Призраки в горах (Бедный Сэнсэй)

Олег чуть приподнялся, опершись локтями о крышу, и стал смотреть вниз – на раскинувшийся внизу прямоугольник двора, на разлинованный белой краской и вытоптанный солдатскими сапогами серо-голубой асфальтовый плац для строевых занятий, на геометрически-безупречный фасад казармы, штаб, спортивный зал, учебный корпус, столовую. А дальше простирались полигон и аэродром… Он вдруг испытал какое-то странное чувство, почти стыдливую привязанность к этому военному городку, где провел несколько месяцев. Со всем этим в ближайшее время предстояло распрощаться навсегда.

Взгляд его коснулся тренировочного городка, чем-то напоминавшего площадку аттракционов в столичном парке. Только все эти, на первый взгляд, забавные приспособления созданы были отнюдь не для праздных увеселений. На макете самолета курсанты учились правильно отделяться от корабля. На лопингах крутили «солнце», закрепившись в положении стоя. Олег задержал взгляд на «рейнском колесе», он любил этот спортивный снаряд, вращавшийся одновременно в нескольких плоскостях, где десантники тренировали вестибулярный аппарат. Олег хорошо помнил, что после «обкатки» на нем мало кому удавалось устоять на ногах. Даже самые, казалось бы, обыкновенные качели, только немного повыше обычных, и те были тут с подвохом. Едва только курсант привыкал к ритму, как после очередного сильного раскачивания постромки их вдруг резко удлинялись, и со всего размаху курсант с замершим сердцем летел к земле. Так отрабатывались простейшие приемы приземления… А тросовая горка? Надо обладать определенной смелостью, чтобы броситься с нее вниз, имитируя отделение от воздушного корабля и стремительное свободное падение…

Олег улыбнулся, вспомнив, как он первый раз поднялся на горку, как глянул вниз, и тоскливо екнуло сердце. Попытался на своем лице изобразить что-то вроде беспечной решимости. Невольно вспомнил он все пережитые им страхи своего авантюрного прыжка с парашютом. А инструктор-парашютист, бывалый летчик – на груди значок с подвескою, где обозначена цифра «1000», – с первого взгляда понял его далеко не героическое состояние. Через руки опытного преподавателя прошла не одна сотня таких, робких на первых порах, ребят. Шагнул он к Олегу, сказал какую-то шутку, как бы мимоходом поправил подвеску, глянул вниз и просто, дружески-доверительно произнес:

– Страшно? Так это ж еще не страх, а одна видимость, так сказать, имитация страха. Прочность тросов знаешь?

– Знаю… – выдавил из себя Олег и, спохватившись, добавил почти бодро: – Изучали, товарищ старший лейтенант!

– Ну, если знаешь, тогда другое дело, – и, к удивлению Олега, сам прыгнул вдруг первым.

Он стоял там внизу, махал рукой: давай, мол, курсант, вперед! Разве хватило бы тут смелости отказаться, признаться в собственной слабости?

Все это теперь было в прошлом: и парашютные прыжки, и ночные высадки, и изнурительные марш-броски с полной выкладкой, и длительные учения в максимально приближенных к военным условиях. Все это было прожито, но теперь стало частью его судьбы, частью его самого. Пережитое никогда не уходит бесследно, и сегодня он узнавал себя в каждом звуке, доносившемся снизу, узнавал себя и в марширующих, и в тренирующихся на спортснарядах, и в собирающих ручные пулеметы курсантах. И даже в тех, кого не было сейчас видно, кто наперегонки с ветром мчался к земле, выдернув кольцо парашюта в затяжном прыжке. Ему скоро предстояло покинуть этот привычный и обжитой мир, чтобы шагнуть дальше в ту настоящую жизнь, что зовется воздушно-десантными войсками. Навыки и знания, приобретенные здесь, не раз окажут ему в будущем неоценимую услугу, а может быть, помогут спасти жизнь себе или другу.

2

– Бестужев, ты где?

По голосу Олег узнал курсанта Галиева, языкастого и пронырливого парня из Казани. Олег недовольно приподнялся. Можно подумать, что обнаружить его требовало особой зоркости.

– Чего тебе?

– Загораешь? – радостно спросил Галиев.

– Как видишь.

– А теперь слазь! – в голосе Галиева пробились командирские нотки. – Лейтенант зовет.

