Пробуждение барса
Шрифт:
Вскоре Саакадзе убедился, что не только князья и Гульшари, но и он не знает царя.
На всем пути торжественного выезда Луарсаба заранее извещенные деревни, в которых останавливался царь, представляли необычное зрелище. Тбилисский гзири вместе с местным сборщиком облагали каждый дом натуральной данью для царского стола и всех сопровождающих на все время отдыха царя в этой деревне.
И вот на церковную площадь сгонялось стадо рогатого скота. Притаскивали кувшины с медом, сыром и маслом, отложенными на зиму. Стаскивали мешки с зерном, бурдюки, корзины с фруктами. Из собранного строго отделялась одиннадцатая часть для начальника замка Андукапара и мдиванбега, которого на этот раз заменял Шадиман. Законный доход за тяжелый труд, понесенный ими в пути, угонялся и увозился в замки Андукапара и Шадимана.
На все время пребывания царя все крестьяне обязаны были неотлучно находиться при царе, сидеть во время царской еды на почтительном расстоянии полукругом и остроумными речами, сказаниями, песнями и пляской выражать свою радость высокому гостю.
Луарсаб восхищен: патриархальный обычай прадедов им выполняется, и встреча царя с народом показывает незыблемое
Днем царя провожали разодетые толпы. Ночью по дороге крестьяне, подбадриваемые передовыми гзири, бежали впереди, освещая факелами торжественный путь.
И деревня после отъезда царя походила на пажити, опустошенные налетом саранчи.
Несмотря на красоту Гульшари и великолепие Нестан, несмотря на сотни жадных глаз других красавиц, Луарсаб все же заметил кислые улыбки крестьян, их странную радость и спрятанные глаза женщин.
И только приветливость царя умеряла ожесточение народа.
У колючих плетней, на поворотах, в садах Луарсаб усиленно расспрашивал крестьянок о причинах изнуренности, но напуганные женщины благодарили царя за доброту, а худы они «по желанию бога».
Разбрасывая кисеты, Луарсаб обещал обнародовать закон о применении муравьиных пыток к мужчинам, не умеющим вызывать на щеках женщин румянец. Крестьянки стыдливо прикладывали к губам палец, прятались в платки и тихо смеялись шуткам доброго царя.
Шадиман решил загладить неприятное впечатление и разослал по пути царского следования людей с соответствующим приказом.
И в деревне Руиси Луарсаб чуть с коня не упал от безудержного смеха. Захохотали надменные князья, визжали княгини, захлебывалась свита, надрывались чубукчи, тряслись телохранители, хихикала стража, фыркали копьеносцы, ржали кони… Вымазанные красной краской женщины и дети жалобно смотрели на веселый караван. Шадиман кусал губы, а недогадливый караван хохотал до слез, до изнеможения над диким обычаем Руиси.
На ночлеге, у пылающих костров, в искрах оранжевого вина и изменчивого веселья Саакадзе, улучив минуту, шепнул Нестан о находчивости Шадимана. Огорченная явным равнодушием царя, Нестан обрадовалась возможности ущемить родственника ведьмы.
Не случайно Георгий остановил выбор на Нестан. Он заметил восхищение ею Зураба Эристави и решил путем брака водворить Зураба в Метехи и этим ослабить влияние на царя Амилахвари и Шадимана.
Великолепный турнир завершил пребывание царя в Гори.
От восхода солнца до луны гремела зурна. От крепостных ворот до улицы Трех чинар толпились почетные амкары и мокалаке, ошеломленно глазели на роскошь картлийского царя, большое здание, отданное князьям, вызывало не меньшее изумление пышностью и многочисленностью разодетых слуг.
В доме богатого купца, отведенном Эристави, Саакадзе поместился со своим любимцем Зурабом и однажды ночью посоветовал влюбленному не вздыхать, а действовать: перед таким знатным мужем разве не расплавится сердце? Изумленный Зураб вскочил: откуда друг знает его волнение? Саакадзе засмеялся: разве трудно проследить, куда отворачивает голову неучтивый собеседник?
