Проба пера

Двор был темен, как мысли разбойника. Шел третий час ночи, и фонари, естественно, включать никто не стал. Чего зря электричество жечь? Из замкнутого колодца двора на улицу вела единственная арка. Машин у подъезда много, но работающих нет. Все словно вымерло.

Борик тоже огляделся.

— Ты думаешь…

— Борик, один мудрый старик сказал: «Надеясь на лучшее, думай о худшем». Как, по-твоему, почему из наших мобильников вытащили аккумуляторы?

— Да хрен их знает. Может, кому понадобились, — предположил размыто Борик.

— Копейки, — отмахнулся Дима. — Они с нас только что три с лишним штуки грин срубили. Не стали бы по мелочам размениваться. Тем более что аккумуляторы эти в качестве доказательств пойдут только так. С коррупцией сейчас бороться начали.

— И… что?

— А то, Борик, что без связи нас оставили с одной-единственной целью: чтобы мы не смогли никому сообщить, где мы и что с нами.

— Так из будки позвоним.

— Если дойдем.

— Думаешь, нас грохнуть хотят?

На крыльцо вышел давешний майор, посмотрел на топчущихся здесь же бывших задержанных, спросил:

— Что стоите-то? Давайте валите отсюда, чтобы глаза мои вас больше не видели. И благодарите Бога, что я на вас ствол не повесил и на «Петра» не увез. Там бы от вас за две минуты одни воспоминания остались.

Дима посмотрел на него, хмыкнул:

— Вешайте.

— Чего? — майор оторопел.

— Волыну эту нашли в нашей тачке. Мы признаем, что подобрали ее на улице, хотели сдать в ближайшее отделение, но не успели. Задержите нас до выяснения.

Майор недоуменно посмотрел на Борика:

— Твой приятель что, на всю башку ушибленный? Сам себе срок выпрашивает.

Борик дальновидно промолчал.

— Так ведь в суде-то лучше, чем в морге, — тихо сказал Дима, глядя майору в глаза. — Что это вы так напряглись, товарищ майор? Никак боитесь чего?

— Да ты офонарел, малый? — тот явно растерялся.

— А это — сопротивление при задержании.

Дима шагнул к майору и что было сил ударил в нос. Майор хрюкнул, отступил на шаг, зажимая разбитое лицо. Из-под пальцев потекла кровь.

— Вот урод, — выдохнул он. — Я тебе, падло… — и словно вспомнил что-то, вытер ладонью лицо, размазав кровь по щеке, усмехнулся: — Ну что, хорек, теперь среди братвы в героях будешь ходить. Как же, обоповцу в рожу сунул. Но не долго тебе геройствовать, парень. Я позабочусь, обещаю. А теперь давай вали отсюда, пока кости целы.

Он развернулся и вошел в отделение.

— Точно, — тут же скороговоркой выпалил Борик. — Мочить нас собираются, падлы. Где это видано, чтобы обоповец получил по рылу и не ответил? Не бывало таких делов на белом свете. Когти нам надо рвать, Дима, вот что.

— Пошли.

Дима схватил Борика за рукав, потащил за собой, но не к арке, а в дальний угол двора.

— Куда мы так вваливаем, братан?

— Парадное проверим.

Они заскочили в парадное. Дима бегом поднялся на второй этаж, подошел к окну. Сквозь него была видна улица. Правда, рамы оказались наглухо заколочены гвоздями.

— Ты высоты не боишься, надеюсь? — спросил Дима, поворачиваясь к Борику.

— Да я, если мне в спину ствол нацелят, с Останкинской башни прыгну и хрен задумаюсь, — осклабился жестко тот.

— Тогда открывай окно.

Борик ухватился за крашеную ручку, рванул так, что посыпались стекла. Рама слегка поддалась, но до конца не открылась.

В это мгновение внизу грохнула дверь. Кто-то вошел в подъезд.

— За нами, — мрачно выдохнул Борик. — Ты — колдун, пацан. Валить нас будут.

— Лезь в проем, — Дима сорвал плащ, принялся торопливо выдавливать остатки стекол. — Лезь, все равно открыть не успеем.

— Да хрен я пролезу, — страдальчески простонал Борик. — Одна только голова и пройдет. Ты давай лезь и хипеж на улице поднимай. А я их задержу.

Он метнулся вниз по ступеням. Дима забрался на подоконник, протиснулся в выбитый проем, порадовавшись про себя, что не налегал в детстве на мучное и сладкое. Протолкнул тело на улицу, держась вывернутыми руками за раму, кувыркнулся в воздухе, рассчитывая повиснуть, но не удержался, упал, опрокинулся на бок, ударившись об асфальт левой рукой и плечом. Откатился в сторону.

Секундой позже из окна парадного послышались шипящие хлопки и звонкое клацанье затворов. Борик, каким бы здоровым ни был, против стволов ничего поделать не мог. Дима втянул голову в плечи. Пули вонзались в асфальт совсем рядом. Летело в воздух черное крошево. На открытом пространстве он представлял собой очень хорошую мишень. Нужно было найти укрытие. Машину, дерево, что угодно. Дима вскочил, но в эту секунду его все-таки достали. Пуля попала в левый бок, толкнула так, что он полетел кувырком. Дима начал подниматься, но те, в подъезде, успели пристреляться. Еще одна пуля ударила в грудь.

Вспышка боли была настолько ослепляющей, что Дима распластался на асфальте. В голове плыло, к горлу подкатила тошнота. Он умирал и знал это. Оставалось только закрыть глаза и терпеливо дожидаться финиша. Ленточка, символизирующая окончание пути, приближалась со скоростью реактивного самолета.

Мгновение спустя совсем рядом Дима услышал визг тормозов, а еще через секунду — звонкие хлопки выстрелов. Зацокали гильзы. Кто-то подхватил его под мышки, потащил в машину.

— Там Борик, — только и смог выдохнуть Дима. — В подъезде…

Его не слушали. Втянули на заднее сиденье. Хлопнули дверцы, взревел двигатель. Водитель взял такую скорость, что Диму едва не размазало по спинке заднего сиденья.

— Блин, кровь, — услышал он уже затухающим сознанием. — Ранили его вроде… В больницу придется.

— Не здесь, — сказал второй голос. — До малаховской довезем. Там и охрану поставим посерьезнее, и врачи свои. Никто вопросов задавать не будет.

— А что он насчет Борика говорил?

Дима хотел еще раз сказать, что Борик остался в подъезде, но не смог даже разлепить губ.

— Сказал, Борик в парадняке остался. В том, из которого эти падлы шмаляли.

— Тогда его грохнули, наверное, — заметил рассудительно первый. — Жаль пацана. Реальный был боец. Надо будет с похоронами подсуетиться, — продолжал он все тем же чуть отстраненным тоном. — Гробовщики и цветочники, падлы, зажиреют. Столько сегодня народу положили… На одном Крохе такие бабки наварят…

Больше Димка не слышал ничего. Провалился в беспамятство.

* * *