Проблемы понимания международного терроризма: общетеоретический аспект

Вернемся к нашему риторическому вопросу: «А что из этого следует?» А следует вот что: как мы все с вами знаем, Россия очень богата горьким опытом, который был связан с актами террористической деятельности, начиная с чеченских войн в XX веке, продолжая такими актами террора в XXI веке как Норд-Ост, как трагедия в Беслане и заканчивая непосредственно событиями в Сирии. Наблюдая хронологию событий, в ходе которых Россия постоянно оттачивала способы борьбы с терроризмом, у россиян сформировался сильный и устойчивый дискурс, который включает в себя понятие самого террора, косвенное понятие международного терроризма, а так же конкретные пути решения таких острых вопросов.

И теперь для сравнения мы берем абсолютно любую страну: для примера можно даже вымышленную, такую как Атлантида. Или для примера, предположим Уругвай [33] . Уругвай – это страна, в которой никогда не происходило террористических актов, или происходили, но очень редко. И когда ей страна, вроде России пытается объяснить всю угрозу и опасность терроризма и предлагает объединить усилия для борьбы с этой самой угрозой, Уругвай теоретически попросту отказывается нас понимать, ибо дискурсу данной страны такой термин, как терроризм, а тем более международный терроризм попросту неведом. Вот на этих примерах мы можем убедиться в важности такой смысловой категории как дискурс.

33

Уругвай (исп. Uruguay), принятое в русском языке официальное название – Восточная Республика Уругвай (в значении Республика Восточного побережья реки Уругвай).

Но если мы будем проводить параллель дальше, то мы будем уже действовать в рамках международного юридического дискурса, так как все страны должны действовать в рамках одного правового поля и не переступать нормы международного права.

Боруленков Ю. П. в своей статье «Дискурс как метод юридического познания и доказывания» сформулировал понятия юридического дискурса в целом. Под ним он понимает юридический дискурс как – регламентированная определенными историческими и социокультурными кодами (традициями) смыслообразующая и воспроизводящая деятельность, направленная на формулирование норм, правовое закрепление (легитимацию), регулирование и контроль общественных отношений через устойчивую систему правовых норм. Далее он, развивая мысль продолжает: «Процессы смыслообразования, протекающие в рамках юридического дискурса, связываются с регулированием социальных отношений между индивидами и с полномочиями (легитимностью), свободами и ответственностями субъектов юридического дискурса» [34] . То есть в рамках данных размышлений мы можем наблюдать, что юридический дискурс выступает как мерило в сфере должного и сущего. С одной стороны он вбирает в себя национальные особенности менталитета того народа, где он непосредственно формируется, а с другой стороны он не может преступить рамки дозволенного которые обусловлены особой спецификой создания законов и законодательства в целом. Вследствие чего, образуется ряд очень серьезных проблем. Дискурс априори выступает свободной от всяческих скреп категорией, т. к. учитывает фактически весь исторический сложившийся опыт определенного этноса, то уместить его в ограниченную среду без потери изначального смысла для данной категории достаточно сложно.

34

Боруленков Ю. П. Дискурс как метод юридического познания и доказывания. Часть 1. Юридический дискурс как элемент формирования механизма социального контроля // Мировой судья. 2013. № 11.

Поэтому из этих размышлений мы переходим к следующему вопросу, который звучит так: «Как же прийти к сотрудничеству между различными странами, если дискурс этих стран настолько сильно отличается от других, что мы входим в рамки определенного недопонимания, которое длится на протяжении многих лет?». Ведь до сих пор нет четко выработанного определения международного терроризма, нет четких разграничений терроризма от других преступлений. И из-за этого все страны находятся в подвешенном состоянии и не могут действовать рационально и своевременно.

При этом общеизвестно, что в законодательстве и в решениях разных организаций установлены ограничения, конвенции и запреты. Например, в 2005 году принята Конвенция Совета Европы о предупреждении терроризма. Анализ данного документа нам показывает, что дефиниции терминов «международный терроризм» и «терроризм» в нём нет. Они все лишь дают определение террористического преступления. Несмотря на то, что существует между различными странами «договорная криминализация терроризма» [35] , которая в теории должна облегчать и увеличивать эффективность борьбы с терроризмом на месте, она тоже несет некоторые погрешности связанные с путаницей, которая возникает при попытке разграничивать политические преступления от терроризма. И как следствие этого, Россия до сих пор не смогла добиться выдачи чеченского террориста Закаева.