Пирует с горлицами Луарсаб на крепостном валу, под щитом царицы Тамар.
В круговой пляске чеканят ритм суровые плясуны. Звеня цинцилями, проплывают в тумане стройные горийки. И снова в тяжелые чары льются потоки вин.
Песни ширились, потрясая крепостной вал. Тонкие голоса подхватывались мощными басами, и оживали легенды о героях Грузии.
Из круга народных певцов вышел голубоглазый юноша, задорно встряхнул огненными кудрями и ударил по струнам чанги:
Буйно я встряхнул кудрями, грянул гром до Гуджарета,Подкрутил свой ус багровый, вся Кура огнем согрета.Затянуть собрался песню, распустилась роза лета.Струн коснулся только чанги, оживает песня эта.Гей! Послушайте, грузины, это было в век Тамар.Кто не знает из картвелов век царя царей Тамар?Вот однажды шел по Картли путь вдоль гор и рек Тамар.И с долин и гор стекался весь народ скорей к Тамар.За конем арабским беки, и паши, и агалары.И князья, и азнауры гарцевали. Видно, чарыРаздвигали гор ущелья, до копыт пригнув чинары,Вечерами били бубны, под зурну сдвигались чары.Но царю царей дороже звон мечей и пляска стрел.Отдает приказ, и лагерь черепками запестрел.На охоту! И в колчанах задрожали перья стрел,Переливом перьев берег злой Лиахвы запестрел.Меткость рук Тамар познали круторогие олени.Белогрудый сокол цаплю клювом бил до исступленья.Оробел медведь, и стал он на мохнатые колени.Волк седой бежал от страха за ограду поселенья.За зверьми летят джигиты, не щадя лихих коней,Но Тамар желает каждый, жадно думает о ней.Взор Тамар ночей чернее и белее белых дней.Холодней воды подземной, жарче солнечных огней.Где пируем мы, в то время пировали только тучи.Вместо башен Горисцихе подымались к небу кручи,Над Лиахвою клубился лишь один туман летучий,Да порой скалы осколок обрывался вниз, гремучий.На наездников не смотрит — изогнула бровь Тамар,Улетел любимый сокол, он презрел любовь Тамар,Он с добычей за рекою, на крутой горе, Тамар.И под звуки рога скачет витязь в серебре к Тамар.Прискакали агалары, и князья, и азнауры.Но не переплыть Лиахву, волны бешеные бурь.Перед кем дрожали тигры, от кого не скрылись туры,Кто врага сражал в сраженье, те стрелки стоят понуры.Их Тамар разит презреньем, в каждом слове острый яд.Говорит Тамар: "Любую тот получит из наград,Кто осилит бег Лиахвы, переплыв кипучий ад,Снимет сокола с вершины и вернется с ним назад".Был певец голубоглазый, на Тамар смотрел он прямо,Он встряхнул кудрями буйно, в реку бросился упрямо.Пусть ревет Лиахва гневно, но смельчак плывет все прямо.Высоко взлетает сокол, ловит сокола упрямо.Я отвагу восхваляю, за отважного я рад,Но певец не князь надменный, он богатством на богат.Он подарка не попросит, и взамен иных наградОн одной любви желает… И Тамар сулит агат,Бирюзу сулит и жемчуг божьей матери Гелата!«Погуби певца! Пусть сгинет! Все отдам — парчу и злато».Он плывет, поет о солнце, песня гордая крылата,Смотрит он из волн Лиахвы на Тамар, близка расплата.Зашумела буря гневно, грозный закипел поток,И певца швыряют волны, никнет сломанный росток.Унесен в Куру, в пучину… чей на свете горше рок?За несбывшееся счастье он на смерть себя обрек.Пронеслась гроза. И снова голубое небо тихо.И Тамар повелевает здесь построить Горисцихе…На горе, где непокорный сокол вдаль глядел, где вихорьСлил певца с волной, поныне видим крепость Горисцихе.Вот, грузины, струн сказанье про любовь пловца к Тамар,Крепость тучи подпирает, что пред нею смерч, Тамар?Торжествует жизнь! Помянем песнею певца Тамар.Выплыл в памяти он нашей, победил он смерть, Тамар!Саакадзе, схваченный стройными напевами, смотрел вниз на Гори, утопающий в зеленых садах. Георгий видел запутанные узенькие улички, маленькие дома, дымчатую чешую Лиахвы. В голубом воздухе неподвижно дремали прозрачные ветви яблонь.
