Пробуждение тигра - исцеление травмы

Без осознавания у нас нет выбора

Попробуйте освободить свой двор от плюща, кустов ежевики или бамбука, просто срезав их у самой земли. Любой, кто пробовал это, знает, что сделать это невозможно. С некоторыми вещами можно справиться, лишь уничтожив их корни. Травма — одна из таких вещей. Когда происходят повторные проигрывания, мы часто рассматриваем результирующее поведение как «отыгрывание вовне» («acting out»). Эти слова хорошо подобраны. Оно называется «отыгрыванием вовне», потому что не является реальным. Что-то еще на самом деле лежит в его основе — что-то, что сам человек не осознает.

Как мы обсуждали ранее, отыгрывание вовне предоставляет организму временное облегчение. Действия сами по себе предоставляют выход для избыточной энергии, генерируемой постоянно действующим циклом возбуждения. Химические вещества, вырабатывающие адреналин, и наркотические эндорфины выпускаются в тело. В то же время организм в состоянии избежать переживания ошеломляющих эмоций и ощущений, которые могли бы сопровождать реальное событие. Отрицательная сторона состоит в том, что, следуя этим запрограммированным действиям, человек очень редко получает возможность испытать что-либо новое или оригинальное. Мало кто из разумных людей сделал бы выбор прожить свою жизнь в тисках травмы, постоянно отыгрывая вовне и оживляя вновь экстремальные переживания.

Повторное проигрывание против повторного преодоления

В основе любого повторного проигрывания всегда будут лежать неосознаваемые модели событий и убеждения, которые, по-видимому, имеют достаточную власть, чтобы создавать наши переживания согласно своим предписаниям. Это навязчивое повторение не является «преднамеренным» в обычном смысле. Преднамеренные действия обычно требуют некоторой сознательности, компонента, который не играет большой роли в повторном проигрывании. При проигрывании человеческий организм не полностью осознает побуждения и мотивы своего поведения, и, следовательно, он оперирует в режиме, который похож на режим рептилиевого мозга. Он просто делает то, что делает.

Повторное проигрывание представляет собой попытку организма завершить естественный цикл активации и дезактивации, который сопровождает реакцию на угрозу в животном мире. В мире животных активация часто разряжается через бегство или борьбу — или через другое активное поведение, которое приносит успешное завершение конфронтации, несущей потенциальную угрозу жизни. Если исходное событие требовало стратегии активного бегства, то повторные проигрывания, которые стремятся к тому же, не должны оказаться сюрпризом для нас.

Так как мы являемся людьми, мы подвержены травматизации в той степени, которая не присуща животным. Ключ к выходу из этого, на первый взгляд неразрешимого затруднения заключен в качестве, которое яснее всего отличает нас от животных — в нашей способности сознательно осознавать свое внутреннее переживание. Когда мы можем, как Джек, замедляться и переживать все элементы ощущения и чувства, которые сопровождают наши травматические паттерны, позволяя им завершиться до того, как мы продолжим движение, мы начинаем открывать и трансформировать те побуждения и мотивы, которые иначе вынудили бы нас вновь воспроизводить травматические события. Сознательная осознанность, достигаемая посредством телесно ощущаемого чувствования, обеспечивает нам мягкую энергетическую разрядку, настолько же эффективную, как и та, которую достигают животные посредством действия. Это и есть повторное преодоление.

В театре своего тела

Возбуждение становится хроническим в результате экстремальных ощущений и эмоций, имеющих внутренний источник. В этом и есть причина того, что травма может и должна быть преобразована через внутреннюю работу с ней. При повторном проигрывании весь мир может стать нашей сценой.

В ущерб себе, мы живем в культуре, которая не почитает внутренний мир. Во многих культурах внутренний мир мечтаний, чувств, образов и ощущений считается священным. Однако, большинство из нас осознают его существование лишь периферийно. У нас мало или вовсе нет опыта того, как находить свой путь в этом внутреннем ландшафте. Поэтому, когда наше переживание требует этого, мы оказываемся неподготовленными. Вместо того, чтобы умело преодолеть его, если мы вообще попытаемся сделать это, мы, скорее всего, будем повторно его проигрывать.

Однако, проявив терпение и внимание, те паттерны, которые направляют повторное проигрывание, могут быть демонтированы, чтобы мы снова получили доступ к бесконечным оттенкам чувств и поведенческих реакций, которые мы способны проявлять. Когда мы поймем, как травма начинается и развивается, мы должны научиться познавать себя посредством телесно ощущаемого чувствования. Вся информация, необходимая нам для того, чтобы начать повторное преодоление травмы, доступна для нас. Наши тела (инстинкты) расскажут нам, где находятся блоки, и когда мы движемся слишком быстро. Наш интеллект может сообщить нам, как регулировать переживания так, чтобы мы не были шокированы. Когда эти мозговые функции будут работать в единстве, мы сможем установить особые взаимоотношения между основным потоком наших внутренних переживаний и смятением травмы. Двигаясь медленно и на каждом шагу позволяя переживанию развернуться, мы сможем усвоить не ассимилированные аспекты травматического переживания до такой степени, что мы сможем их переносить.

В театре нашего тела травма может быть трансформирована. Раздробленные элементы, которые сохраняют травматические эмоции и поведения, могут быть завершены, интегрированы и снова могут образовать единое целое. Вместе с этой целостностью приходит ощущение владения собой и завершенности.

Постскриптум: как далеко во времени и пространстве?

Никакое обсуждение повторного проигрывания не было бы полным без признания, по крайней мере, одного интригующего аспекта травматического повторения, который не поддается объяснению. Конкретно, я имею в виду те воспроизведения травматических событий, которые могут быть прослежены в истории семьи на протяжении нескольких поколений.

Недавно в учебном классе меня попросили встретиться с молодой девушкой, «Келли», участвовавшей в крушении самолета в Сиу Сити (на котором основан сюжет фильма «Бесстрашные» («Fearless»)). Во время полета по маршруту Денвер — Чикаго в самолете взрывной волной был разрушен двигатель. Самолет накренился и стал отвесно падать вниз под таким острым углом, что штопор казался неизбежным. Удивительно, что пилот, Эл Хейнес, удержал самолет от вхождения в штопор и смог совершить аварийную посадку. При ударе об землю, самолет разбился на части. Куски горящего фюзеляжа разлетелись по соседним кукурузным полям. Это драматичное событие было запечатлено одним из самых известных видеографов-любителей нашего десятилетия. Келли спаслась: оказавшись запертой в разрушенной секции самолета, она выползла сквозь запутанный лабиринт металла и проводов к лучам света.

Во время нашей совместной работы, Келли медленно и постепенно заново преодолевала ужас крушения. Когда мы пошли к тем ее переживаниям, которые она испытала в момент удара, Келли услышала голоса своего отца и деда, которые кричали: «Не жди, иди сейчас же! Иди к свету. Выберись отсюда до вспышки». Она послушалась. Оба и отец, и дед Келли выжили в разных крушениях самолета. Оба мужчины еле-еле избежали смерти, покинув обломки сразу же, как только самолет ударился о землю.

Скорее всего, Келли слышала рассказы о том, что пережили ее отец и дед, и эти истории могли сильно помочь ей понять, что нужно сделать, когда самолет упал вниз. Но как насчет других ее переживаний? Крушения самолетов очень хорошо освещаются средствами массовой информации. Они часто затрагивают жизни сотен людей одновременно, но, в целом, не многие из нас имеют хотя бы одного родственника, который участвовал в крушении самолета, не говоря уже о трех. Далее следует рассмотреть природу этого события. Автомобильная авария довольно легко может быть приписана минутной неосознанности, даже та, в которой неосознающий человек, казалось бы, не виновен. Но далеко за пределы вероятного выходит предположение о том, что крушение самолета может произойти подобным образом.

Я слышал несколько историй такого рода, рассказанных клиентами и друзьями. На протяжении поколений происходят события, имеющие поразительно совпадающие элементы. В некоторых случаях эти совпадения могут быть, по меньшей мер, отчасти приписаны тому способу действия, который сформировался у детей под влиянием семейных мифов и паттернов. Другие совпадения (особенно когда в трагедию такой величины вовлечены большие группы людей) невозможно объяснить. Я оставляю дальнейшие комментарии Роду Серлингу, но все же удивляюсь, насколько далеко на самом деле простираются паттерны травматического шока.