– У меня еще двадцать восемь минут свободного времени, – Олег посмотрел на наручные часы. – Лейтенант об этом знает. Так что плыви мимо.

– Слазь! – еще более настырно повторил Галиев, его темноволосая голова уже полностью показалась над крышей, черные блестящие глаза весело засветились. – А тут ничего, прямо курорт! Не крыша, а настоящая печка… Чего лежишь? Я же тебе русским языком сказал, лейтенант зовет.

Олег хмыкнул, лениво потянулся, всем своим видом показывая, что его не поймаешь на такой дешевый розыгрыш. В эту минуту внезапно загудели динамики, и послышался сипловатый голос дежурного офицера:

– Внимание! Курсанту Бестужеву срочно явиться в штаб! Повторяю: курсанту Бестужеву срочно явиться в штаб!

– Тебя! А ты не верил, – на смуглом улыбчивом лице Галиева появилось обиженное выражение.

– В штаб – это не к ротному, – поправил его Олег, торопливо натягивая гимнастерку, немыслимо разогревшуюся на солнце.

– Так и лейтенант говорил, что к Бате. Там кто-то приехал за тобой.

Недобрые предчувствия мгновенно возникли у Олега. Сердце учащенно забухало в груди. «Неужели всплыли старые дела? – метался он. – За тридевять земель уехал от столицы, а прошлое – как черный хвост, за мной тянется…»

На ходу застегивая пуговицы гимнастерки, Олег поспешил к кряжистому кирпичному зданию штаба. Внизу, под нещадно палившими лучами азиатского солнца, тяжело и натужно, как обессилевший в долгой схватке борец, дышал зноем городок.

Олег сошел на боковую дорожку, ступая мягко, по-кошачьи, как ходят самбисты и атлеты, в лихо заломленном набекрень берете – подтянутый, аккуратный, решительный.

У подъезда штаба, в редкой тени островерхих тополей стоял лейтенант Осокин. Как всегда, в тщательно отутюженной форме, блестящие носки ботинок, тонкие щегольские усики. Увидев Олега, он быстро бросил в урну недокуренную сигарету.

– Ну, наконец-то! По всему городку тебя разыскиваю! – в голосе лейтенанта Олег не уловил привычного раздражения, в нем было что-то новое, необычное.

– Давай, Бестужев, быстро шагай к командиру полка. Тут за тобой приехали, – продолжил он скороговоркой.

– Считай, что в рубашке родился. Переводить будут в спортивную роту с досрочным присвоением сержантского звания без зачетных экзаменов.

Олег нырнул в прохладный штабной коридор, слыша за собой лейтенантские шаги.

– Капитан Никитенков твое дело листает и прямо облизывается от счастья, – Осокин понизил тон. – Ты ему позарез нужен, как я понимаю.

– А кто такой этот капитан Никитенков?

– Командир спортивной роты нашей армии. Фигура! Между прочим, тренер по вольной борьбе. Они какой уж год держат первое место в округе!

Олег на мгновение замедлил шаги. От слов лейтенанта сразу сделалось легче на душе, как будто с плеч свалился тяжкий груз. Моментально стала понятной причина этого вызова. Впереди ясно забрезжила возможность близкого расставания с «учебкой», но это навеяло и какой-то грустный оттенок. Ну и напрасно, ведь он остается в округе. Вспомнилось, что Осокин отрекомендовал капитана Никитенкова вольником. Вольную борьбу Олег не любил; он ее уважал, как уважает спортсмен не свой вид спорта, – и только, не больше.

Олег вдруг заметил, что в штабе было людно в этот час. Бестужева здесь уже знали хорошо, и новость, что его берут в спортроту, мгновенно облетела все кабинеты. Одни здесь откровенно завидовали ему, бросая тяжелые прищуренные взгляды в спину, другие смотрели с плохо скрываемой неприязнью, как смотрят на тех, кто пытается прожить захребетником. Он уловил тихую фразу, брошенную позади кем-то из писарей:

– Спортсменам всегда лафа! А у нас особенно.

– Точно, – ответил такой же шепот, – наших в тайгу или пустыню выбрасывают, на подножном корме неделями перебиваться приходится, а этих-то на сборы тренировочные, а то в столицу – на состязания. А служба-то идет!