет тенью, то ладонь приложит.

— У тебя этаж-то какой? — глухо спросил Илья.

— Десятый, — повернулся в его сторону Санёк, словно в вопросе услышал предложение помочь и спасти.

— Может, Карлсон? — с серьезным видом спросил Вадя. — Чего-то я никого не видел.

— Может, и Карлсон…

Санёк почувствовал неприятный страх, спиралькой свернувшийся под сердцем. Между лопаток пробежала капля пота. Думал, расскажет, станет легче, а вышло, что сам себя еще больше накрутил.

— Только он и по земле ходит. Мы вот с вами здесь сидим, а он вон там стоит. Смотрите! — Санёк показал на злополучное окно, в котором опять появился сумрачный силуэт. — Как будто что-то хочет. Видите?

Словно дождавшись внимания к себе, тень шевельнулась, прошла вдоль залитого дождем окна. Идущий оперся о стекло, отпечатав на нем пятерню.

Первой заорала Анель. Она свалилась с дивана и, визжа, на четвереньках поползла подальше от окна. Следом вскрикнула Даша.

— Ага! Вон он! Вижу! — радостно заголосил Вадя.

Кристина, прыгнув через спинку дивана, рванула к лифтам. Задетая свеча закачалась. Плеснул парафин. На мгновение все стало предельно четко — мечущиеся девчонки, вытянутое лицо Алисы, хмурое Ильи, радостное Вади и припечатанное со стороны улицы лицо человека, подошедшего вплотную к стеклу.

Свеча погасла, погрузив закуток в глухой мрак. Анель орала за диваном — на нее попал расплавленный воск. Грохотали удаляющиеся шаги.

Мгновенная темнота всех ослепила.

— Я с тобой в номере поговорю, — донеслась угроза Алисы.

— Да не бери ты в голову, — отозвался Илья и чертыхнулся. — Телефон мой кто видел?

Вздрагивал диван: кто-то на него постоянно налетал. Вадя ржал.

Санёк вдруг почувствовал на своей руке холодные пальцы, а потом из темноты выплыло белое лицо Каору. Черные глаза горели как уголья.

— Это был призрак.

Санёк дернулся, но Каору держал насмерть. Он говорил, поджимая губы, словно сдерживал рвущиеся на язык слова.

— Ты заработал проклятье.

— Какое проклятье? — Санёк стал отгибать железные пальцы японца. — Отвали!

Сквозь стекло как будто просочился дождь. Влажная футболка прилипла к плечам, стала холодить. Промаршировали по телу резвые мурашки, возобновляя военные действия.

— Ты посмеялся над стариком. Он на тебя обиделся. Теперь ты проклят. Обида… Он теперь каждый раз посылает к тебе свою обиду. В Японии это самое страшное — носить в себе обиду. Ты должен ее искупить.

Санёк вырывался, но Каору оказался неожиданно силен. По руке прокатился жар.