Проблемы квалификации преступлений: Лекции по спецкурсу «Основы квалификации преступлений»
Шрифт:
В марте 2006 г. Краевой суд Алтайского края оправдал Щербинского, 3 февраля 2006 г. осужденного за нарушение правил дорожного движения, повлекшее смерть губернатора края Евдокимова на четыре года лишения свободы с отбыванием в колонии-поселении. В поддержку осужденного выступили более 25 тыс. водителей в разных регионах страны, а также партия «Единая Россия». Суд первой инстанции явно нарушил правила квалификации по бланкетной ст. 264 УК — не установил, какие конкретно правила дорожного движения нарушил подсудимый и какие — шофер Евдокимова. В конечном итоге был вынесен оправдательный приговор за отсутствием состава преступления. При коллизии федерального и регионального законодательств, а тем более закона и подзаконной нормы высшая сила за федеральным законодательством. В противном случае нарушаются принципы законности и равенства всех перед уголовным законом и судом. Такая проблема возникла, например, при обсуждении на Научно-консультативном совете при Верховном Суде РФ проекта постановления Пленума о практике применения судами законодательства об уклонении от уплаты налогов. Налоги, как известно, бывают федеральными, региональными и местными. УК должен исходить из первых. За уклонение от уплаты вторых
Налоговый кодекс РФ — как раз то федеральное законодательство, к которому отсылает УК [150] . При квалификации налоговых преступлений необходима ссылка на конкретные нормы Налогового кодекса. Без такой ссылки на неправомерность налоговых нарушений квалификация оказывается ошибочной. Налоговые законы, принимаемые субъектами Федерации, не должны противоречить федеральным.
Толкование Верховным Судом ст. 198, 199 УК РФ в Постановлении Пленума от 28 декабря 2006 г. «О практике применения судами уголовного законодательства об ответственности за налоговые преступления» представляется весьма спорным. В п. 1 сказано, что «ответственность по статьям 198 и 199 УК наступает в случае уклонения от уплаты как федеральных налогов и сборов, так и налогов субъектов РФ и местных налогов» [151] .
150
См. подробнее: Комментарий к Налоговому кодексу Российской Федерации. Часть первая. М., 2005.
151
ВВС РФ. 2007. № 3. С. 18.
В перспективе дальнейшего совершенствования УК желательно дать единую формулировку всех бланкетных статей Кодекса — термин «незаконное». Это позволит избирать для квалификации именно законы, а не подзаконные акты, и законы федерального статуса.
Законодателю не помешало бы тщательнее очерчивать круг бланкетных уголовно-правовых норм и степень бланкетизации соответствующих признаков. Допустим перевод нормы из полностью бланкетной в «полубланкетную». Максимально сокращать бланкетность при переходе к конструкции «полубланкетности», когда основные признаки бланкетности раскрываются в УК, а более конкретно они трактуются в нормах других отраслей права. Как это удачно сделано в УК 1996 г., например, при определении тяжести вреда здоровью, отграничив причинение вреда здоровью от побоев и истязаний. В УК 1960 г. нормы о тяжком, средней тяжести и легких телесных повреждениях были полностью бланкетными, отсылали к правилам их определения в судебно-медицинских подзаконных актах. Теперь основные признаки тяжести вреда здоровью названы в соответствующих статьях УК. Так, ст. 111 к тяжкому вреду здоровью относит вред, создающий опасность для жизни человека, потерю зрения, речи, слуха либо какого-либо органа или утрату органом его функции, прерывание беременности, заболевание наркоманией или токсикоманией, неизгладимое обезображивание лица, значительную стойкую утрату общей трудоспособности не менее чем на одну треть или заведомо для виновного полную утрату профессиональной трудоспособности.
