Проблема №1, или Тринадцать уколов

Птолемей нехило кичился тем, что описал движение планет вокруг Земли, а сейчас его чуть ли не брехуном называют. Недалек и тот день, когда Коперника на свалку понесут, потому что выяснится, что мы не вращаемся вокруг Солнца, а валимся в преисподнюю. Динозавр считал себя большим и сильным, а где он теперь? Стал бензином и катает на себе какого-нибудь тщедушного спекулянта. Но животное хоть не понимало, какая постылая будущность его ожидает. Очень не права природа, что разродилась нами, двуногими. Не должны были появиться существа, которые могут догадаться о полной бессмысленности своего жития-бытия. Не приспособлен наш мир для проживания в нем разумной твари. Потому-то я в знак протеста хочу досрочно покинуть его и требую, чтобы мне открыли «дверь» наружу.

Ага, требовать ничего не надо, на «дверь» мне уже любезно показали. Я подошел к петле. Умело завязана, чуть ли не намылена. Говорят, это не слишком больно. Прежде, чем случится неприятная процедура удушения, закончится кровоснабжение мозга и как следствие — отключка сознания.

Стоп. Действительно, вокруг меня на тысячи километров и парсеков все не так. Но, наверное, мы должны подготовиться в этом бестолковом мире к проживанию в другом, более подходящем нашим достоинствам. Когда закончится срок заключения, мы выйдем на свободу — кто с чем. И окажемся в тридевятом царстве, где получим, каждый — что заслужил; вернее, что сумел отстоять. Я пока ничего не отстоял.

Я поспешно отступил к стене. Но потом снова накатило разочарование и я обреченно потащился к окну. Но на мгновение замер и скрючился, прижав голову к коленям и отстранившись от наваливающейся тоски. Мгновение сосредоточенности.

Ампула. Последняя ампула доктора Лапеко в моем кармане и шприц в подкладке пиджака. Квадратные «микки-маузы» забыли из меня вытряхнуть. Я, конечно, не знал, как будет взаимодействовать третье средство с двумя предыдущими, но время на сомнения истекло и даже пошло вспять. Укол — и голова приподнялась, потому что ее потянула к себе очень жаркая воронка.

Эта жара разогнала отчаяние, но мне показалось, что я становлюсь жидким и без особых проблем начинаю испаряться. Свет и тень еще поиграли мной, а потом я исчез в этих бликах…

Замечаю свое присутствие на каком-то пустыре. Неподалеку свалка, оттуда волнами долетает вонь, воздух над ней рябит от ударов птичьих крыльев.

Я, кажется, достаю гадкую прогорклую капусту из банки и сую в рот. На руке перчатка с дырками для пальцев. От холода ноет поясница. Всё, хватит, обрыдло. Мне требуются номер с ванной, бутылка «Смирновской» и патиссоны. Мне нужна «трава». И это ты мне обеспечишь, Сапожков.

Двигаюсь к шоссе. Кто собрался тормозить меня — будь осторожен, нокаут возможен. За последний стольник попадаю в такси-маршрутку. Заплачено честно, но другие пассажиры сторонятся меня и берегут от моих ароматов носы. В метро без затей проламываюсь сквозь турникет. Выхожу под дневное светило на «Московских воротах». Теперь налево и еще раз налево. Потом в дальний угол. Знакомый вход, десять ступенек к центру Земли и встреча со стражем дверей — джигитом Рашидом, представителем свободолюбивой республики Ичкерия.

— Ты совсем неряха сегодня, — напоминает Рашид. — Бугру не понравится такой вид. Он человек старой закалки. Зачем портить ему настроение. Иди домой, там почистись и приходи завтра.

«Домой, к ментам! Как же».

— Ага, уговорил, Рашидик. — Поворачиваюсь, будто раскаялся и хочу убраться. Но когда он собирается закрыть за мной, с полуоборота хватаю его правой рукой за смоляной жесткий кок, дергаю на себя. А левой рукой захлопываю дверь — именно то, чего хотел горец. Голова Рашидки оказывается между косяком и толстой доской, отчего тело валится на порог. Я уверенно марширую по коридору и у кабинета главного встречаюсь с Серегой.

— Как только тебя наш кунак пропустил. Шеф не захочет тебя сегодня видеть. Иди, умойся, — начинает парнишка.