Хвастали пышноусые горийцы плоскими мечами, хвастали чешуйчатыми кольчугами, отобранными у арабов, хвастали светлоглазыми мествире, перебирающими тонкими пaльцaми золоченые чанги. Слушал Луарсаб воинственные песни горийцев…
Солнце залило царский сад оранжево-лиловыми лучами. У темного пруда молчали черные лебеди.
Царь отдыхал, и двор, от покоев Луарсаба до дальних конюшен, замер.
Нестан взволнованно металась по душистой беседке, утопающей в сирени. Да, ясно, на аспарези Гульшари будет избранницей царя. Недаром Луарсаб помог ей взобраться на скалу. Это не случайно у Андукапара оказалось неотложное дело в ближайшей деревне… Гульшари оставалась одна…
Нестан порывисто бросилась навстречу Саакадзе.
— Ты придумал средство помешать Гульшари красоваться на аспарези рядом с царем?
— Придумал средство помочь княжне Орбелиани выйти с честью из неравного поединка. Не хочу скрывать, княжна. Не одной красотой нравишься. Твой живой ум покорил человека достойнее меня… Но поговорим о состязании…
— Скажи раньше, кем послан?
— Тебя любит Зураб Эристави.
Истерический смех оглушил беседку. Нестан хохотала до слез, до хрипоты, пересыпая смех злобными выкриками: не любит ли Нестан еще целая дружина уродов? А может, у Нугзара для нее найдется второй Баадур или теперь принято влюбляться неповоротливым медведям? Долго захлебывалась Нестан, наконец обратила внимание на Саакадзе, спокойно забавляющегося выдергиванием лепестков из пышной розы. Уж не шутит ли?
— Нет, княжна, не умею шутить над чужим сердцем. Много высыпала злых и недостойных тебя слов… Одни здесь. Будь благосклонна, выслушай откровенность друга, желающего избавить княжну Нестан от черной судьбы. Пусть мои слова будут горькими, но когда-нибудь поймешь: так мог говорить только преданный друг. Знаю, куда летит Нестан, но оглянись, сколько поднятых мечей готовы отрубить воздушные крылья. Неужели царица позволит такую женитьбу? Неужели князья допустят царя Картли заключить невыгодный брак? А власть Шадимана? Посмотри хорошо на Гульшари. Кто может сравниться с княгиней Амилахвари в средствах? А разве царица, Шадиман, почти весь Метехи не на стороне Гульшари? Где же прекрасной маленькой Нестан бороться с коронованными и некоронованными тиграми… Или княжну Орбелиани удовлетворяет более скромное место при царе? Такое охотно разрешат…
— Ты ошибаешься, Георгий, царица со мной ласкова и Луарсаб не совсем спокоен… Почему же и не питать надежды?
— Позволь, княжна, досказать. Почему обиделась на любовь Зураба? Разве владетели Эристави не полуцари? Разве богатству и могуществу Эристави не завидуют даже светлейшие? Или избранницу Зураба не ждет высокое место в Метехи? Кто осмелится не склонить головы перед невесткой Нугзара? Не беспокойся, Георгий Саакадзе клянется, Зураб, а не Баадур, наследует корону Эристави. Подумай, есть ли более блестящий случай удалиться с честью, прежде чем тебя попросят уйти? Уверен, одно из непременных условий Гульшари будет удаление из Метехи княжны Орбелиани.