Проблема выбора

– Вы просто хам, ваше высочество, – буквально выплюнула мне в лицо Луиза и, подобрав юбки, бросилась в замок.

– Ну, это ничего, подумаешь, немного хамоватый цесаревич. История и не таких видала, – пробормотал я, глядя ей вслед. – Так уж получилось, что у меня появился шанс как-то себя проявить, и я его не упущу. А то, что при этом меня будут хамом называть, так это пустяки, дело житейское, так, кажется говорил один шведский бомж, который жил на крыше. А еще я на полном серьезе завтра поменяю кареты. Ты же умная баба, Луиза, неужели не могла что-нибудь поинтереснее придумать? – и я, ухмыльнувшись, подозвал к себе старшего конюха, чтобы отдать соответствующие распоряжения.

Глава 20

Очень часто мы сталкиваемся с ситуациями, которые по прошествии времени кажутся нам курьезными и смешными, но в тот момент, когда они возникали, ничего смешного вы в них не видите. Во время поездки нашего весьма солидного, надо сказать, поезда в Дрезден как раз и произошел подобный случай, который сейчас вызывает у меня ни много, ни мало гомерический хохот, а ведь еще недели не прошло с того момента, когда мне было совершенно не смешно. Кроме всего прочего, этот случай позволил мне совершенно другим взглядом взглянуть на будущую шведскую королеву. Вот же стерва! А самое главное, как она все досконально сумела высчитать. От моей реакции до возможности самого происшествия. Недаром Луиза увлечена игрой в шахматы. Я не садился с ней за шахматную доску и теперь вряд ли сяду, потому что играть она точно умеет, а проигрывать, особенно женщине для меня то еще удовольствие.

– Как только дойдет его очередь произнести поздравление и вручить ее высочеству подарок от имени короля Фридриха, Фридрих Вильгельм сразу же после выполнения возложенной на него миссии присоединится к вам, ваше высочество, и вы сможете поговорить, – Криббе прислонился спиной к дереву, и обводил взглядом сад, в котором ради праздника уже начали зажигать сотни фонариков, чтобы гости смогли после духоты тронной залы немного освежиться, гуляя по саду.

– Ты похож на пирата, – сообщил я ему, намекая на его явную небрежность в одежде.

– Во всяком случае, я похож на пирата, а не на прекрасную принцессу, – Гюнтер хохотнул, я же только покачал головой. Меня уже не задевали эти подначки. Я и сам теперь мог посмеяться над произошедшим.

– Не переборщи с выставлением на показ своей брутальности, мы не будем тебя ждать, если ты попадешь в сети хорошенькой ундины.

– Я бы с удовольствием, даже, если бы пришлось вас догонять, ваше высочество. Прекрасная лунная ночь, праздник, лень рождения принцессы, романтика бьет из каждого фонтана, – Криббе потянулся. – Пускай придет ундина и увлечет меня в глубину этого дивного сада. Все лучше, чем сидеть здесь и ждать незнакомого человека, который ко всему прочему еще и жутко занудлив.

– Так поди прогуляйся, – я откинулся на спинку скамьи и тоже потянулся. Здесь сегодня столько охраны, что со мной даже при большом желании ничего сделать не посмеют. К тому же мало кто знает, что вообще здесь находимся.

– Не могу противиться вашему пожеланию, признаю, я слаб, – Криббе отвесил мне поклон и пошел пружинистой походкой по дорожке, насвистывая что-то бравурное. Я же смотрел ему вслед, желая удачи сегодняшней ночью. По этому парку вообще расползлась вся моя свита, кроме, разве что, Саши Суворова, который в этот самый момент играл в шахматы с так великолепно подставившей меня Луизой.

* * *

Выехали мы, как и планировали, рано утром. Было уже довольно светло, но в воздухе все еще висел предутренний туман, густоту которого усиливала близость моря. Я как и обещал, забрал карету Луизы. Не пойму, она действительно ей не нравится? Ну, все познается в сравнении, а я, пожалуй, даже попробую угадать, в какой именно таверне, в которые мы будет заезжать по дороге, прусская принцесса попросит у меня свою карету обратно.

Сиденье было мягким, обшитым мехом, на нем было так приятно развалиться. А тут еще и женский плащ, подбитый мехом чернобурой лисы, валялся. То ли его здесь забыли, когда Луиза только-только приехала в Киль, то ли начали сборы принцессы, и уже уложили плащ, но тут был отдан приказ сворачивать лавочку, в карете поедет самодурствующий герцог. А плащ, ну что плащ, плащ просто забыли, и я могу теперь укутаться в него, используя в качестве накидки, если вдруг мне станет прохладно. Что я и сделал, когда в карету начала проникать рассветная прохлада – я лег на мягкое сиденье и укрылся плащом с головой, как одеялом.

