Призраки Припяти

— Да просто… — я замялся.

— А дела на любовном фронте? — с любопытством спросила она. — Дела сердечные?

Сердце пусто, хотел я сказать, но она так пристально на меня смотрела, что я вынужден был сказать правду:

— Сходятся — расходятся, нет в моей жизни постоянства. Сейчас я один.

— Совсем? — казалось, она испугалась за меня. — А друзья? Ну, кроме нашего старого приятеля Лиса.

— Да уж, он не молод совсем, спит сейчас дома. Но он еще ого- го какой! А друзья мне все те, кому я помогаю…

Потом мы еще некоторое время молчали, я проводил ее до маленькой транспортной конторы и пригласил к себе домой переночевать. Она согласилась, назавтра ей надо было уезжать.

Сам я, не долго думая, позаимствовал у мэра машину и поехал к Лысому за деньгами. Чтобы Вовка могла стать ветеринаром.

* * *

От воспоминаний меня оторвал странный звук. Словно сломалась слева в перелеске ветка. Был бы рядом Лис, я ничего бы не боялся, а так моих собственных чувств явно не хватало, а если учесть, что я глубоко ушел в мысли, то запросто мог проворонить все, что угодно. И еще этот уголек сигареты в руке…

Не долго думая, я сжал его в кулак, раздавливая, туша искры, и отшагнул в сторону, напряженно вслушиваясь в окружающий мир. Вроде ничего. Вроде тихо.

Только очень больно жжется огонь в ладони. Перестраховался. Зря испугался, нервы сдают.

Я снова медленно пошел вперед.

Что я буду делать, когда попаду в Припять? И что это все помешались на оружии?! Ну, есть город, ну полон он призраков, нам-то что? Он так близок к Станции, что там все безбожно фонит. Зачем же нам он нужен? Он давно уже перешел в разряд легенд. И почему люди не могут все оставить как есть? Зачем все нужно уничтожать? Особенно то, что нам совершенно непонятно. Ну да, призраки таят угрозу. Кто знает, а вдруг в один прекрасный день они вырвутся оттуда и захватят всю планету! Ну да, ну да.

Зато я найду свой старый дом. Это место так часто снилось мне. Я почти не помнил матери и отца, зато этот двор с тополями и детской площадкой впечатался в мою память прочнее пули, входящей в тело.

А ведь там мы вместе гуляли. Я с маленькой желтой лопаткой, отец, сидящий на лавочке и читающий большую, просто необхватную газету. Он всегда так ловко с нею управлялся, складывал ее, распрямлял, а я, рот раззявив, смотрел на эти его действия и казались они мне некими магическими пассами, доступными лишь моему папе.

Все это было неимоверно давно. Все это было в другой жизни.

Вот ведь удивится Лысый, когда поймет, наконец, что нет и не было никакого оружия, что отец мой сболтнул по пьяни какую-то глупость, а все ему и поверили. А Припять прокляли сами люди, ее теперь ни чем не отмыть.

Но я не буду перечить Лысому, пока он сам не поймет. Если человек не слышит, докричаться до него невозможно. Лысый всегда был алчен, иначе он не стал бы видной шишкой в торговой сфере, так что отвадить его от денег могли только смерть и отчаяние. Он еще испытает это отчаяние в полной мере, когда поймет и смирится. Тогда и поговорим в ключе: ну я же тебе говорил!

Внезапно передо мной совершенно неслышно выросла тень. Ах ты, значит не послышались шаги, значит, не перестраховался — наоборот не доглядел!

Я замер. Ни я, ни тень не шевелились. Казалось, передо мной стоит сгусток тьмы, но это был человек в черной одежде. Я слышал его спокойное, едва уловимое дыхание. Он не волновался. Он был уверен, что мне никуда не деться.

Я настолько сосредоточился на стоящем передо мной человеке, что ошибся во второй раз. За спиной моей что-то зашуршало — меня окружили!

Я по-кошачьи гибко прянул в сторону, уходя с дороги, и тут из-за спины приглушенно ухнуло. Опять!

В канаве, куда я угодил, скатившись с дороги, плеснулась вода, стало нестерпимо больно дышать. Я поднялся и полез вверх, оскальзываясь на глине. Выкарабкался, оказавшись на другой стороне канавы в редком подлеске

— Попал? — донесся звонкий голос из темноты.

— Один труп, — уверенно ответили с той стороны, откуда по мне стреляли. — Остались еще двое и цель.

Они меня трупом посчитали, догадался я, опускаясь на землю и замирая. Только бы теперь не заметили.

— Поди проверь тело, — это был третий голос.

Черт!

Я попытался ползти, но спина и весь бок охватила нестерпимая боль. В этот момент яркий луч фонаря ударил в мою сторону.

— Жив он! — раздался возмущенный возглас. — Добей живо!

В следующее мгновение кто-то уверенно и ловко сиганул через канаву, и в висок мне уперлось холодное дуло пистолета. Я почувствовал, как напряженно давит палец на спусковой крючок, и понял, что медлить нельзя. В следующее мгновение ноги у мужчины подкосились и нападавший мягко бухнулся набок, съехав в канаву. Сознание он потерял мгновенно, и даже понять не успел, что же произошло на самом деле.

Под курткой расползалось неприятное, влажное тепло. Теперь я вовсе ничего не видел — я лишился зрения от усилия воли, которым погасил сознание врага. Но это вовсе не значило, что я выиграл бой. Я лишь на несколько тягучих минут отсрочил момент своей гибели. Канава с водой, там меня и похоронят. Какая нелепая смерть.

— Не стрелять! — внезапно крикнули слева. Яркий луч фонаря окатывал меня с головы до ног. — Это цель!

— Скотина! — выругался третий нападавший. — Не по тому стреляли.

— Жить будет?

Ко мне перепрыгнул еще один мужчина. Он схватил меня за плечи и мощным броском перекинул через канаву обратно на дорогу. Я кубарем покатился по земле и остался лежать у ног того, кто держал фонарь.

— Эй, ты будешь жить? — склонился надо мной мужчина. В одной его руке был пистолет, в другой узкая черная трубка галогенового фонарика.

Я с трудом сел. Тягаться с двумя вооруженными людьми я уже не мог. Как все-таки просто меня сломать. Насколько уязвимо человеческое тело.

Я сунул руку под куртку и морщась, ощупал бок. Пуля вошла со стороны спины и вышла из живота прямо из-под ребра, но. Судя по всему, я отделался легко — так, кожу попортили.

— Шура, Стас в отключке в канаве плавает, — зло сообщил второй мужчина и, дернув меня за волосы, повалил на землю. — Мокрый, гад, — для уверенности он пнул меня в бедро, защелкивая на руках наручники.

— А раз в отключке, Гриня, так выуди его и поехали.

— А остальные? — Гриня растерянно замер надо мной. — Был приказ убить всех.