В приведенной диспозиции альтернативно представлены конкретные признаки — прерывание беременности, потеря зрения, заболевание наркоманией и др., оценочные — обезображивание лица, и «полубланкетные» — стойкая утрата общей трудоспособности на одну треть. Для уяснения последнего признака назначается судебно-медицинская экспертиза. Она и определяет степень утраты общей и специальной трудоспособности. Суды прежде имели возможность оценить объективность заключений экспертизы. Действовали «Правила судебно-медицинского определения степени тяжести телесных повреждений», утвержденные приказом Минздрава СССР от 11 декабря 1978 г. Приказ министерства, конечно, не может быть источником федерального отраслевого законодательства, поэтому в заключениях судебно-медицинских экспертиз на эти правила не ссылаются, хотя de facto ими руководствуются. Десять лет действует УК РФ, большое число норм в нем о преступлениях против здоровья, однако федеральное законодательство о правилах определения степени утраты трудоспособности до сих пор Госдумой не принято. Нетрудно догадаться, что такие «дыры» в российском законодательстве представляют собой легальную криминогенность для коррупции и для квалификационных ошибок.
Само базовое законодательство иногда оказывается столь противоречивым и устаревшим, что влечет ошибки не просто в виде переквалификации деяний, а вынесения оправдательных приговоров за отсутствием составов преступлений в деянии подсудимых. Примером может служить громкое дело о нарушении правил трансплантации органов, по которому вынесены два оправдательных приговора, и внесен на них очередной протест прокурора.
Так, врачам горбольницы № 20 г. Москвы было предъявлено обвинение в приготовлении к умышленному убийству (ч. 1 ст. 30 и ч. 2 ст. 105 УК). Им инкриминировалось, что 11 апреля 2004 г. они пытались удалить почку у живого человека. Врачи-реаниматологи клинического госпиталя ГУВД Москвы, которые приехали в больницу, обнаружили, что поступившего туда с черепно-мозговой травмой Орехова готовили к забору почек. Пациент был еще живым, о чем свидетельствовали такие явные признаки жизни, как артериальное давление и сердечные сокращения. На теле больного уже были нарисованы линии для работы скальпелем. Это было первое дело такого рода в Москве, аналогичное расследовалось в Хабаровске.
Правильная квалификация определялась ответом на один буквально жизненно важный вопрос: был ли больной как человек уже мертв, но как донор еще жив. Такое хрупкое состояние между жизнью и смертью регламентируют специальные медицинские правила определения биологической смерти. Эти правила существуют, опубликованы в «Российской газете» и в зависимости от их соблюдения можно сказать, было ли в действиях
врачей приготовление к убийству. Очевидно, они нуждаются в уточнении, нужен самостоятельный модернизированный закон о трансплантации органов. Состава незаконной трансплантации органов УК РФ не содержит. Статья 120 наказывает за принуждение к Изъятию органов или тканей человека для трансплантации, совершенное с применением насилия либо с угрозой его применения. Пункт 4 ст. 1271 УК РФ регламентирует ответственность за торговлю людьми в целях изъятия у потерпевшего органов или тканей. Очевидно, нужна отдельная статья УК о незаконной трансплантации органов или тканей, повлекшей причинение вреда здоровью человека. Квалифицированным составом стало бы во второй части статьи причинение по неосторожности смерти человека. Квалифицировать незаконную трансплантацию как убийство или приготовление к нему неправильно, ибо у виновного должен быть прямой умысел на убийство и низменные мотивы. У трансплантаторов мотив иной — спасти нуждающегося в пересадке донорского органа человека.Квалификационным ошибкам способствует нечеткая регламентация волеизъявления больного или его близких относительно трансплантации. В мировой практике принято два варианта: согласие на трансплантацию со стороны больного или его близких, лучше, если оно документально оформлено, или если несогласие прямо не выражено. В России врачи-трансплантаторы исходят из презумпции согласия: отсутствие возражений означает согласие на трансплантацию. Федеральный закон от 12 января 1996 г. № 8-ФЗ «О погребении и похоронном деле», напротив, предусматривает презумпцию согласия. Статья 5 устанавливает, что волеизъявление лица о достойном отношении к его телу после смерти выражается в устной форме в присутствии свидетелей или в письменной форме, в том числе о согласии или несогласии на изъятие органов и (или) тканей из его тела. В результате коллизии вопрос решает одно лицо — руководитель учреждения, в котором производится забор тканей.
