Призыв мёртвых

Васселис снял украшенный зеленым плюмажем шлем, подумывая, не размозжить ли ему собственную голову о зубцы стены.

— Коллективное помешательство! — прорычал он. — Тупые ублюдки! Нам нужен каждый меч, неужели Веннегуру это не ясно? Будь он сто раз святошей, но ведь он солдат!

Элиз презрительно поморщилась.

— Они перепуганы. Они боятся того, что нас ждет, — вот единственное объяснение. Те немногие из Доспехов, кто сохранил толику мужества, сейчас с нами. Остальные драпанули через западные ворота, под предлогом необходимости эвакуировать тех верующих, которые желают покинуть город.

— Ладно, забудем о них. Пока. А что у нас там, в горловине бухты?

Прежде чем Стертий ответил, Васселис сам посмотрел в указанном направлении. Чтобы увидеть пятьдесят или шестьдесят кораблей Царда, увеличителя не требовалось. А вот судов под флагом окетанов Васселис насчитал всего восемь да еще три капера. Передовым вражеским триремам оставалось пройти около полумили, чтобы оказаться в пределах досягаемости стоявших позади него онагров. Совсем немного.

— Что произошло с окетанами? — спросил он.

— Помнишь, что сказал Ардуций? — вздохнула Элиз. — Гориану только и надо, что заполучить в мертвецы одного или двух моряков на корабле Конкорда. Если он их оживил, это могло стоить нашим очень дорого.

— А Ильев?

— Он все еще там, в море, — ответил Стертий. — «Окетар» на плаву, и седьмой отряд действует. Кашилли всегда там, где жарче всего.

— Кто?

— Триарх капера Ильева. Он нам бы и на берегу пригодился. Силища звериная, страха не ведает.

— Нам бы таких тысяч десять, — улыбнулся Васселис.

С северного форта передали флажками сигнал. А затем над всем доносившимся снизу шумом пронесся звук, который нельзя было спутать ни с чем, — громыхнула выстрелившая катапульта. Эффект оказался мгновенным, на город пала тишина. Выстрел повторился. Потом снова, снова и снова.

Возобновился шум, паника и отчаяние усугубили его.

— Будем надеяться, что взрывчатый порошок действует именно так, как ты говорил, — сказала Элиз.

Грохот разнесся по всему городу, заставив толпу снова умолкнуть и обратить все взоры в одну сторону. Васселис невесело усмехнулся.

— Могу сказать, испытание прошло успешно. Время действовать и время молиться.

* * *

Даварову приходилось постоянно выкрикивать команды, чтобы расчеты метательных машин продолжали стрелять, и одновременно смотреть вперед, в сторону Атрески, хотя ему было трудно на этом сосредоточиться. Роберто и карку по имени Харбан стояли рядом с ним на крыше надвратного форта и, повернувшись спиной к штурмовавшим стены врагам, глядели назад, в сторону Нератарна.

Небо потемнело, раздался невообразимый звук, словно рушилась гора. Яростно полыхнувший свет опалил поля, и стоявшие на стенах мужчины и женщины возблагодарили Бога за то, что не находятся там, внизу, за лагерями беженцев.

На востоке мертвые продолжали наступление. На каждые полсотни выведенных из строя камнями и взрывчатым порошком, который продолжал использовать Даваров, приходилась сотня вновь выдвигавшихся вперед. Когда мертвецы попадали в пределы досягаемости лучников, их буквально нашпиговывали стрелами, но практически без всякого эффекта. Но больше всего Даварова беспокоили лестницы. Достаточно будет нескольким мертвецам взобраться на стены, и волна смерти распространится с большей быстротой, чем любая зараза.

Цардиты же по-прежнему в атаку не шли. Молчали и их метательные машины, стоявшие за пределами дальности полета снаряда.

— Подождите, ублюдки! — прорычал Даваров. — Доберусь и до вас, дайте только время.

Вера в возможность успешной обороны крепла. Небо позади прояснилось, солнечный свет пролился на лагеря и открытое пространство за стенами. Даваров обернулся на оглушительные крики, прокатившиеся к стенам с западных позиций с расстояния примерно в три мили.

— Не могу в это поверить! — вымолвил Даваров.

— Лучше поверь, — отозвался Роберто. — Ты знаешь, на что они способны.

Даваров ухмыльнулся и заключил Роберто в медвежьи объятия.

— Ты что, не видишь, что это значит? Дело идет к нашей победе! Похоже, при всем их числе им не прорваться за стены. Наша берет! Можно считать, все кончено.

Роберто, однако, на улыбку и объятия не ответил. Даваров выпустил его и отступил на шаг.

— Что-то не так, Роберто?

— Пока все мертвецы не вернутся в землю, а голова Гориана не будет красоваться передо мной на блюде, мы не вправе считать, будто все кончено.

Радостные восклицания прокатились по стенам. Даваров повернулся с намерением прикрикнуть и положить им конец, но вместо этого едва сдержал порыв присоединиться к всеобщему ликованию. Продвижение мертвых наконец прекратилось. Они остановились. Камни и разрывные снаряды продолжали падать, пробивая бреши в их гуще, а они просто стояли на месте, словно в ожидании неизбежного уничтожения.

— Мы все-таки сделали это! — сказал Даваров, чувствуя, как его захлестывает волна облегчения. — Сделали, теперь уже ясно! Роберто, ты только посмотри!

Роберто поглядел на поле боя и только покачал головой.

— Не прекращай стрельбу. Что-то тут не так. Я нутром чую.

Воодушевление Даварова спало. За долгое время службы под началом Дел Аглиоса он среди всего прочего четко усвоил и это. Если у Роберто, пусть ни с того ни с сего, появляется подобное предчувствие, значит, надо быть начеку.

* * *

Гориан чувствовал, как они уходят. Все. Сначала один задругам, потом потоком. За каждым из них, точно обнаженные нервы, тянулись тонкие паутинки следов. Они разрывались и исчезали, и боль нарастала, пока не уподобилась тысяче игл, глубоко вонзившихся в его сердце и сознание.

Он издал крик, долгий и громкий. Мертвые, окружавшие его и гор-каркулас, содрогнулись. Его страдание наполнило все контролируемые им энергетические каналы: Гориан чувствовал себя так, словно окунулся в пламя. Глаза болели невыносимо, ему хотелось вырвать их из глазниц, неистово колотившееся сердце грозило проломить клетку ребер. Ноги, утратив силу, подогнулись, и Гориан привалился к повозке. А потом схватился руками за голову и закричал снова.

Все было кончено. Его люди! Любившие его, верившие ему, призванные им! Гориан пытался помешать, но не мог сражаться с тремя Восходящими одновременно. Все погибло. Его вновь скрутило коконом боли, и он, охнув, схватился за живот и повалился на колени, поддавшись изнеможению и слабости.