Пробирная палата

– Всегда пожалуйста. И ты мне не досаждаешь. Вообще-то я рад компании.

Алексий улыбнулся:

– Знаешь, мне почему-то вспомнился один из моих наставников. Это было давно, когда я еще только учился. Обычно он постоянно бормотал что-то себе под нос. Однажды меня подговорили спросить у него, в чем тут дело. Я и спросил: «Почему вы разговариваете сами с собой?» «Да потому что это единственная возможность найти разумного собеседника», — ответил он. – Хороший ответ.

Лордан покачал головой:

– Книжная мудрость. Иногда мне кажется, что вы все, люди академического склада, только тем и занимаетесь, что пытаетесь заманить друг друга в заранее приготовленные словесные ловушки. На мой взгляд, странное поведение для взрослых мужчин.

Алексий кивнул:

– Почти столь же странное, как ползать по узким, темным тоннелям. Но не совсем.

– Алексий?

– Да?

Лордан открыл глаза.

– Есть ли еще какая-то возможность выбраться отсюда? Или на этот раз я пропал?

Он уже не видел своего собеседника, но голос его слышал ясно и отчетливо.

– Не знаю. Всю свою жизнь я объяснял людям одно и то же. Я ученый, а не предсказатель. Не знаю.

– Мне кажется, – сказал Лордан, – что голос у тебя совсем другой, не такой, как у того Алексия, которого я знавал. Более молодой. И мысли тоже.

– В этом-то и преимущество воображаемого существования. Я могу быть любого возраста. Какого захочу. Мне больше всего нравилось быть сорокасемилетним.

Лордан кивнул:

– Я всегда придерживался той теории, что каждый рожден для определенного оптимального возраста, возраста предназначения, и когда мы его достигаем, то останавливаемся. Мысленно, конечно. Лично я всегда был двадцатипятилетним. В двадцать пять я был хорош.

Алексий вздохнул.

– Тебе повезло, ты нашел свой настоящий возраст тогда, когда еще осталось время насладиться им, – сказал он. – А представь, что это было бы сорок семь… боюсь, ты и не доживешь.

– Мне сорок четыре.

– Нет, тебе сорок шесть. Ты сбился со счета.

– Неужели? – Лордан пожал плечами. – Наверное, из-за того, что засиделся здесь. Теперь, полагаю, и останусь тут навсегда.

– По крайней мере твоим друзьям не придется тебя хоронить. Подумай, как им было бы тяжело.

– Верно. Только я вот надеялся, что меня не похоронят, пока я еще жив.

– Надо признать, обычно сначала умирают. Но, однако, в твоем случае, похоже, сделали исключение.

– Я, пожалуй, вздремну. – Лордан картинно зевнул. – Последнее время мне что-то не спится.

– Как хочешь.

Он снова закрыл глаза. Есть ли лучшая смерть, подумал он. Чем упокоиться в мире и тишине, в окружении друзей?

Вот они все, пришли проститься (или встретить, в зависимости от того, как на это посмотреть); они заполняют ряд за рядом, рассаживаясь на скамьях в публичной галерее, протянувшейся до самого зала суда. Вот и Бардас Лордан выбирает оружие из мешка, предложенного писцом. Ему даже не надо поднимать голову, чтобы узнать своего оппонента.

– Горгас.

Он слегка поклонился.

– Привет, – ответил брат. – Давно не виделись.

– Более трех лет. Впрочем, ты совсем не изменился.

– Спасибо за доброе слово, но, полагаю, это не вполне так. Сверху поубавилось, в середине раздалось. А все из-за той доброй, простой, богатой крахмалом пищи, которую подают в Месоге. Я уж и позабыл, как она мне нравится.

Горгас поднял меч, длинный, узкий Хабреш, стоящий кучу денег. Бардас обнаружил, что выбрал Гюэлэн, свой любимый в судейских разборках, тот самый, который он сломал несколько лет назад в этом самом суде. Слишком старый, редкий, годный больше для коллекции, хотя и не столь ценный, как Хабреш последней модели.

– Уверен, что нам надо это делать? – жалобно спросил Горгас. – Не сомневаюсь, что если бы мы только потолковали и обговорили…

Бардас усмехнулся:

– Боишься?

– Конечно, – хмуро ответил Горгас. – Я просто в ужасе оттого, что могу ранить тебя. Только скажи, и я брошу этот дурацкий меч и дам тебе убить себя. Только ведь ты этого не сделаешь, верно?

– Убить безоружного человека, стоящего передо мной на коленях? Нет. Но, пожалуй, в твоем случае я готов сделать исключение.

Клинки сошлись – Горгас сделал выпад, Бардас отразил удар.

– Я так и знал, что с этим ты справишься без труда, – заметил Горгас. – Если бы я думал иначе, никогда не нанес бы такой удар.

– Не надо, Горгас, – предупредил брата Бардас. – Я в этом деле намного лучше.

– Конечно, ты лучше, я нисколько не сомневаюсь в твоих способностях. Если бы сомневался, никогда бы не стал драться с тобой.

Бардас нанес ответный удар, повернув кисть так, чтобы острие ушло вниз, но Горгас без труда парировал выпад. Рука его двигалась с небывалой быстротой.

– Я практикуюсь.

– Это заметно.

Бардас видел, куда направлен клинок брата, разгадал его уловку и без труда устранил угрозу, после чего сделал шаг назад и в сторону, чтобы изменить угол, и нанес короткий, мощный удар в лицо. Горгас едва успел отбиться, но острие, словно лезвие бритвы, все же прочертило неглубокую линию над его ухом.

– Очень красиво, – похвалил Горгас. – Сегодня ты неплохо выглядишь. Кстати, я не сказал, что Нисса умерла? То есть, не наша Нисса, а моя дочь Нисса.

– Я ее не видел, – ответил Бардас. – Только ее брата.

– Воспаление легких, подумать только. Бедняжка, ей было всего девять.

– Тебе никто не говорил, что неприлично отвлекать противника разговорами?

Меч Горгаса просвистел у него над головой, и Бардас отпрыгнул назад.

– Расслабься, – сказал брат, – это ведь воображаемый бой. Тебе все только кажется.

– Это еще не повод, чтобы вести себя невоспитанно. Если собираешься драться, то дерись по правилам.

Горгас вздохнул: