Пробуждение Рафаэля
Шрифт:
Прокопио нехотя приподнял тяжёлые веки и заметил Паоло. Молодой человек наблюдал за тем, как он в буквальном смысле заставляет себя собраться: каждая часть его тела клянётся в верности своему флагу, руки и ноги — как не желающие подчиняться новобранцы. Сперва выпрямилась мускулистая шея и подняла разбитую прикладом голову; он убрал руку от кровоподтёков и опустил вместе с другой на колени. Отдохнув от усилий, которых это ему стоило, он пошевелил пальцами, распрямляя их, — суставы тоже в кровоподтёках и вздувшиеся, — и гримаса боли исказила его лицо.
— Вижу, вы справитесь, синьор Прокопио.
Паоло
— Это вам от ваших официантов.
Прокопио выдавил слабую улыбку и потянулся за бутылкой.
— Как там они, негодники, небось бездельничают, пока их босс под замком! — Он изучил этикетку и язвительно прошёлся насчёт того, что лучшее вино его коллеги приберегли для себя.
Паоло раздумывал, как половчее спросить о том, что его интересовало.
— Луиджи, один из копов, которые арестовали вас…
— Тот, что прихватил птицу?
— Никуда не годный коп — хотел стать оперным певцом. Мой друг со школы. Как бы то ни было, он сказал мне, что вы подписали бумаги, где говорится, что вы были пьяны, когда вы и полицейские… и ни слова о том, что пытались защитить немую. Почему?
— Скажем так, мне… посоветовали. Некие лица дали понять, что чем меньше я буду болтать об этом, тем будет лучше для меня.
— Луиджи рассказал, что вам угрожали превентивным заключением.
Прокопио открыл коробку с пирожными, избегая смотреть в глаза Паоло.
— Твой друг Луиджи слишком много болтает.
— Но что теперь с вами будет?
— Штраф, может, несколько месяцев в тюрьме, не более того. Почему тебя интересует моя судьба?
Паоло помолчал в нерешительности, а потом выпалил:
— Из-за Шарлотты. — Прежде чем Прокопио высказал то, что уже отразилось на его лице, Паоло добавил: — В этом аресте нет её вины. Вот почему я пришёл, по крайней мере поэтому тоже. Не Шарлотта выдала немую полиции, это сделал я… то есть не в буквальном смысле, но… это случилось, возможно, из-за того, что я проболтался… — Он опустил глаза и принялся ковырять щербатый стол испачканными в краске пальцами.
— Молодой канадке?
Паоло поднял глаза.
— Чтобы произвести на неё впечатление тем, как много ты знаешь? — Тень улыбки пробежала по лицу Прокопио. — Смазливая девчонка… Пытаешься привлечь её внимание, а она тебя не замечает, я прав?
— Откуда…
— Мне знакомо это чувство. Старо как мир. Всё у тебя получится, такой симпатичный паренёк, хорошее образование, хорошие перспективы.
— Хорошие не значит отличные.
— Так ты думаешь, что девчонка рассказала полиции о Муте?
— Может, Фабио… — Юноша пожал плечами. — Не знаю. Кто-то сказал кому-то, кто рассказал им… Главное то, что… если это была она — а я ни секунды не верю в это! — но если это была она, то она не желала ей зла.
Разбитое лицо Прокопио застыло маской недоверия.
— Вот так и совершается множество зла. Ради её же блага, скажи, чтобы она больше не вмешивалась. И ты тоже. Держись подальше.
— Что значит «не вмешивалась»?
В окошке появилось лицо Луиджи.
— кажи ей, чтобы была осторожна, и всё, — ответил Прокопио. —
В будущем не давала воли языку — и ты своему.Луиджи постучал в зарешечённое окошко, и Паоло встал.
— Принести ещё чего-нибудь?
— Нет, — ответил Прокопио. Потом, когда Паоло был уже у двери, скупо спросил: — Всё же, как она?
— Немая?
— Англичанка… Шарлотта.
— Очень плохо. Хотите что-нибудь передать ей?
— Скажи ей… Скажи, что я… — Он покачал головой. — Нет, ничего не говори. Вот что, Паоло, будь добр, если я не… если не получится так, как я рассчитываю, не мог бы ты позаботиться, чтобы Бальдассар попал к этому шельме Примо?
— Ваша старая охотничья собака? — Даже Паоло слыхал, как Прокопио любил пса.
Прокопио кивнул:
— Примо обожает трюфели и… Короче, моей старой тётке будет не по силам справиться с Бальдассаром.
Паоло хотелось о многом спросить Шарлотту, многое ей рассказать, когда она наконец появилась на работе во дворце, но по её лицу и поведению он понял, что ещё рано, она не вполне пришла в себя. Мало того что никак не объяснила своё отсутствие, но и была необычно тиха. Под лёгким загаром, появившимся после нескольких недель пребывания под итальянским солнцем, её кожа была землистой, стянувшейся вокруг губ и у спокойных голубых глаз, от румянца на щеках не осталось и следа.
— Приятно видеть вас снова, — встретил он её осторожными словами.
— Я заварю вам чаю, — обрадовалась ей Анна.
Пока Анна заваривала наверху чай, Паоло сказал Шарлотте, что ей нужно пойти проведать Франческо Прокопио.
— Он очень переживает из-за того, что наговорил вам.
— Как я могу начать…
— Вам не придётся ничего объяснять. Я признался ему, что вина за арест целиком лежит на мне, потому что я… потому что я разговаривал с… другом… Представить не мог, что они выдадут мой секрет.
«И я не могла», — подумала Шарлотта.
— А теперь подбодрю вас! Знаете, что Луиджи спас ту певчую птичку, которая была в подвале у немой? Так вот он говорит, она щебечет не переставая и все в полицейском участке уже с ума сходят, но не знают, что с ней делать. В полицейском уставе нет ничего о канарейках.
Его попытка поднять ей настроение не возымела успеха.
— У Прокопио достаточно других друзей, коллег по работе, которые навестят его, — ответила она.
— Словами делу не поможешь, так говорят у вас в Англии? Таково отношение к закону у многих в Италии, не только людей старшего поколения. Мы неспроста опасаемся даже приближаться к тюрьме. Никогда не знаешь, как это отразится на тебе. Однако если решите навестить Прокопио…
— Я подумаю над этим, Паоло… Но сначала мне нужно сделать кое-что ещё.
— Дело вот в чем… Не хотелось упоминать об этом раньше, но Прокопио… ну, если ждёте от него свидетельских показаний, подтверждающих то, что произошло при аресте немой, то он не станет давать их.
— Что вы имеете в виду? Почему не станет?
— Он даже не собирается оспаривать обвинения, выдвинутые против него, только и скажет, что был пьян, потому что иначе ему угрожают custodia caasterale… превентивным заключением… что означает, его могут держать в тюрьме три года без предъявления обвинения.