Российские трансплантаторы обоснованно сетуют на то, что нормативный вакуум в обеспечении правомерности трансплантации приводит к тому, что гибнут сотни тысяч людей, которых доноры могли бы спасти. Апеллировать надо и к правосознанию населения. Например, в Испании, где в эту работу подключилась церковь, на стенах храмов помещены таблички с призывами к прихожанам оставлять свои телесные органы на земле для помощи больным, так как на небе их тела не нужны.
Вынося второй раз оправдательный приговор врачам-трансплантаторам, суд установил, что у Орехова было три остановки сердца, он трижды был реанимирован, и только после того, как в последний раз его не удалось реанимировать, была констатирована его биологическая смерть. В приговоре отмечалось, что «врачи действовали в соответствии с возложенными на них обязанностями в пределах своих полномочий, а также в соответствии с законом». Аргументация могла быть убедительнее, если бы согласно правилам квалификации преступлений по бланкетным нормам в приговоре указывались конкретные нормы медицинского законодательства, которые не нарушили подсудимые. «Соответствие с законом» — как раз и не раскрыто.
Медицинское право, которое преподают в медицинских образовательных учреждениях, должно иметь своим предметом все отрасли законодательства, так или иначе относящиеся к здравоохранению. Традиционные основы здравоохранения РФ требуют расширения и модернизации. Разработка в перспективе комплексного Кодекса о здравоохранении представляется вполне реальной и актуальной. И тогда уголовно-правовые бланкетные статьи получат твердую федеральную законодательную основу и будут обеспечивать законность привлечения к ответственности за преступления в области медицинского обслуживания населения [152] .
152
См. подробнее: Медицинское право. СПб., 2004; Мапяева Е.О., Колосова В.И., Маляев КВ. Уголовно-правовые проблемы медицины. Н. Новгород, 2004; Крылова Н.Е. Уголовное право и биоэтика: проблемы, дискуссии, поиск решений. М., 2006.
Не менее сложна и проблема определения начала жизни человека. Еще в XIX в. Ф. Энгельс писал, что юристы всех стран веками бьются над вопросом отграничения аборта от детоубийства. В комментариях УК РФ решения разные, соответственно и квалификационные ошибки разные. Одни комментаторы признают началом жизни момент начала дыхания (а если новорожденный не начал дышать?), а другие — появление головки из чрева матери (а если плод выходит ногами или иначе?). Вопрос слишком серьезен, чтобы отдавать его решение логическим силлогизмам комментаторов. Нужна четкая правовая регламентация медицинского уголовного права, и тогда квалификационных ошибок будет меньше.
К бланкетным нормам, порождающим споры по квалификации, относятся статьи о разглашении государственной тайны, как одного из видов государственной измены (ст. 275 УК) и самостоятельного разглашения государственной тайны (ст. 283 УК). Кодификация этих норм как будто не вызывает возражений. Понятие государственной тайны и список сведений, составляющих государственную тайну, опубликован в Федеральном законе 1993 г. «О государственной тайне». Обновленный перечень сведений утвержден Указом Президента РФ «О перечне сведений, отнесенных к государственной тайне» [153] . Суду не требуется, казалось бы, всегда назначать экспертизу. Достаточно сослаться на законы, назвать норму и признать, что предмет преступления — сведения, составляющие государственную тайну, налицо. Но именно о предмете названных преступлений больше всего квалификационных вопросов. Начинают говорить о служебной тайне, тайне с ограничительным доступом, о подзаконных нормативах, связанных с оборотом документов, содержащих государственную тайну и пр. [154] .
153
Российская газета. 2006. 17 февр.
154
См подробнее: Мазуров В.А. Уголовно-правовая защита тайны: Автореф. дис… канд. юрид. наук. Томск, 2001.