— Мне это уже говорили. Можно хоть водички хлебнуть? Грызло пересохло.

У Сереги некоторое замешательство, пользуясь этим, я вхожу к секретутке-кандидатке. Он увязывается за мной, выискивая, за что уцепить.

— Шеф запретил кого-либо пускать, — заладила пила-Маринка. — Ну-ка, Сережа, убери его отсюда.

— Я ж водички попить, — взял вазу с флоксами и плеснул здоровяку охраннику в физиономию, отчего стебельки и лепесточки украсили его скромную голову. Пока он протирался, попридержал его левой за ноздри, правой врезал. Классически, без всяких карате — «крюком» в челюсть. Серега упал на стул, разбил мебель вдребезги. Тут я его по головушке и припечатал освободившейся вазой. Обмяк он, заболел. Пришлось ненужный ему пистолет забрать.

— Ну что, Маринка, веди меня к шефу. Надеюсь, возражений больше не будет.

— Вы тупица, Лапеко. Нет Сапожкова, нет.

Проверил её слова — пахан действительно отсутствует, нет его в в «яме».

— А сцеволин, Марина, а «трава»?

— Он вчера вечером все забрал, — без особой боязни отвечает эта бледная поганка.

— Куда забрал?

— Откуда мне знать.

Я, притянув ее к себе, ухватил зубами за ушко.

— Мигом сжую. Будешь тогда красавица без ушей, да и носом перестанешь радовать людей. А в том месте, что любят кавалеры, окажется телефонная трубка. Где он? Давай-ка, узнавай по-быстрому. — Я стал сжимать челюсти, одновременно щекоча даму телефонной трубкой. Не выдержала приспешница, члены тела дороже ей оказались, чем фирма. Завизжала, а потом перешла на речь.

— Да улетает он сегодня! В Эмираты.

— И что все из тебя тянуть надо, Марина. Ну-ка, сгреби мне в кучку те финансы, что есть поблизости.

Поменял свою засраную куртку на шикарный Серегин плащ и кинулся на такси вдогонку. Рейс через пятьдесят минут. Успеть бы, успеть. Шоферу тысячу доплатил. И достал.

Сапожков как меня увидел, заметался, бросил багаж, а потом в сортир рванул. Думал вылезти через оконце на летное поле. Но не получилось, я первым делом кинулся к синему туалетному стеклу и перерезал Сапожкову путь на Абу-Даби. Юркнул пахан в одну из кабинок — бортики-то у них до пола не достают — и пополз вдоль ряда горшков, да так резво, что мигом потерялся из виду. Я стал одну за другой дверцы вышибать. Пыхтенье пугливое все ближе и ближе. Вскрываю очередное рабочее место… попался, который кусался. Распроблядство! Откуда ни возьмись, незнакомый белобрысый мужичок с пистолетом. Разворачиваю ствол, но он опережает. Гром, трах… и мрак.

7

Кажется, ломают двери. На пороге появляется Фалалеев.

— Не очень-то торопились, господа менты, — гневным голосом критикнул я оперативников.

— Торопились сразу несколько дел сделать. Хорошо, хоть женщина Марина, у которой прокушенное ухо, знала, где ты. Остальные знатоки в полной отключке.

— А доктор?

— Отбыл туда, откуда ни ответа ни привета. Не жалей, все равно ему расстрельная статья светила, меньше мучиться пришлось. Но он вывел нас на Сапожкова, который был уже в аэропорту. И Марина не слишком ломаться стала после производственной травмы — это тоже доктор Лапеко постарался.

— Зачем Сапожкову понадобился Ближний Восток?

— Черт, во всё ты влез, паскудник, — искренне сплюнул Илья. — Прямо хоть поверь, что достаточно сожрать пару ложек сцеволина, чтобы стать ведьмаком-ясновидцем. Не собирался рассказывать, а придется. Не в РУВД я тружусь, а в генеральной прокуратуре. Думаю, что на Ближнем Востоке у Сапожкова проходили контакты и заключались контракты с заказчиками — так сказать на нейтральной территории. Бучу заказывали? Идиотизм заказывали? Развал страны заказывали? Пожалуйста, только оплатите по прейскуранту. «Бабки» текли на счет в эмиратском банке, который был открыт еще Фурцем.