35

См.: Волеводз А. Г. Международно-правовая криминализация международного терроризма // Вестник Московского государственного института международных отношений (университет). 2014. № 2 (35). С. 150–160.

В итоге, исходя из выше сказанного, мы можем заявить, что мир сейчас находится в патовой ситуации. С одной стороны, ООН пытается довести до ума «Глобальную контртеррористическую стратегию» суть которой сводится к консолидации государств в борьбе с международным терроризмом путем попытки создания точного определения международного терроризма, а так же выделение объекта, субъекта, объективной стороны и субъективной стороны. С другой стороны, у каждой страны есть свой опыт по борьбе с террористической угрозой и соответственно у каждой страны существует свое антитеррористическое законодательство, в котором в той или иной мере уже указано или косвенно затронуто определение международного терроризма.

Как нам видится, на сегодняшний день прийти к соглашению и выработать единое определение международного терроризма, которое устроило бы все страны, и помогло бы объединить их усилия в рамках борьбы терроризма, попросту не представляется возможным. Во-первых, это проблемы дискурса, как социального явления, так и дискурса юридической формации. Во-вторых, как мы можем наблюдать по последним событиям в Сирии, а так же в связи с отказом некоторых стран в сотрудничестве с Россией, попытки для создания всеобъемлющего антитеррористического законодательства ООН остаются на сегодняшний день тщетными. На глобальном уровне в рамках ООН попытки выработки общепризнанного определения понятия «международный терроризм» предпринимаются начиная с Резолюции Генассамблеи ООН № 49/60 «Меры по ликвидации международного терроризма» 1994 г. [36] В ней определено, что «преступные акты, направленные или рассчитанные на создание обстановки террора среди широкой общественности, группы лиц или отдельных лиц в политических целях, ни при каких обстоятельствах не могут быть оправданы, какими бы ни были соображения политического, философского, идеологического, расового, этнического, религиозного или другого характера, которые могут приводиться в их оправдание».

36

См.: Меры по ликвидации международного терроризма. Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 49/60. Документ ООН A/RES/49/60, 17 February 1995.

Однако, как нам кажется, решение всё-таки есть, и кроется оно как раз в рамках международного юридического дискурса. Следовательно, под юридическим дискурсом мы понимаем смысл образующую, динамически развивающуюся деятельность российского народа, направленную на формирование актуального законодательства и соответствующего актуального понятийного аппарата путем консолидации совместных усилий в рамках обобщения национального опыта, для создания устойчивой парадигмы принятия рациональных решений и действий в рамках борьбы с терроризмом.

Именно достижение этой парадигмы и должно стать одной из основных целей, в рамках выполнения которой страны, несмотря на свои разногласия, смогут прийти к консенсусу. На данном этапе исторического развития нам кажется такой подход слишком идеализированным, но благодаря своей динамичной природе, он становиться актуальным на сегодняшний день как никогда. Миру просто необходимо связующие звено, которое будет объединять столь разные по социально-историческому развитию народы, для достижений общей бесспорно великой и важной цели. А именно объединение всех стран в рамках единого правого поля. После достижения этой цели, такая угроза как международный терроризм перестанет быть существенной.

Как мы видим, с помощью данной категории, мы сможем начать отвечать на определенные вопросы. В частности, мы сможем определять терроризм и международный терроризм как родовые динамические категории. Терроризм по своей природе динамическая родовая категория, которая плавно перетекает из эпохи в эпоху, и однозначного конкретного определения дать в таких условиях попросту невозможно. Однако если мы будем учитывать определенный дискурс, который складывается непосредственно в России в течение многих лет, мы сможем найти верное определение, которое будет отвечать сегодняшнему дню.

Данную дефиницию дискурса мы предлагаем закрепить в Федеральном законе от 06.03.2006 г. № 35-ФЗ (ред. от 18.04.2018 г.) «О противодействии терроризму».

Соответственно у Вас должен возникнуть вполне резонный вопрос: как данная дефиниция повлияет на антитеррористическое законодательство в целом? Считаем, что:

1. Данная дефиниция станет основой для создания полноценного антитеррористического законодательства, т. к. она предоставляет тот самый «пазл», которого не хватало для создания полноценного определения терроризма в целом, и международного терроризма в частности. Благодаря гибкости данной категории, с помощью нее можно охватить весь национальный опыт страны в борьбе с терроризмом, и данные определения будут отвечать террористической угрозе, не в будущем, не в прошлом, а в настоящем.