Луиза молчала три дня и никак не выказывала свое недовольство тем корытом, в котором ей приходилось ехать вместе с мужем. И нет бы мне заинтересоваться подобным поведением, потому что оно было, мягко говоря, не совсем нормальным, я упорно продолжал гнуть свою линию, делая вид, что не вижу, как она пытается растереть затекшую спину, когда мы останавливались на ночлег.

На четвертый день мы пересекли границу герцогства и взяли курс на Гамбург, чтобы оттуда уже завернуть к Дрездену в обход Берлина. Я снова завалился на подушки, и задремал. Похоже, что отосплюсь на годы вперед. Внезапный треск, крики, отборная немецкая ругань и истошное ржание лошадей вырвали меня из сна, а карета так резко остановилась, что я не удержался на сиденье и полетел на пол, окончательно запутавшись в плаще. Что это, вашу мать?! Нападение? Дверь кареты распахнулась в то время, как я все еще боролся с плащом, пытаясь одновременно вытащить из-за пояса пистолет. Никаких тебе: «Кошелек или жизнь», не было и в помине. Меня молча сгребли в охапку, выволокли из кареты, и, протащив буквально пару метров, засунули в другую карету, которая, судя по ощущениям, тут же тронулась.

Наконец, я сумел распутать завязки, чуть не задушившие меня, и уже хотел было скинул этот чертов плащ, тем более, что меня никто не ограничивал в движениях, как раздался приглушенный голос, заставивший меня замереть с поднятой рукой.

– Ваше высочество, – и такое придыхание, от которого резко захотелось блевануть. – Луиза, наконец-то мы сможем быть вместе. Я слышал, что случилось с женихом, выбранным вам братом, и я надеялся, что герцог Гольштейн-Готторпский отошлет вас обратно к брату. Так и вышло. Но, я сделал все, чтобы мы смогли быть вместе. – Я сорвал с головы чертов капюшон, не дав ему договорить.

– Да кто ты, мать твою, вообще такой? И что за инсинуации ты мне предъявляешь?! – я смотрел, лихорадочно пытаясь отстегнуть от пояса шпагу, чтобы наколоть на нее этого извращенца, молодого парня, лет восемнадцати-двадцати на вид, который уставился на меня, открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на берег. – Отвечай немедленно, кусок дерьма, куда ты меня везешь?

– Ты не Луиза, – наконец произнес парень и принялся закатывать глаза.

– Какая удивительная проницательность, – язвительно прокомментировал я его заключение, заряжая вполне ощутимую оплеуху, чтобы в чувство привести, не для чего более. – Немедленно останови карету и верни меня туда, откуда похитил.

– Кто ты? – к закатыванию глаз присоединилось заламывание рук. Господи, что это такое вообще?

– Я герцог Гольштейн-Готторпский, к вашим услугам, а вот кто ты такой, я так и не расслышал. Как не расслышал истории о том, зачем ты пытался похитить жену моего дяди Георга Гольштейн-Готторпского, наследника шведской короны.

– Боже, так ее все же выдали замуж, – и парень совсем раскис. Понятно. Прежний поклонник, у которого на фоне неразделенной страсти кукуха поехала, решился на отчаянный шаг – выкрасть сестру короля Пруссии в надежде на взаимность. Вместо этого он выкрал меня, потому что вышеупомянутая королевская сестрица ловко развела меня на обмен каретами, примерно предполагая, что может ее ожидать по дороге. Может она и не прочь до Петербурга прокатиться, просто таким вот нехитрым способом решила избавить себя и свою репутацию от назойливого поклонника. Тогда-то я и понял, что Луизой нужно держать ухо востро.

– Останови карету, морда! – раздалось снаружи, а потом прогрохотал выстрел. Но вместо того, чтобы остановиться, карета понеслась еще быстрее. Нас с неудачливым похитителем начало в ней болтать как кое-что в прорубе. Я мог только материться, уже не сдерживая выражения. Когда я почувствовал приближение приступа морской болезни и на полном серьезе на чал думать о том, как буду убивать этого козла, который, видимо, решил, что и в карете ездить для меня непозволительная роскошь, карета остановилась. Вывалившись из нее на землю, я лежал так до тех пор, пока земля не престала качаться и кружиться вокруг меня, вызывая тошноту. Только после этого я встал, выхватил наконец шпагу и зарычал, глядя, как вокруг кареты, на козлах которой трясся перепуганный кучер, гарцуют сразу с десяток гвардейцев.